Моя биография становилась всё более захватывающей. Оказывается, я уже дважды побывал на ударных комсомольских стройках. Причём, не только в Кемеровской области, куда я так и не доехал, но и почему-то на БАМе, куда я ехать и не думал.

А дальше шло самое интересное.

Вот как Костя объяснил мои невероятные приключения с кандидатурами.

Оказывается, мой лозунг в личной жизни: «Любовь без ханжества и меркантильных интересов!» И я своими поступками стремлюсь претворить этот принцип в жизнь. Я связался с Просей не по пьянке, а чтобы все увидели в этой непомерно полной женщине «не только кладовщицу, но и женщину». (Неплохо придумал, корреспондент!). А с кандидатурами, с которыми меня свёл кооператив «Счастье», я поступил так оригинально не по бытовой глупости, а чтобы проучить, по моим словам, «алчущих материальных выгод и прикрывающих святым чувством грязные меркантильные интересы».

Какая интересная и полезная мысль!

Из статьи я понял, что корреспондент не постеснялся порыться в моих личных вещах, брошенных в общаге, в частности, в письмах моих кандидатур. Многие фразы из них, якобы, исходившие от меня, были приведены дословно.

– Чего стоят уверения в любви такой дамы, которая пишет: «Хата есть, тачка есть – нафига нам дети!?» – вопрошал я в статье журналиста.

Здорово! (Хотя в чужих вещах рыться нехорошо…)

Оказывается, случившийся скандал стал следствием того, что я решил наказать таким образом «зарвавшийся в своей алчности особ».

– Я отомстил любовью за любовь! – говорил, по словам корреспондента, я.

– Но это же любовный экстремизм! – воскликнул корреспондент.

– Любовь настолько беззащитна, что защищать её оправдано любыми средствами, – изрёк я, со слов корреспондента.

– Но согласись, Пол, ты любовный экстремист! – настаивал журналист.

– Нет, это уж слишком политизировано и вульгарно, – возражал, якобы, я, – я «буревестник сексуальной революции».

Я читал и балдел. Я и не думал, что можно так красиво врать!

Мне только было непонятно – зачем это понадобилось журналисту?

Однако, дочитав статью, до меня начали доходить причины моего героического поведения.

«Вот ещё одна статья нашей дискуссии о моральных критериях отношений мужчины и женщины. Как видите, не так всё просто в этой деликатной сфере. Даже, казалось, вопиющие факты аморализма имеют под собой благородные побуждения, которые реализуются не совсем обычным способом. Добавлю от себя, что несколько лет назад сам автор статьи попал в аналогичную ситуацию, движимый такими же чувствами, как и наш герой….»

Ах, вот оно что! Оказывается, Костя кобель хороший и ему требовалось оправдание своих грехов на моём примере. И, ведь, здорово получилось!

Настроение моё резко поднялось, ибо под моим аморальным поведением появилось хорошее моральное оправдание, а моё раздолбайство стало окрашиваться в героические тона.

А буквально на следующий день я узнал, что все мои кандидатуры загремели в больницу. По официальной версии их повалил токсикоз беременности. Но, по моему, им просто дурно стало от статьи про «буревестника сексуальной революции».

И я рискнул появиться в шараге. Едва я вступил в её пределы как ощутил на себе восторженное внимание своих сослуживцев. Ко мне спешили поздороваться даже те, кого я впервые видел. Прекрасная половина нашей шараги дружно высыпала из всех кабинетов и так же дружно строила глазки.

А я шагал по лужам и грязи, гордо расправив плечи, будто крылья, как и подобает буревестнику. Физиономия моя была небрита, одежда местами превратилась в лохмотья, что придавало мне вид бывалого партизана сексуальной революции.

В моей каптёрке РММ я обнаружил букет цветов. Как пояснили балдежники, их принесла Прося, которая пришла в умиление от статьи в газете и пребывавшая в гордости от того, что была близка с таким героем, как я.

Вобщем, встретили меня воистину, как героя. Какая сила у печатного слова: из глупости – подвиг сделать!

Я почивал на лаврах, подаренных мне ни за что озорным корреспондентом, когда вдруг зазвонил телефон прямой связи с шефом.

