– Запомни: не раскрывай рта! Твои слова способны испортить… вообще все.
– Поучи меня еще, – буркнул он, но цветок аккуратно срезал перочинным ножом. – Вечером придешь в нашу комнату отдыха. И принеси доклад. Свободна.
Поначалу я хотела взбрыкнуть, но Тамина, моя обворожительная и темпераментная соседка, весьма некстати затеяла романтическую встречу в нашей комнате. Чтобы не мешать ей, я прихватила свою печатную машинку и поплелась на четвертый этаж.
Этика
Для студентов старших курсов в обоих корпусах отвели семь комнат отдыха, с удобными креслами, настольными играми, музыкальными автоматами. Кое-где и мебель изрядно просела, и для развлечений ничего не осталось, однако банда Марка отхватила самое роскошное помещение на четвертом этаже главного корпуса. В прежние времена здесь заседали студенты из элитных кружков, юные мыслители, а теперь – не слишком одаренные детки богатеев. Даже бильярдный стол притащили, а из-за вечного полумрака создавалось ощущение, что ты попал в джентльменскую сигарную.
Когда я вошла, в комнате увидела только двух приятелей Марка: Вениамин и Нестор в углу играли в карты. Под негромкую трескотню однокурсников я расчехлила машинку, выровняла лист и начала печатать. Каюсь, работа шла со скрипом. В глаза точно песку насыпали, и некоторые строчки приходилось перечитывать дважды, чтобы вовремя заметить опечатки. В последние дни учеба давалась мне с трудом, сложно было сосредоточиться, и, что еще хуже, у меня начались проблемы со сном. То бессонница одолеет, то наоборот готова под стол свалиться. А еще домашнюю работу приходится делать за двоих!
Свой доклад я закончила первым и отложила в сторону. Пришло время накатать что-нибудь для «скорпиона». Я раздумывала над вступлением и разминала шею, когда ко мне подошел Нестор.
– Вишневого ликеру? Для вдохновения.
В руках он держал играющую бликами бутылку из темного стекла и пузатый бокал. В таких ликер не подают… Я покачала головой и решила не вдаваться в особенности столового этикета.
– Сами пейте эту приторную дрянь.
– А конфету будешь?
Мне не полагалось, в балетной группе с рационом было строго, но истинная любовь сильнее всего на свете, даже диеты. Стряхнув оцепенение с плеч, я подошла к игорному столу и запустила руку в коробку с шоколадом. На каждой конфетке красовалась золотая птичка, один вид которой вызывал улыбку. Шоколад моего папы! Только он делает такую вкусную начинку. Как все же жаль, что я не унаследовала его таланты. Надеюсь, они раскроются в Соне, моей сестренке.
Нестор подмигнул мне, перетасовывая колоду.
– Заканчивай поскорее, сыграем. Вдвоем скучно.
– Постараюсь.
С зажатой в зубах конфетой я вернулась к докладу для Марка. Минорное клацанье клавиш убаюкивало. Невольные опечатки заставляли меня морщиться, но они же придавали достоверности работе, которую вроде как писал Его Невежество. На третьей странице моя голова уже опасно клонилась к столу. Кажется, я даже всхрапнула, и именно этот звук помог очнуться. Я потерла глаза и решила закончить доклад куцым и невыразительным заключением: «Вредить людям плохо, но плохие люди не в счет». Сойдет.
Марк появился в комнате отдыха, когда я уже скрепляла сложенные стопкой листы.
– Мой доклад где? – потребовал он.
– В Барашевской слободе, – гундосо отозвалась я и зевнула. – Давай печать.
Каждому студенту на пятом курсе выдавали именную печать, и вместо подписи в своих работах и различных документах мы оставляли уникальные оттиски.
– Заканчивай, уже принесли еду.
Я нетерпеливо на него цыкнула, зевнула в кулак и начала запихивать машинку в чехол.
В моменты редкого благодушия Марк заставлял меня оставаться и на посиделки с его компанией. Пару раз я играла с ними в карты и даже ела гречневые блины с сырной начинкой. В тринадцать лет я жутко боялась своим отказом испортить настроение личному деспоту, однако за три года и к тюремщикам привыкаешь, поэтому я приучилась разговаривать с Марком и его друзьями без дрожи в голосе и коленях.
