Лжец пренебрежительно фыркнул. Этот звук получался у него роскошно, почти по-человечески. Знать, не один день практиковался…

— Ну это-то, допустим, не великое достижение. Уж прости меня, но на твоем фоне даже уличный фонарь может показаться великим мудрецом.

Дьявол.

Этот гриб из банки может и был беспомощным, но не лез за словом в карман, мало того, умел разить остротами не хуже, чем сестрица Саркома в те дни, когда маялась головной болью и похмельем. Дать бы ему крохотную швейную иглу, подумала Барбаросса с мысленным смешком, небось стал бы лучшим в Броккенбурге фехтовальщиком, даром что в противники ему годились бы разве что кухонные мыши…

— Она всего лишь ведьма третьего круга. Если ведьма чему-то и учится к третьему году обучения, так это тому, чтоб не стоит мастурбировать пестиком от лабораторной ступы! — проворчал гомункул, прежде чем она успела обкатать на языке подходящее случаю ругательство, — Послушай меня, твоя подруга может быть в самом деле толковая ведьма. Может, даже лучшая в Броккенбурге, не мне судить, но против Цинтанаккара она не лучше, чем горсть куриного дерьма против уличного пожара.

— Она…

— Чинит барахлящие лампы у вас в замке? Возится с оккулусом, настраивая картинку? — гомункул фыркнул, — Это все херня. Кажется, ты все еще не сообразила, с кем имеешь дело, юная ведьма. Цинтанаккар — это не мелкий дух, которого вас в университете учат заклинать, чтобы таскал наперстками воду из колодца. Это смертельно опасный хищник, на которого нельзя найти управу. Ведьм вроде тебя он глотает, как землянику. Мало того, его родина — далекий Сиам, место, где демоны устроены совсем не так, как это привычно вашим саксонским мудрецам. И ты всерьез решила уповать в этом деле на свою подругу, ведьму-недоучку?

Если бы подобное сказала какая-нибудь сука, уже сейчас скулила бы, ползая на корточках и размазывая кровавую пену по мостовой. Но гомункул… Один несчастный щелбан проломит ему голову, а оплеуха превратит его в комок слизкого желе.

Чтобы сдержать ярость, Барбаросса опустила мешок на мостовую и наклонилась, делая вид, будто поправляет башмак. Заодно удобный повод незаметно оглядеться, проверяя, что не тащит за собой к Малому Замку невидимых спутниц. Опасности как будто не было.

Бритоголовая «невеста», вызывающе щелкавшая орешки на углу, с самым премилым видом целовалась взасос с какой-то дылдой, лапая ее за грудь через колет. Милашка с зеркалом, устроившаяся на заборе, все так же беспечно насвистывала, ни на кого не глядя. Сука с веером, прилипшая к витринам, и подавно пропала без следа.

Чисто. Однако облегчения она не ощутила. Слишком хорошо ощущала внутри себя тяжелую горошину Цинтанаккара, замершую, но отчаянно тяжелую, точно двенадцатифунтовое ядро. Можно убежать от любой погони, можно оторваться от слежки, владея должным арсеналов трюков, можно отбить вкус к охоте у целой стаи голодных сук, которые задались целью выследить себя. Но как убежать от того, кто сидит в себе?..

— Будь уверен, Котейшество знает, как вытащить этого херова штрафбарщика[20]. У нее есть тетрадь с записями, целый чертов фолиант, в который она записывает всех демонов, которых знает. Наверняка там найдется что-то и на старикашкиного выблядка.

— А если нет?

Гомункул спросил это не насмешливо, вполне серьезно, но Барбаросса ощутила, как от этих слов нехорошо потяжелело сердце. Точно грузик на стенных часах, набитый свинцовой дробью мешочек, норовящий опуститься куда-то в требуху на дергающейся стальной цепочке.

— Использую плоть, кости и кровь, — неохотно сказала она, поднимаясь и вновь забрасывая мешок за спину, — Нас когда-то учили этому на втором круге. Не то, чтоб я хотела угощать чертового демона своим мясом, но, если не останется другого выбора…

Это резкое движение заставило гомункула испуганно вскрикнуть, но недостаточно громко, чтобы порадовать уши Барбароссы в должной мере.

— Что это значит?

