Погоня в оккулусе грохотала, мешая ей сосредоточиться на чтении. Увидев, что ее спутник ранен, женщина на козлах отчаянно тряхнула поводьями, заставляя фаэтон изменить курс. Экипаж дернулся, резко двинувшись наперерез уже настигающему его преследователю. Будь преследователь дальше, этот маневр не грозил ему, но он подобрался слишком близко к экипажу, так близко, что их столкновение было неминуемо.
Черный скакун испуганно заржал, затрещали сминаемые деревянные стойки фаэтона, зазвенела брусчатка. Страшный удар о кузов лишил преследователя равновесия, рухнув с коня, он покатился по земле, выронив свое оружие. Ловко сыграно. Так сразу и не заметишь, что сцена устлана мягкими тюфяками, смягчающими падение, а конь надрессирован таким образом, чтобы естественно рухнуть подле своего седока. Бесхитростно, но толково.
Нарас, пятый ночной прислужник Гедиела, короля демонов, правящего на Юге и Западе. Печать его непозволительно рисовать чернилами или тушью, только желчью жаб. Терпеть не может женщин и носит плащ, сотканный из женских скальпов, под ним же — кольчугу из иридиевых колец, на голове имеет шлем, лопнувший от страшного удара и сросшийся с костями черепа. Задобрить его можно, положив на жертвенный камень отсеченные у собственных отпрысков уши — это обычно приводит его в доброе расположение духа…
Мишел, седьмой ночной прислужник Гедиела, является обыкновенно в виде огромной мухи с человеческой головой и коровьим хвостом. Призывая его, надо залепить уши горячим воском, так как жужжание Мишела сводит людей с ума, заставляя глотать камни и землю, до тех пор, пока не лопнет живот. Можно предложить ему сливок или хорошего вина, однако ни в коем случае нельзя поворачиваться к нему спиной или что-то насвистывать под нос. Если Мишел заподозрит, что заклинатель не искренен с ним, он вырежет ему глаза кинжалом из цельного рубина…
Арисат, третий дневной прислужник Асириеля, герцог и поэт. За час до его призыва заклинателю надо разжевать живую пчелу, а также проткнуть каждый свой палец насквозь бронзовой иглой. Арисат равнодушен к жертвоприношениям, но его уважение можно заслужить, если предложить ему собственный язык, отсеченный рукой скопца. Обыкновенно он является в виде огромной горящей башни, на вершине которой ходит черный петух. Каков бы ни был соблазн и какие бы сокровища ни виднелись внутри, заклинателю не следует входить в нее, в противном случае Арисат вынет из его головы разум и поселит взамен него разум петуха…
Чертова пьеса и не думала стихать, напротив, старенький оккулус дрожал от напряжения, едва не скатываясь со стола. Фаэтон, которым управляли беглецы, уже успел опрокинуться, но погоня не закончилась. Неумолимый преследователь, ничуть не повредившись от столкновения с землей, вышвырнул с козел возницу проезжающей мимо повозки с бочонками лампового масла и сам занял его место. Повозка шла тяжело, грузно, но все же несравнимо быстрее, чем двое преследуемых им беглецов. Раненый мужчина, поняв, что от судьбы не уйти, перестал бежать и вытащил из кармана потрепанного камзола последнюю оставшуюся у него бомбу…
Нечленораздельно рыкнув, Барбаросса уперла взгляд в тетрадь, заставляя его ползти по ровным строкам, оставленным рукой Котейшества. Новые имена, новые формы, новые предупреждения и сноски… Ей нигде не попадалось имя Цинтанаккар, но она не сомневалась, что рано или поздно встретит его. Может, не среди этих демонов, так среди других…
Вескур, десятый дневной прислужник великого демона Масериаля, несравненный специалист по алхимии и картографии. Выглядит как обожженный и потрескавшийся рыцарский доспех, внутри которого роятся зеленые мухи. Имея с ним дело, надо держаться настороже — угощая заклинателя вином, он может мгновенно превратить его в кипящий свинец, а протянутая им монета — сделаться медным скорпионом со смертельным ядом. Заклинатель увеличит свои шансы столковаться с ним, если заблаговременно вырвет ногти у себя на руках, а также будет воздерживаться от еды и питья на протяжении трех дней. Если Вескур спрашивает, который час, ни в коем случае нельзя отвечать ему — он не признает хода времени и за любой ответ покарает, вытащив из заклинателя все кости. Надо отвечать «Часов столько, сколько отмерено Сатаной» или найти иной ответ, не уязвляющий его гордости.
