Самая последовательная и успешная в ХХ в. концепция изменения исторического сообщества – это концепция создателей журнала «Анналы» (1929 г.). Уже в ней (притом что оба ученые-основатели – Марк Блок и Люсьен Февр – ее разделяли) присутствовало два вектора желаемых модификаций. Один, впоследствии блестяще реализовавшийся, это вектор выхода историков во внешнее междисциплинарное пространство[16], «лицом к ветру», к созданию междисциплинарных новых направлений. Другой вектор обращен не во внешний мир, но более внутрь собственного профессионализма историка, к фиксации и осмыслению собственного исследовательского метода. Во введении к книге М. Блока, имевшей «некую долю программы», возникает образ не просто ремесленника своего дела, но ведущего «запись» о своем методе, подмастерья, работающего не только инструментом своего ремесла, но фиксирующего способ работы[17]. Предметом размышлений о методе в книге является, в частности, необходимость перехода от нарративной логики с ее априорным способом объяснения, к «серьезному аналитическому занятию»[18]. Априоризм неэффективен: «причины в истории, как и в любой другой области, нельзя постулировать. Их надо искать»[19]. Ученый уделил значительное внимание аргументации в пользу концепции истории как науки наблюдения, он хорошо показал, что отличие истории от наук, изучающих «настоящее», иллюзорно: в обеих ситуациях исследуется не восприятие и непосредственное наблюдение, но эмпирический, доступный, в свою очередь, научному наблюдению объект. И этот объект у истории бесспорно существует. История как «серьезное аналитическое занятие», констатировал ученый, была «совсем еще молода», и он, обращая сообщество к реализованному «следу» человеческого присутствия, подчеркивает: «Разнообразие исторических свидетельств почти бесконечно… Любопытно, как люди, чуждые нашей работе, плохо представляют себе масштаб ее возможностей»[20].

Размышляя об исторической методологии, интереснее всего говорить о перспективах. Из сказанного ранее могло сложиться впечатление, что два вектора развития научной истории как будто бы разнонаправленны: один – выводит историю в междисциплинарное пространство ее общения с психологией, географией, антропологией, социологией, филологией и историей литературы, другой – погружает в глубины самоусовершенствования. Но в действительности эти крайности сходятся. Вопрос состоит лишь в том, в каком качестве историческое сообщество выходит на контакт в междисциплинарное пространство гуманитарных и негуманитарных областей знания. Нарративная логика ведь тоже не исключала возможности для историка воспользоваться помощью других наук, сложилось даже традиционное название (интернациональное определение) для такого типа отношений – вспомогательные науки истории. В чем его суть? В иерархическом отношении наук друг к другу – одна главная, другая вспомогательная. Они могут меняться местами, и тогда история оказывается вспомогательной для истории наук о пространстве или времени. Помощь друг другу при таком подходе оказывается всегда ограниченной, например, география помогает истории локализовать место исторического события, не более того. Так общаются специалисты, не рассматривающие свой исследовательский объект как системный и общий и не достигшие необходимого уровня обобщения собственного исследовательского метода. Положение меняется, когда у исторической науки появляется предметная область наукоучения, возникает возможность взаимодополняющих исследований – уже не просто междисциплинарных, а метадисциплинарных, создающих новое качество знания. Можно было бы привести ряд примеров такого взаимодействия в общем пространстве, имеющем академическое название специальности «методы исторического исследования». В данном направлении развиваются в настоящее время историческая география, историческая хронология, историческая метрология, историческая генеалогия и геральдика, ряд новых источниковедческих направлений.

Профессиональные историки, способные анализировать проблему своего исследовательского метода и обсуждать ее вместе с коллегами, сегодня составляют уже весомую часть научного сообщества. В ряде университетских центров возрастает интерес к проблематике теории и методологии истории. Историческая наука возвращается на новом качественном и главное – философском уровне к ценностям точного знания, доказательности, находит выход из герменевтического круга в пространство обсуждения научных гипотез и интерпретационных моделей с представителями других областей научного знания.

В силу ряда причин, о которых здесь отчасти кратко упоминалось, российская образовательная модель исторического профессионализма несколько более продвинута в сторону желаемых перемен в сообществе. Это свое преимущество следует, во-первых, осознавать, и, во-вторых, главное – более направленно использовать и развивать в области научных исследований и в области совершенствования современного образования.

Публикуется по изданию: Медушевская О. М. История как наука: когнитивный аспект и профессиональное сообщество // Вестник РГГУ. Серия «Исторические науки». М., 2008. № 4. С. 17–30.

Единство гуманитарного знания не самоцель. Смысл состоит в том, что науки, достигшие необходимого уровня философской ориентированности и теории, стремятся выработать согласованное представление о своем общем объекте – как наблюдаемой и относительно стабильной части реальности – для того, чтобы каждая из наук, обращаясь к этому объекту в поисках информации, соответственно своему исследовательскому предмету, могла соотносить с другими критериями достоверность полученных данных. В этой ситуации возникает возможность диалога наук между собой по принципу взаимодополняемости, добиваясь нового уровня представлений о целостности объекта и пределах точности знания. Такую согласованность теоретического основания и мнения общества принято называть парадигмой, и она, по идее ее автора, соединяет когнитивный аспект науки с состоянием научного сообщества.

Науки имеют общую цель – предоставление обществу нового, системно выстроенного, доказательного знания, ради получения которого цивилизованное общество нового и новейшего времени создает и поддерживает в рабочем состоянии социальный институт науки. Возникают концепции профессионализма, ученые получают определенный статус социального слоя, формируется научное сообщество. Это сообщество, в свою очередь, представляет собой неформальное объединение профессионально образованных ученых, разделяющих общие идеи данной области науки, которые вырабатывают свои критерии проверки научных результатов и соответствующие этические нормы по отношению к способам добывания и распространения научного знания. Понятно, что оставаться в пределах одного лишь гуманитарного знания при данном подходе недостаточно. Находясь в пределах специфически человеческих параметров, никакая наука не сможет ответить на главный по существу вопрос: как данный феномен (например, способность обмениваться знаками) соотносится с окружающим миром. Целесообразно поэтому взять другой ракурс и рассмотреть в данном случае историю в ее отношениях с общей системой.

Известно, что наблюдатель, находящийся внутри функционирующей системы, не может получить о ней целостного представления, поскольку сам является ее частью и движется вместе с ней. Поставив историю в связь с другими науками – не только о человеке, но и о природе в широком смысле слова, попытаемся лучше понять собственную ситуацию со стороны. Тем более, что сам этот вопрос, – он имеет существенную динамику. За прошедший XX – начало XXI вв. взгляды сообществ на отношения между науками о природе и науками о духе существенно изменились. От утверждений о принципиальном различии возможностей – поиска типологий и законов в номотетике и неструктурированности уникальных вариантов в идиографике – до, в настоящее время, общего стремления к сближению, когда одно лишь обозначение качества «междисциплинарности» делает исследование более привлекательным.