– Ты завладел моим сердцем. Душой. До конца вечности для меня не будет другого мужчины. Я принадлежу тебе, даже если мы не сможем быть вместе. Разве этого недостаточно? Знать, что ты и только ты держишь мое сердце в своих руках? Если бы я могла дать тебе больше, я бы сделала это, но не стану подвергать опасности тебя и тех, кого люблю и защищаю, отдавая тебе последнее.

Его взгляд смягчился, а горло сжалось; казалось, Ликан с трудом подбирал слова.

– Во всем этом огромном мире не найдется такой женщины, как ты, Эванджелина. Я спрячу тебя, уйду в царство людей и оставлю все это в прошлом, если ты пойдешь со мной.

Ее ресницы затрепетали, и Ликан поднял руку, чтобы смахнуть одинокую слезу.

– Я не могу. У меня, как и у тебя, есть обязанности. Семья, нуждающаяся в твоей заботе, – люди, которых ты любишь. Они окажутся в опасности, если ты уйдешь.

Он медленно придвинулся к ней. Эванджелина оказалась зажатой между стеной и крепким мускулистым телом короля-оборотня.

– Я все это знаю, но это не значит, что не могу желать большего. Мечтать о жизни, свободной от обязанностей. Желать быть с единственной душой, что поет в унисон с моей собственной. – Ликан снова прижался губами к ее шее, вдыхая аромат Эванджелины.

Не в силах больше сдерживаться, она медленно обхватила ладонями лицо Ликана, позволив пальцам пробежаться по заросшей щетиной линии подбородка, почувствовать жар его крови под смуглой кожей.

Они стояли там, вдыхая запах друг друга, наслаждаясь моментом и мечтая о большем. Время, проведенное вместе, станет воспоминанием, которое они сохранят, чтобы согреваться им холодными зимними ночами.

– Ликан.

– Любовь моя, – прошептал он.

У Эванджелины перехватило дыхание, она с трудом выдавила слова:

– Ты обещаешь мне? Я должна знать, что будет тот, кто остановит Эдмунда, если для этого вдруг настанет время. Ребенок незаконнорожденный, но Оракул поведала о силе, что заключена в нем, – силе, которая однажды сможет бросить вызов силе Эдмунда.

Из его груди вырвался тяжелый вздох, казалось, Ликан изо всех сил пытался заставить себя пошевелиться, отступить назад.

Жар мгновенно пропал, ее руки соскользнули с его лица, глаза наполнились слезами при мысли о том, что она потеряла. О том, от чего должна отказаться, чтобы спасти тех, кого любит.

– Эти слезы говорят, что за всем этим кроется нечто большее, чем ты рассказала.

Он провел большим пальцем по ее щеке и поймал соленую каплю.

– Мы не сможем встретиться снова, Ликан, – сквозь слезы произнесла Эванджелина. – Брат всегда подозревал, что моего мужа в битве у оврага убили не испуганные жители материковой деревни. Я знаю, ты убил его за то, что он сделал со мной, но твой гнев не ускользнул от внимания Стирлинга. Он не дурак и не до конца поверил в клятву никогда больше не выходить замуж и игру в скорбящую вдову. Брат знает, что между мной и тобой что-то есть, и он прикончит нас обоих. Перемирие – это одно, но согласие на брак по любви между вампиром и оборотнем? Ни за что. Я забочусь не о себе, а о тех, кто нуждается во мне. И о тебе. Не хочу, чтобы тебе навредили из-за меня, ни за что на свете.

Волчий король склонил голову, затем медленно, очень медленно опустился на колени.

– Прожить жизнь без тебя, Эванджелина, сердце мое? Такие, как я, не способны жить вдали от своей половинки. Нам не суждено жить без той, что заставляет волка выть от радости.

Эванджелина до крови прикусила нижнюю губу, но даже этого было недостаточно, чтобы удержаться от движения. Она упала перед ним на колени.

– Мой волчий король, не будет и дня, когда мысль о тебе не посетит меня, когда не захочу, чтобы ты был рядом. – Эванджелина тщетно пыталась сдержать слезы – они текли по ее щекам, заливая шелковый верх платья. – Я буду любоваться тобой во снах каждую ночь, буду держаться за тебя там. Потому что только там мы можем быть вместе. Только во сне я могу быть самой собой, рассказать, как мое сердце взывает к тебе. И бьется лишь для тебя одного.