Агор, второй дневной прислужник герцога Малгараса. Является в виде трех серых котов, сросшихся хвостами, либо же в виде парящего в воздухе уха из черной стали. Отвечая на его каверзные вопросы нельзя использовать любые слова, начинающиеся на «с» — стоит заклинателю хоть раз ошибиться, как Агор сделает из него пряжу, которой скрепляет свои сапоги. Также недопустимо кивать головой или чрезмерно громко дышать. Если заклинатель выдержит эти и прочие испытания, Агор предложит ему выбрать подарок между семью хлебами и семью драгоценными самоцветами. Выбирать нужно хлеба, ибо самоцветы, подаренные демоном, врастут в тело одаряемого, точно фурункулы, и более не оторвутся.
Куби, второй в свите Малгараса, Короля Запада. Является в виде прекрасной ослепленной женщины, из пустых глазниц которой течет раскаленная смола. Если заклинатель не будет трижды опоясан пеньковой веревкой, сокрушит все кости в его теле и впряжет его в свой дьявольский экипаж вместе с прочими несчастными, которые, стеная и ползя, влекут его подобно улиткам между землей и небом. Если запасти перед его вызовом половину пинты рябинового сока…
Оккулус полыхнул так, что Барбаросса вскочила на ноги. Может, хрусталь и был старым, во многих местах поцарапанным, а дух, в нем живущий, старым и слабым, но взрыв вышел такой, будто какая-то сука швырнула прямиком в окно Малого Замка всамделишную пороховую гранату.
Блядская хрень!
На далекой сцене полыхал огонь, небесталанно изображенный в виде развевающихся оранжевых лоскутов, по авансцене рассыпались искореженные тележные колеса и остатки бочек. То ли последняя бомба раненого беглеца воспламенила ламповое масло, то ли на помощь им явился могущественный демон. Скорее, второе. Театралы из Дрездена и Мюнхена, ни хера не смыслящие в демонологии, сплошь и рядом уверены, что демона ничего не стоит вызвать на бегу, просто кольнув палец иглой. Эти недоумки, ставящие на сцене пьесы из жизни Жиля де Ре, Рудольфа Второго и Георга Третьего, понимали в тонкостях Гоэции и ее сложнейших ритуалах не больше, чем свиньи в векселях…
Но даже Барбаросса вздрогнула, когда обломки объятой пламенем телеги, под которыми был погребен мертвый преследователь в темном пенсне, вдруг зашевелились.
Театр, поставивший эту картину, был небогат, жалких сил Амбрамитура было достаточно, чтоб рассмотреть заплаты на занавесях и никчемный грошовый реквизит. Даже кони здесь были не настоящие — задрапированные полотном конструкции из досок, движущиеся за счет укрытых от зрителя шнуров. Но сцена была поставлена так ловко, что Барбаросса почувствовала, будто к пояснице ей приложили две дюжины холодных пиявок.
Горящие доски разлетелись в стороны и из костра поднялся он — демон-рыцарь из Преисподней. Отлитый из тусклого серебристого металла, он походил одновременно на
поднятый некромантом скелет и человекоподобное насекомое. В его глазницах нестерпимым пламенем горели два рубина, из прорех в стальной кирасе вырывался раскаленный пар, суставы сгибались с гулом стальных пружин. Он медленно повел головой, страшным стальным черепом, усеянным заклепками, из раскрывшейся пасти, обрамленной инкрустированными в сталь человеческими зубами, вырвался клуб смоляного дыма.
Вот почему его движения с самого начала показались ей слишком тяжеловесными для человека, вот почему его глаза были прикрыты затемненными стеклами, вот почему он приближался к беглецам с такой неумолимой и пугающей механической грацией…
Чертов голем.
Она вдруг вспомнила, как выбирался из-под горящих руин Ржавый Хер — огромная груда покореженного металла со смятым забралом. Исполинское чудовище, не знающее покоя, пока не настигнет свою жертву. Вот почему тип на черном скакуне показался ей не только противоестественно-пугающим, но и смутно знакомым. В его движениях была та же холодная грация большого механизма, неотвратимо двигающегося к цели, человекоподобного снаряда, выпущенного из мушкета. А ведь он еще жив, подумала Барбаросса, ощущая как саднят разом все внутренности, встряхнутые той страшной погоней в Миттельштадте. Небось, тащится сейчас где-то по броккенбургским улицам, пристально разглядывая окрестности, тяжело ворочая смятой головой, ищет ее, свою обидчицу, сестрицу Барби, ищет и не может найти…