— Старый фокус, которому нас учили еще на втором круге на занятиях по Гоэции. Если тебе надо вытащить демона из предмета, в который он заключен, надо назвать его по имени и произнести формулу высвобождения. А после предложить ему…

— Плоть, кости и кровь?

— Да, — Барбаросса досадливо дернула плечом, — Это вроде угощения, которое демонолог предлагает демону, чтобы освободить его от плена и…

— Позволь полюбопытствовать, юная ведьма, кто преподавал вам науку Гоэции?

— Профессор Кесселер, но какое…

— Если у тебя в кошеле найдется пять крейцеров на марки и листок писчей бумаги, я бы с твоего позволения заглянул в ближайшее почтовое отделение. Отправил бы уважаемому профессору Кесселеру письмо с соболезнованиями. Иметь дело с тупицами вроде тебя, должно быть, чертовски утомительно.

Барбаросса вскинулась, ощутив хорошо знакомое жжение в костяшках пальцев. Ни одна сука на улицах Броккенбурга не смела говорить с ней подобным тоном. Но этот… это… Это плюгавое существо точно вознамерилось с самого момента их знакомства прощупать океан терпения крошки Барби на всю его глубину. И уже вот-вот нащупало предельную.

— Во имя твоей матери, отелившейся под телегой, Лжец, что ты имеешь в виду?

— Я ничего не смыслю в демонологии, — буркнул гомункул, — Но даже я мельком знаком с азами Гоэции, пусть и в ничтожном виде. Плоть, кости и кровь — это стандартная формула высвобождения, не так ли? Она здесь не поможет, даже если бы у тебя было все вышеперечисленное.

— Да ну?

— Представь себе! Во-первых, она годится лишь для изгнания тех демонов, что заключены в предмет, а не в живую человеческую оболочку. Во-вторых, для этого тебе надо знать имя демона, а «Цинтанаккар» вполне может оказаться не истинным именем, а титулом, псевдонимом или Ад знает, чем еще. В-третьих…

— Что еще?

— Высвобождаемый демон должен желать свободы. А Цинтанаккар, уж поверь мне, ни хера ее не желает. Он желает превратить последние часы твоего существования в бесконечную пытку. Этот фокус сошел бы с каким-нибудь плюгавым адским духом вроде тех, которых вы ставите себе на службу, заставляете греть себе воду или проигрывать музыку, но только не с ним…

— Подумать только, каков мудрец! — зло бросила Барбаросса, — Небось, столько мозгов в головешке, что скоро придется банку попросторнее подбирать, как бы не треснула! А может, тебе самому обзавестись своей кафедрой в университете, а? У тебя будет лучшая полка в лекционной зале и самые жирные мухи, которых только можно найти!

Ее неуклюжие остроты барабанили о стекло банки с гомункулом, отскакивая прочь, точно конские каштаны, отскакивающие от каленой кирасы. Мало того, совсем не унимали злости, опалившей ее нутро.

Сучий потрох был прав.

Она совсем забыла, что формула «плоть, кости и кровь» — отнюдь не универсальное оружие против демонов, мало того, профессор Кесселер отчетливо предупреждал об этом. Просто она забыла, как забыла многие другие важные вещи в своей жизни. Понадеялась на Котейшество, выкинув никчемный груз из головы, и вот теперь консервированный коротышка дает ей, ведьме, уроки по демонологии. Превосходно…

Черт — эта мысль заставила ее усмехнуться на ходу — если бы профессор Кесселер в самом деле узнал об успехах малышки Барби, едва ли был бы разочарован в лучших чувствах. Он вообще в грош не ставил ведьм, которых обучал сложной науке Гоэции. И на то, пожалуй, был резон.

[1] Машикули — навесные бойницы на крепостной стене.

[2] Гурдиция — крытая деревянная галерея на внешней стороне крепостной стены.

[3] Принц Максимилиан — Максимилиан Саксонский, немецкий принц из династии Веттинов (1759–1838).

[4] Бургиньот — закрытый шлем бургундского образца, использовавшийся европейскими армиями вплоть до XVII-го века.

[5] Безоар — магический камень, предохраняющий от ядов и отравлений.

[6] Dreizehn Nasen (нем.) — тринадцать носов.

[7] Здесь: примерно 2 240 грамм.

[8] Гийом Амонтон (1663–1705) — французский физик, переработавший классические законы скольжения и трения, открытые Леонардо да Винчи в 1493-м году.