© С. Я. Левит, И. А. Осиновская, составление серии, 2010

© А. Н. Медушевский, правообладатель, 2010

© И. Л. Беленький, составление тома, 2010

© «Университетская книга», 2010

Философия науки ввела особый термин для изучения динамики связей между когнитивным аспектом науки (генерированием учеными новых идей) и состоянием сообщества, способного эти идеи воспринимать и разрабатывать. Фундаментальная теория, разделяемая сообществом и ставшая основой общих представлений и дисциплинарной матрицы, получила название парадигмы. Это ключевое понятие затрагивает согласованность представлений сообщества прежде всего о своем объекте, что позволяет далее применять общие критерии истинности и доказательности в оценке новых научных результатов. Наличие парадигмы является признаком сформировавшейся современной науки, поскольку наука, в отличие от повседневного знания, системна и каждый ее элемент влияет на состояние уровня науки в целом и, наоборот, функционирует как единое целое. Господствующая парадигма влияет на образ науки, представленный в университетах, формирует общее концептуальное пространство, очерчивает корпус научных произведений, составляющих классику, воспроизводится в разнообразии учебных курсов. Это позволяет обеспечить преемственность и связь поколений, осуществлять бесперебойное воспроизводство и развитие науки как социального института. Выявление связей когнитивного аспекта с состоянием общества позволило рассматривать историю науки в ее динамике и в категориях смены парадигм. Т. Кун как автор данной идеи склонен был рассматривать динамику развития науки в категориях разрыва и противостояния[1]. Что касается истории, то здесь смена парадигм выступает как длительный процесс, проявляющий себя в целом спектре переходных состояний. Сложившийся традиционно корпус базовых социокультурных исторических представлений и стереотипов имеет столь важное значение для идентификации индивидов, сообществ и систем, что это не может не влиять на состояние профессионального сообщества и его единство. Если в отношении естественных и точных наук существует достаточно четкое разделение науки и искусства, науки и повседневного знания, исследовательского и научно-популярного жанра, то в отношении истории эти различия не столь очевидны. Тем важнее, на наш взгляд, анализировать и определять все эти понятия. Известно, что наблюдатель, находящийся внутри системы, двигаясь вместе с ней, не может воспринимать ее как целое и многое вообще не замечает. Попытаемся поэтому лучше понять собственную ситуацию со стороны, поставив историю в общий контекст совокупности не только наук о человеке, но и наук о природе в самом широком смысле слова.

Этот вопрос имеет свою историю и существенную динамику: за прошедшее столетие взгляды философов и специалистов на отношения между науками о человеке и науками о природе изменились кардинально. Если в начале ХХ в. многие разделяли представление о принципиальном различии эпистемологических подходов (номотетика – изучение законов и типологий в науках о природе и идиографика – ценностный подход к систематизации разнообразия в науках о духе), то теперь возобладало стремление к познанию общих закономерностей и междисциплинарному диалогу. Действительно, науки имеют общую цель – предоставление обществу нового, доказательного, системно выстроенного знания, ради получения которого цивилизованное общество нового и новейшего времени создает и поддерживает в рабочем состоянии социальный институт науки. Возникают концепции профессионализма: ученые получают определенный статус социального слоя; формируется научное сообщество. Это сообщество, в свою очередь, представляет собой неформальное объединение специалистов, разделяющих общие идеи данной области науки, они вырабатывают свои критерии проверки научных результатов и соответствующие этические нормы по отношению к способам добывания знания и его распространения. Очевидно, что эти понятия выходят за пределы одной области знания, в нашем случае – гуманитарного. Находясь в пределах специфически человеческих параметров (как, например, «наука о знаках»), невозможно ответить на вопрос о том, как данный феномен соотнесен с окружающим (природным) миром. Целесообразно поэтому рассматривать проблематику науки истории в пространстве философии науки, социологии науки и истории науки в целом. На первый план при таком подходе выступает вопрос о возможностях эмпирических наук, вопрос об объекте познания.

Науки, достигшие необходимого уровня философской обоснованности, стремятся выработать согласованное представление о своем общем объекте как наблюдаемой и обладающей относительной стабильностью части реальной действительности для того, чтобы каждая из наук, обращаясь к его изучению в соответствии со своим предметом, могла соотносить с другими свои гипотезы, свои интерпретации и, соответственно, обсуждать критерии достоверности полученных данных. Именно тогда возникает ситуация междисциплинарного диалога по принципу взаимодополняемости и может быть достигнут новый уровень представлений об объекте и о пределах достижимой точности знаний.

Итак, если вопрос о наблюдаемом эмпирическом объекте столь существенен для научного сообщества, то правомерно этот вопрос прежде всего и рассмотреть применительно к наукам о человеке. Может ли история как наука существовать в общем познавательном пространстве эмпирических наук о человеке и о природе, добиваться единства критериев, изучать общий объект, получать взаимодополняемые данные? Поставив вопрос таким образом, мы обнаруживаем, что в профессиональном сообществе представлены различные взаимоисключающие ответы на него. В рамках правовой, традиционной, парадигмы история не есть наука наблюдения, она «изучает» то, чего нельзя наблюдать по определению, – «прошлое». В рамках другого подхода история – наука наблюдения, эмпирическая наука. В работе классика методологии истории, «историки», немецкого ученого XIX в. И. Г. Дройзена так и сказано: «Согласно эмпирической природе нашей науки материал для ее исследования должен иметься налицо и в таком виде, чтобы им можно было воспользоваться эмпирическим путем»[2].

Две парадигмы исторического знания имеют свои различные логики. Традиционная логика восходит к повседневному сознанию: человеческое мышление формирует картину мира, в том числе и мира исторического, объединяя разрозненные фрагменты данных, поступающие извне, наделяя их по своему разумению связями, среди которых метафорические, поэтические, а также повседневно-бытовые играют преобладающую роль. Сам принцип создания общей картины выступает как очевидность и рассматривается путем сопоставления с альтернативными гипотезами. Создается общая картина, в частности – историческое полотно, образ, часто это повествование в его различных жанрах.

Нарративная логика риторического повествования, восходящая к древней традиции, в Новое время модернизируется с помощью критического мышления: утратившие первоначальные связи фрагменты, остатки или отдельные свидетельства проверяются на подлинность (соответствие времени и месту событий) и на достоверность высказываний с позиций способности их авторов к точности передачи впечатления и искренности намерений это сделать. Этим исторический нарратив отличается от создаваемого аналогичным образом художественного нарратива. Развитие исторической критики в свое время действительно было прогрессом в области исторического знания. Однако способ формирования целостной картины («исторический синтез») остается верным своему прототипу художественного творения.