Свистун понял, что оправдывать зама бесполезно, да и не его дело. Они – начальники, сами меж собой разберутся.

– Извини, что-то я опять разошелся, – сказал Станислав Юрьевич после паузы. – Дело серьезное, сам знаешь, как сейчас с деньгами, каждую копейку считаю, а тут еще эти… Если что, Игорь, помоги Виктору по контактам с милицией. Ты с ними лучше знаком. Хорошо?

– Конечно, Станислав Юрьевич, – пообещал журналист и сразу почувствовал моральное право изложить и свою просьбу.

– Ну, что там у тебя?

– То же самое. С деньгами тяжело…

3.

Рыбкин уже почти забыл о разносе, устроенном ему редактором. Разгорячившись в разговоре с Игорем, Виктор Иванович вновь обрел веру в себя и даже убедился, что он и сам хотел объявить решительный бой газетной мафии. В отличие от Станислава Юрьевича, он почти с самого начала своей работы в редакции знал о левых тиражах. Заместитель вырвался из помещения на оперативный простор улицы Каменской и бодро зашагал в сторону центра. Последний (утренний) сигнал о нелегальной "Лавке" поступил как раз с пересечения улицы Потанинской и Красного проспекта. Отсюда решил начать свой поход за правое дело Виктор Иванович. В указанном киоске газеты и след простыл, и редакционной, и левой, если она тут была. Рыбкин пошел дальше к началу Красного проспекта. Если никого не поймает, то хоть искупнется, там до Оби рукой подать. Это свинство со стороны Стаса, что задания дает, а транспортом не обеспечивает. Теоретически могло выйти так, что Рыбкин был бы сейчас начальником, а редактор – у него на побегушках, но… Виктор Иванович считал, что так получилось из-за его широкой натуры.

Виктор Рыбкин родился, вырос и начал карьеру в городе Куйбышеве. К сожалению, не в том большом, что на Волге (нынешнем Саратове), а в маленьком, что в Новосибирской области. Окончил "кузнецу кадров" – истфак пединститута, вернулся домой, год поработал учителем, женился на хорошенькой литераторше, а потом попал в райком комсомола. Потратил массу энергии, добрался до места второго секретаря и уже маячило впереди кресло первого, как вдруг жена подала на развод. Уговоры и клятвы "больше не гулять" не помогли, в личном деле появилось несмываемое по тем временам пятно, карьера сломалась. Пришлось искать новую дорожку.

И пошел Витя в журналисты. Районная "Куйбышевская новь" была местом не самым веселым. Старенький ответсек, приняв за обедом стаканчик винца, спал на редакционном диване, машинистка Тамара то кормила поросят, то полола огород. Редактор был просто идиотом. Рыбкин быстро научился писать передовицы про битву за урожай и очерки об ударниках производства. Потом сменил ушедшего на пенсию ответственного секретаря. Женился второй раз – опять на коллеге. Наконец подсидел начальника и обзавелся отдельным кабинетом. И тут вторая жена опять подала на развод. Потому что широкая и любвеобильная натура Виктора Ивановича в очередной раз помешала ему сосредоточиться только на карьере. Он стал пропадать в саунах и на охотничьих заимках, где бывало очень весело, заводил любовниц, причем иногда их было сразу две. Со скандалом Рыбкин бросил все и уехал в Новосибирск.

И тут ему пришлось изрядно побегать и поволноваться, прежде чем удалось зацепиться в приличной газете. Станислав Юрьевич взял его по рекомендации бывшего комсомольского функционера областного уровня, ныне вольного бизнесмена, однако дал понять: если что – уволит не задумываясь. Рыбкин старался быть полезным. Место замредактора по нынешним голодным временам казалось хлебным. Осмотревшись, Виктор Иванович сумел прибавить к своей зарплате кое-что от бесплатной рекламы и кое-что (вот ирония судьбы!) от сотни–полутора экземпляров "Лавки объявлений", которые он самовольно стал брать для представительских и рекламных целей.

