– Чего это вы вдвоем пойдете? – возмутился Сильвестров. – Я тоже, пожалуй, пойду.

– Да и я хочу посмотреть, – откликнулся Михаил Березин.

Больше всех была напугана происходящим самая младшая из нашей компании – Лерочка.

– Давайте не пойдем туда! – попросила она дрожащим голосом. – Отправимся по третьему проходу. Может быть, именно там есть выход.

Ее старшая сестра Евгения, успокаивая Валерию, рассудительным тоном проговорила:

– Раз уж мы здесь находимся, Лерочка, нам нужно обследовать все залы и коридоры. Если третий проход тянется на большое расстояние, и мы не найдем выхода, глупо же будет возвращаться назад и осматривать эту комнату.

– Кто не хочет, может оставаться здесь! – отрезал пузатый Сильвестров, очертания брюха которого были видны в темноте.

– Ну уж нет, – возразила Мария Тропинина. – Я пойду вместе со всеми. Мне тоже интересно взглянуть, что там нашел Егор.

– Конечно, все вместе пойдем! – поддержал женщину‐хлорофитум Березин.

– Ну тогда я тоже пойду, – обиженно пробормотала Лерочка. – Жутко здесь оставаться одной, рядом с трупом Константина.

– Тогда пошли! – махнул я рукой. – Давай, Егор, показывай свою находку.

Егор первым вошел в коридор. Когда туда же втянулась большая часть нашей группы, включив фонарик, двинулся и я. Сзади сопел очкарик Михаил Березин, впереди шла Мария Тропинина, и я, приподняв фонарик над головой, светил им так, чтобы было видно дорогу и мне, и ей, и идущим сзади.

Коридор постепенно сужался, и в конце его пришлось передвигаться уже боком, а последнюю пару метров и вовсе протискиваться. Затем неожиданно открылось большое пространство, в которое шагнула Тропинина, а следом за ней и я. При свете двух фонариков – моего и Егора – наша группа, столпившаяся у входа в зал, стала оглядываться.

Это был грот правильной прямоугольной формы, вытянутой вправо и влево, с относительно ровными стенами и потолком. На какой‐либо выход отсюда, кроме того, через который мы сюда проникли, рассчитывать не приходилось, так что путь к спасению отсюда нам заказан, оставалось лишь удовлетворить свое любопытство и осмотреть его.

В левом углу стояло нечто подобное полуразвалившейся кровати, прямо напротив на стене висел старинный масляный светильник, под ним стоял грубо сколоченный стол, на нем – деревянная чернильница, какой‐то продолговатый предмет, похожий на тубус, деревянная миска, ложка, рядом со столом лавка, а сбоку от нее на полу лежал скелет. Пол пещеры был покрыт толстым слоем пыли, с потолка кое‐где свисали сталактиты.

– Неандерталец, что ли? Пещерный человек? – предположила Лера.

Стоявший рядом с нею Михаил Березин хмыкнул:

– Для неандертальца он жил в слишком комфортных условиях. – Нет, Лерочка, этот человек жил тысяч на сто сорок, а то и позже неандертальца или, по-иному, палеоантропа.

Михаил Березин, приблизился к столу и с живейшим интересом принялся разглядывать находившиеся на нем предметы, затем взял цилиндр, действительно оказавшийся тубусом, и разъединил его. На стол выпал скрученный в трубочку лист бумаги.

Мы все тоже приблизились к столу и сгрудились вокруг него, с любопытством разглядывая его.

– Интересно, что это такое? – пробормотал Березин, разворачивая свиток.

Бумага была плотной, грубой, но от времени уже истонченной и полуистлевшей по краям. На ней выцветшими чернилами был написан убористым почерком приличных размеров текст на латинице.

– На испанском, похоже, написано, – предположила Саша Смольникова.

– На кастильском, – поправила ее Мария Тропинина и сунула свою голову с пегими волосами между плотно стоявшими Николаем Сильвестровым и Егором Тепляковым, желая лучше рассмотреть находку.

Она закрыла свет от фонарика Егора, и я опустил руку ниже, чтобы луч от моего фонарика падал на свиток.

– А в чем разница? – поинтересовался я.

Ответила мне Женя Аксенова, которая жила в Испании и наверняка превосходно разбиралась в тонкостях местного языка.

– В Испании много национальных языков, каталонский, например, Страны Басков, они все называются испанскими языками, но истинный испанский язык является официальным языком нашей страны и в Конституции именуется кастильским.

– Нам как‐то по фигу, – пробормотал Сильвестров, которого не очень‐то заинтересовал свиток, зато он взволновал душу Марии Тропининой.

– Ну‐ка, дайте‐ка я взгляну! – расталкивая нас, проговорила она и протиснулась к столу. – Мне весьма любопытно это открытие! Я учительница испанского, специально приехала в эту страну, чтобы попрактиковаться в языке, как в устном, так и письменном, да вот, похоже, надолго застряла в этой чертовой пещере. Тем не менее мне полезно будет почитать написанный от руки текст.

Она перехватила развернутый Березиным свиток, чтобы он не скручивался сверху и снизу, и надолго застыла над текстом.

– Нет, – с разочарованием пробормотала она некоторое время спустя. – Старинный язык какой‐то. Я только отдельные слова понимаю. Может быть, вы, девчонки, попробуете перевести, что здесь написано? – Мария подняла голову и поочередно взглянула на сестер Аксеновых.

Но Женя и так уже давно водила глазами по строчкам, изучая написанное, ее же сестра Лерочка, занявшая место Марии, присоединилась к ней.