Подхватив тяжелую сумку, я направилась к столу, за которым трапезничали представители местной элиты. Кушанья словно прислали из ресторана Палкиных, для полноты картины не хватало лишь мрачно взирающего на нас запеченного осетра.
– Держи, – сказала я и шлепнула Марка по плечу стопкой листов. – Я пошла спать.
– Посиди с нами, – предложил Нестор, который щедро накладывал на свою тарелку запеченное мясо. – Других барышень мы сегодня не звали, а без женского общества заскучаем.
– Она не барышня, – отрезал Марк. – Она представительница класса амфибий.
– Я так устала, что не могу с тобой ругаться, – простонала я. – Спокойной ночи.
– Ладно, иди, – нетерпеливо буркнул он. – Слабачка. Вот, держи.
Он протянул мне вазочку с клубникой в шоколаде. Чудненько, вот и витамины.
– Спасибо, – сказала я, принимая угощение, и зашагала к двери.
– Не всю же! – воскликнул Марк мне вслед. – Эй!
– Пока!
– Верни мою клуб… Да и черт с тобой.
Уже через два дня мы встретились на этике. Во время уроков Марк и я даже не здоровались: я сидела со своими друзьями в одном углу аудитории, а он со своей шайкой – в другом. Наша молоденькая и симпатичная несмотря на болезненную худобу преподавательница Элла Францевна начала занятие с того, что раздала нам проверенные работы. Когда она проходила мимо моей парты, обронила вполголоса:
– Слабенько на этот раз. Кажется, вы не слишком старались.
С раскрытым от негодования ртом я схватила свой доклад, который уже на первой странице поблескивал красными чернилами. Первое же примечание все прояснило, и я едва не зарычала от злости на весь мир. В своем полудремотном состоянии в тот унылый вечер я перепутала печати и оставила свой оттиск на докладе, предназначенном для Марка!
А Элла Францевна уже на все лады расхваливала доклад за авторством господина Стрельцова. У меня от ярости чуть дым из ушей не пошел.
– Как вам в голову пришла идея взглянуть на проблему именно с этой стороны?
Марк не вставая со стула (как того требовал студенческий этикет, между прочим!) развел руками.
– Я нашел интересные материалы в библиотеке. И у меня были собственные наработки.
То, что он врал, да так гладко, окончательно лишило меня дара речи. Стискивая в кулаке карандаш, я обернулась через плечо. Марк перехватил мой взгляд и ухмыльнулся. Довольный какой. Конечно, он и раньше пользовался результатами моего труда, но прежде не лишал меня академического триумфа. Придушу лентяя!
Едва отзвенел колокол, я схватила вещи и поспешила к двери, но Элле Францевной вздумалось остановить меня.
– Госпожа Алчевская, задержитесь, будьте любезны.
Я повернулась к ней и упустила момент, когда Марк выскользнул в коридор. Предатель. Ну ничего, я еще…
Преподавательница выразительно кашлянула, и я вытянулась по струнке.
– Госпожа Алевская, – заговорила Элла Францевна, торопливо протирая дужку очков кружевным платком. – Я весьма разочарована вашей работой… Потому только, что знаю, что вы способны на большее. Вы не раз это демонстрировали. Что случилось?
– Простите, дело в том…
– Я понимаю, вы теперь в таком возрасте… – с придыханием и с замогильными нотками в голосе продолжила преподавательница. – И ваше увлечение балетом, наверняка, отнимает слишком много времени.
Она неодобрительно повела носом. Кто бы сомневался, что она презирает балет.
– Но вы всегда казались мне разумной. Для девушки, даже такой юной, есть занятия важнее, нежели дрыганье ногами у станка. И потом, балетные достижения ваш табель не украсят.
Я готова была провалиться сквозь землю от унижения. Элла Францевна с таким же успехом могла бы назвать меня пустоголовой или вертихвосткой. Обрадовало лишь то, что лекция не затянулась. Получив дозволение уйти, я вышла из класса и бегом бросилась в главный коридор. Там, у одной из испещренных трещинами колонн, стоял Марк и беседовал со своей златовлаской. Я остановилась неподалеку, пытаясь взглядом привлечь его внимание.