Эти мелкие приработки сами текли в руки и не в характере Виктора Ивановича было отказываться от них. Но вот размаха организовать аферу с тиражом в тысячи экземпляров ему бы не хватило. Его правило – откусывать по маленькому кусочку, не зарываться. Жизнь, да при должности, приятнейшая штука и рисковать ею – глупо. Конечно, он никогда не станет очень богатым, как его покровитель, но и не получит пулю в спину, как другой бывший комсомолец. Тот, используя старые связи, добывал кое-кому кредиты из обладминистрации. И надорвался. А Виктор Иванович – не таков! Но это совсем не значит, что он не думает о будущем. Возможно, через некоторое время он сумеет обойти Станислава Юрьевича. Тот ведь тоже слаб по женской части, слышал Рыбкин, а с его опытом пора уже не самому гореть на юбках, а… Что-нибудь придумается в свое время, свято верил заместитель, и это помогало ему прогибаться перед редактором, находить общий язык с капризной директрисой "Курьера", кланяться рекламодателям и бывшим номенклатурным товарищам. Которые, суки, даже не захотели принять его в свой клуб "29 ноября", названный (для тех, кто забыл) в честь дня рождения комсомола. А Станислав Юрьевич, кстати, туда вхож!

Догадывается ли редактор о тайных мыслях зама? Не из-за этого ли грозится выгнать, используя, как предлог, историю с газетной мафией? Не так уж она страшна для "Лавки", как ее малюет начальник, не все сливки собирают мошенники. Рыбкин вдруг понял, что постиг замысел Станислава Юрьевича. Тот принял Виктора на работу, скрепя сердце, видимо, отвечая услугой за услугу. И все полгода, что работает он в редакции, шеф внимательно следил за заместителем. А как только подвернулся убедительный предлог, Станислав Юрьевич хочет убрать конкурента. Виктор Иванович опытен и как администратор, и как журналист, знаком с массой солидных людей. Его можно опасаться. Его нужно опасаться!

Но проблему левого тиража нужно решить во что бы то ни стало. И без привлечения милиции. Виктору Ивановичу не нравилась идея, что доблестные стражи порядка станут копаться в его делах. Мелкие грешки ментов, наверное, и не заинтересуют, а вот репутацию изгадить могут. Уважают только тех, кто ворует миллионами и сразу в долларах, остальным следует уметь выходить сухими из воды. Рыбкин не сомневался, что справится. Что, в сущности, случилось? Бригада печатников решила подзаработать и выпустила лишнюю тысячу экземпляров коммерческого приложения. Через знакомого экспедитора газеты раскидали по знакомым же друг с другом киоскершам. Те левую газету продают, все имеют маленький приработок. Обычные работяги немного калымят. Стоит их хорошенько пугнуть, и они затихнут. Или переключатся на перепроизводство другого коммерческого издания. А это уже чужая головная боль. Виктора Ивановича она не касается.

Стоп, стоп, стоп! Рассуждая, про себя Рыбкин неутомимо двигался по Красному проспекту, проверяя все встречные киоски. Дошел до последнего – у автовокзала – и тут, как в сказке: "шел Иванушка, куда глаза глядят и увидал вдруг жар-птицу…" Неказистая черно-белая обложка показалась Виктору Ивановичу краше "Плейбоя". Рыбкин полез в карман за кошельком.

– Дайте мне, пожалуйста, "Лавку объявлений".

4.

И вот газета в его руках. Виктор Иванович повертел пачку черно–белых листов. И киоскерша тоже в его руках. Надо только не дать ей опомниться. Рыбкин небрежно махнул у окошка бордовыми корочками редакционного удостоверения.

– Капитан Ракитин, управление внутренних дел. Откройте дверь! И без фокусов!

– В чем дело-то? – сунулась к окну киоскерша, но Рыбкин уже подошел к дверям газетной будки.

– Открывай!

Замок щелкнул, и Виктор шагнул в бумажное царство.

– Здравствуйте, – сказала молодая женщина, прижимаясь к прилавку, иначе здесь было не поместиться. – Что случилось, я не понимаю?

Выглядит бледненько, голос неуверенный. На хорошеньком личике – огромные глаза, курносый нос и чуть оттопыренная нижняя губа, которая ее вовсе не портит. Совсем еще девчонка. Рыбкин полагал, что все киоскерши значительно старше.

– Сейчас поймете, – сказал он. – Только что вы продали мне экземпляр газеты, выпущенный сверх тиража. Это ворованная газета, отпечатанная вашими сообщниками на ворованной же бумаге.