– Это кто? – услышал я в трубке голос шефа, – Буревестник? Лети – ка ко мне!

Настроение моё упало. Я вспомнил, как отдубасили мои кандидатуры Негодяевича, и опустил крылья и клюв.

Но Негодяевич и сидевший в его кабинете Филька, были настроены вполне дружелюбно и повели разговор о моём незамедлительном увольнении, дабы в моём лице устранить источник небывалых потрясений.

– Я то с радостью! – откликнулся радостно я, – но у меня же договор на три года с Вами…

– Фу, балбес! – воскликнул Негодяевич, – нафиг ты сказал, я бы тебя и так уволил.

– Да, может, договоримся… – растеряно спросил я.

– Конечно договоримся! – воскликнул Негодяй, – и многозначительно переглянувшись с Филькой закончил, – с Главным инженером…

А Главный инженер, выведя меня в коридор разъяснил условия договорённости:

– Ящик коньяка…

И добавил как всегда:

– Месячный отчёт и итоги соцсоревнования тоже…

Настроение совсем испортилось: где взять ящик коньяка, а вернее, на какие бабки?

Коллективная эйфория по поводу выхода статьи в свет и появления героя статьи на людях улеглась, и вновь потянулись гнусные трудовые будни. Опять водилы с их вечным отсутствием запчастей, опять ходить подписывать кучу всяких нарядов и накладных в контору, опять со своими проблемами кто-то поспать в рабочее время не дает. И главное – никак не пойму, где же и как найти ящик коньяка!

Зайдя к Филькину подписать какой-то лист, я застал Главного инженера слегка «под шофе» болтающим с некой «лапочкой» по телефону. И вдруг вспомнил свой первый инструктаж Гаврилыча на рабочем месте. Тот, помнится, поучая составлять наряды, заметил, что никто их не читает, лишь бы подписи все были. У меня в пачке был совершенно чистый бланк наряда, по ошибке подписанный не совсем трезвым Главным бухгалтером Федоровичем. Я и сунул его на подпись Фильки… И Филька, не глядя подписал!

И тут меня осенило! Я знаю как мне найти ящик коньяка!

Прибежав к себе в каптерку, я быстро набросал наряд для балдёжной бригады.

Какие расценки я поставил за указанные работы, я уже не помню.

А потом я прибежал к нашему Главному вечно нетрезвому бухгалтеру Фёдорычу.

– Фёдорыч, – заговорщицки прошептал я, – хочешь пари на ящик коньяка?

– Ящик коньяка?! – оживился страдающий похмельем Фёдорович, – а что за пари у тебя?

Когда я изложил Фёдоровичу пари, тот за валидол схватился. Но жажда похмелья взяла верх над страхом дисциплинарного взыскания. «Все равно у тебя ничего не выйдет,» – сказал Главный бухгалтер и поставил свою подпись под составленным мною умопомрачительным нарядом.

У кабинета Фильки я перевёл дух. Филька продолжал по телефону мурлыкать с «лапочкой», – удачнее время не найти!

– Витольд Иванович, наряд подписать, – протянул я сумасшедший наряд Главному инженеру, – Главный бухгалтер уже подписал.

Филька, не отрываясь от трубки поставил свою подпись под нарядом, даже краем глаза не видя, что он подписал!

Я пулей полетел к кабинету Главного бухгалтера. Но Фёдорыч, ожидая неминуемого служебного расследования после подписания такого документа, спрятался в кустах напротив конторы. «Ну ладно, завтра я тебя найду» – подумал я и бросил наряд на стол в своей каптёрке. И ушёл, забыв запереть дверь.

На моё несчастье в балдёжку заглянул Баклушин, уже разрезавший однажды по пьянке новый автобус. Прочитав наряд, он мигом сообразил, что на его основании он может серьёзно нахулиганить безо всяких последствий для себя. И, вооружившись газорезом и нарядом, он отправился к Филькину.

– Иваныч, мастер дал наряд Вас разрезать, – успел изречь Баклушин, но тотчас был схвачен Филькиным за шиворот и отведён в кабинет Негодяевича.