– Я не профессиональный переводчик, – наконец проговорила Женя, все еще не отрывая взгляда от свитка, – но общий смысл написанного сводится к следующему. Некий Хуан Карлос де Луис, который и пишет это письмо…

– Он, между прочим, архидиакон собора, – вставила свое слово Лерочка Аксенова, которая не хуже, а, скорее, даже лучше сестры разбиралась в нюансах испанского языка, потому что с более раннего, детского возраста жила в этой стране, а в детском возрасте, как известно, легко усваивается все новое и неизведанное, в том числе и языки.

– Точно, архидиакон собора Санта‐Лючия, – подтвердила Женя. – Так вот, этот Хуан Карлос де Луис пишет, что Христофор Колумб в пятницу пятнадцатого марта тысяча четыреста девяносто третьего года прибыл на двести двадцать пятый день своего плавания в Палос. Королевская чета Изабелла и Фердинанд велели ему как можно скорее явиться ко двору. Христофор Колумб отправился в Каталонию. Путь его туда лежал через Севилью и Кордову…

– Черт возьми! – ахнул вдруг Михаил Березин. – Ведь речь идет об открытии Колумбом Америки и его возвращении в Испанию из своего первого путешествия. А всего у него было три экспедиции.

– Откуда ты все знаешь?! – неожиданно раздраженно спросил Николай Сильвестров. Он всегда и всем был недоволен, а может быть, просто корчил из себя крутого нахрапистого парня, чтобы придать себе вес в глазах Саши Смольниковой.

– Я историк, – нисколько не стушевавшись, но и без вызова ответил Березин.

– Ну, тогда помолчи пока, историк, не перебивай людей. Скажешь свое историческое слово, когда тебя спросят, – проворчал Сильвестров. – Все вы здесь интеллигенты – историки, учителя, один я – рыночный торговец, бизнесмен.

– Оно и заметно, – хмыкнула Мария Тропинина.

– Но‐но, без оскорблений! – огрызнулся пузатый дядька.

Женя, чьи глаза, пока происходила перепалка, бегали по строчкам, продолжила:

– В Вербное воскресенье тридцать первого марта тысяча четыреста девяносто третьего года адмирал со своей свитой прибыл в Севилью и здесь провел всю пасхальную неделю. Здесь же он получил радостное для себя письмо от королевской четы. Изабелла и Фердинанд благодарили его за столь полезные и выгодные открытия… Здесь об Индии говорится, – добавила она от себя, – они считали, что плывут туда, но Колумб открыл Америку.

– Это мы из истории помним, – заявил Николай. – Дальше читай.

– В понедельник девятого апреля Колумб покинул Севилью и отправился в Барселону. Путь его лежал через Кордову, Мурсию, Валенсию и Таррагону. С собой адмирал в качестве живых экспонатов вез шестерых индейцев, прихваченных из открытых им земель. На них были роскошные пояса, золотые маски. У каждого индейца были золотые клетки с попугаями. Так адмирал со своими приближенными и индейцами двадцатого апреля прибыл в Барселону. Королевская чета встретила его во дворце, в зале Тинель, обласкала, приняла дары и, в свою очередь, одарила всевозможными званиями. Однако Колумб отдал Изабелле и Фердинанду не все дары, привезенные из дальних стран. Ларец с наиболее ценными и дорогими украшениями, отобранными у индейцев, он отправил вместе со своим приближенным Родригесом к его брату Хуану Карлосу де Луису, тому самому, что пишет это письмо, – пояснила Аксенова‐старшая. – Хуан Карлос вместе с Родригесом спрятали в соборе Санта‐Лючия ларец с драгоценностями, и Родригес отправился к Колумбу с известием, что задание его выполнено. Но тут, пишет Хуан Карлос де Луис, я, – девушка начала говорить уже от первого лица того, кто вел рассказ в рукописи, – на следующий день узнал, что Родригес убит. Я понял, что его убили как свидетеля, знающего о припрятанных сокровищах Колумба, и теперь очередь пришла за мной. Я перепрятал ларец в правом коридоре собора, с правой стороны в усыпальнице Святого Иоанна под надгробием в склепе. Едва я успел покинуть стены собора, как в него ворвались неизвестные мне люди. Я вынужден был бежать и спрятаться у моего друга священника, фамилию которого называть не хочу, опасаясь причинить ему вред. Я жил у него тайно и вскоре узнал, что инквизиция начала на меня охоту. В то время адмирал был на вершине своей славы, его почитали все: и церковь, и король с королевой, и простой люд, и оболгать меня Колумбу ничего не стоило. Если бы меня нашли у друга, его казнили бы вместе со мной, и я, переодевшись в одежду простолюдина, бежал из города. Странствуя, я добрался до этой никому не известной пещеры и поселился здесь. Питаясь ягодами и кореньями, прожил так два года. Силы мои на исходе, я крайне истощен, жить мне осталось недолго, но уж лучше смерть от голода в этой пещере, чем от рук инквизиции. Передаю сокровища Христофора Колумба в руки того, кто найдет мое послание. Чтобы открыть вход в склеп Святого Иоанна, необходимо надавить на камень на стене в левом углу, во втором ряду, десятый по счету сверху. И пусть вас Бог благословит и бережет!.. Все… – поднимая взгляд от послания архидиакона, проговорила Евгения Аксенова. – Здесь подпись – Хуан Карлос де Луис, архидиакон собора Санта‐Лючия, и число – двадцать пятое апреля тысяча четыреста девяносто пятого года.