Эванджелина притянула его лоб к своему. Минуты пролетали слишком быстро, она знала, что должна уйти. Скоро взойдет солнце, а здесь, на Территории Волков, у нее не было никакой защиты от него.

Стук в дверь нарушил момент.

– Мой король. До рассвета остался час, – раздался грубый голос по ту сторону двери.

Ликан провел ладонями по ее лицу, пытаясь остановить текущие слезы, но это было ему не под силу.

– Если б мог, я бы перевернул ради тебя звезды и луну, – мягко признался он, – но если единственное, о чем ты меня просишь, – защитить ребенка, тогда я изо всех сил постараюсь исполнить твою просьбу. Мы найдем способ уберечь его от солнца.

Эванджелина взяла Ликана за руки и встала, поднявшись одним грациозным рывком. Она всеми силами старалась вернуть себе утраченное самообладание. Настал страшный момент. Пришло время стать герцогиней, которой ее всю жизнь готовили быть. Подавить эмоции, взять себя в руки. Позаботиться о тех, кто не может защитить себя сам.

И все же Эванджелина цеплялась за его грубые руки, как за спасательный круг, от которого еще не была готова оттолкнуться.

– Она не нуждается в защите от солнца. Ребенок рожден человеческой женщиной.

Глаза Ликана расширились.

– Какая редкость.

Она повысила голос, позвав свою горничную:

– Анна, войди и возьми с собой нашу малышку.

Боковая дверь распахнулась, и в комнату вошла молодая женщина с закутанным малышом на руках.

Эванджелина медленно отпустила руки короля и шагнула к служанке.

– Иди ко мне, моя дорогая. – Она протянула руки, и ребенок потянулся к ней, широкая улыбка расплылась по благословенному, как у херувима, лицу.

Эванджелина позволила себе в последний раз сжать малышку в объятиях и поцеловать, затем повернулась к королю.

– Ваше Величество.

Словно по сигналу, ребенок, хихикая, помахал Ликану рукой.

– Пивет.

Его взгляд смягчился, он покачал головой.

– Ты поставила передо мной ужасную задачу, Эванджелина.

– Знаю. – Она судорожно вздохнула. – Я напишу, если смогу. Постараюсь не терять связь с тобой. Помогать.

Глаза Ликона метнулись к ней, между ними промелькнуло невысказанное понимание. Эванджелина напишет ребенку и ему самому.

Опасная переписка.

Подойдя вплотную к королю, она коснулась ребенка, и по ее щекам потекли новые слезы.

– Мама?

Ликан замер и вопросительно уставился на нее.

Эванджелина опустила голову и отступила назад, сжав руки Анны.

– Я воспитала этого ребенка как собственного. Я отдаю тебе вторую половинку своего сердца, Ликан. Ты единственный, кому я доверяю.

Ты единственный, кого я люблю.

Поведали ли ее глаза о том, что она должна была сказать раньше?

Он наклонил голову в ее сторону, когда Анна потянула Эванджелину к двери.

– Герцогиня, скоро взойдет солнце, мы должны идти. Сейчас же.

И каждый шаг отдалял ее от тех, кого она любила больше всего на свете.

Тех, кого она больше никогда не увидит…

Проклятье, время на исходе.

Дождь хлестал по лицу, пока мы мчались сквозь ускользавшую ночь: Бетани – справа от меня, а Уильям, первый в очереди на вампирский трон, – слева. Он должен пережить эту ночь. Его голова качнулась, подбородок коснулся груди, из носа потекла тонкая струйка крови.

– Уилл? – вскрикнула я, перекрывая стук копыт и свист ветра.

Он пошатнулся, и его тело накренилось, завалилось набок, как корабль во время шторма.

Бетани вскрикнула, но она была недостаточно близко, чтобы удержать его от падения.

Я прижала правую ногу к боку Хавок, и лошадь придвинулась к Уиллу и его скакуну. Протянув руку, я схватила наследника за руку, когда он чуть не свалился, и, стиснув зубы, попыталась удержать в седле. Едва ли. Он был невысокого роста, но я не знала, как долго смогу сохранять его тело в вертикальном положении.