– А сейчас она догадывается об этом? – спросила задумчивая Драйзерова, до этого ни разу не перебившая Николая. Его рассказ задел ее за живое. Теперь она прониклась к этому человеку еще и чувством сострадания. Он стал ей еще ближе и дороже.

– Конечно, нет. Во всяком случае, я стараюсь ничем ей не выдавать того, что тебе поведал. Она, в принципе, неплохой человек, родила мне замечательную Аленку, которую я люблю больше всего на свете. Видимо, такова моя планида, не все получается в жизни так, как хотелось бы… Света и из армии меня ждала, а когда в училище военное поступил, со второго года срочной службы, не побоялась забеременеть. В общем-то, все тяготы по становлению ребенка на ноги легли на ее плечи. Так что не могу я ее не уважать. И ничего плохого сказать не могу.

27.

Тайная романтическая связь Драйзеровой с Васильевым продолжалась еще года полтора. Под видом лечения зубов, выезда за покупками и других второстепенных причин Лене порой удавалось вырваться в город Нижнюю Салду, где и происходили их заранее спланированные, обговоренные в письмах встречи. Письма, естественно, отправляли на другие адреса – надежных людей, с которыми была договоренность, и даже на конверте указывали не свои, а вымышленные фамилии, тоже, разумеется, заранее придуманные и известные обоим. В общем, конспирация их отношений была поставлена на высоком уровне, как у революционеров-профессионалов. Только если последние стремились к изменению мироздания на земле, то их желания, безусловно, были гораздо скромнее, ограничиваясь радостями человеческого свойства. Они просто наслаждались, общаясь друг с другом, отдыхали душой и телом. И старались не думать о последствиях, о завтрашнем дне – они жили днем сегодняшним, прекрасно уяснив для себя, что жизнь настолько коротка, что надо торопиться познать ее сегодня, иначе завтра уже может быть поздно, это "завтра" может просто не наступить для них. Они украдкой, по-воровски, впопыхах дарили друг другу любовь и уже этим были счастливы. А потом который раз возвращались домой и продолжали играть каждый(ая) свою роль – любящего, чуткого мужа и благодарной, нежной жены. Что удивительно – получалось талантливо, без фальши. А может, сей талант, духовные и физические силы к нему как раз и черпали они из своих мимолетных, но весьма зажигательных встреч? Или все это (их затянувшееся знакомство) было блефом, легкомысленным увлечением, на фоне которого и познавалась, формировалась и укреплялась их значимость, истинное предназначение в семейной жизни?.. Да они, видимо, и сами не могли объяснить этот свой загадочный феномен.

Славика укусил клещ. Его обнаружили под лопаткой, уже довольно сильно присосавшегося. Энцефалитный клещ, конечно же, в природе встречается не столь часто, но кто мог гарантировать, что укусивший Славика паразит не является как раз тем роковым, одним из тысячи? А потому врач, точнее, местный военфельдшер порекомендовал Драйзеровым срочно отвезти сына в город для проведения ему серии предупредительных уколов. При этом посетовал, что не сохранили самого клеща для лабораторных исследований. Поэтому, предупредил он, для профилактики придется поколоть сынишку по полной программе. Лена, конечно, переживала за Славика, но вместе с тем испытывала в душе некий подъем: ведь предстояла незапланированная поездка в Нижнюю Салду и, стало быть, вполне возможна встреча с Васильевым, если тому удастся найти повод вырваться к ней на свидание. Соответствующую телеграмму через подставное лицо она уже отбила.

Им повезло: в город как раз шел с грузом "ЗИЛ-130"-ый. Так что попуток ловить не надо было. В больнице они управились довольно быстро. Однако предусмотренную в таких случаях процедуру почему-то растянули на два дня, то есть сказали подойти еще на следующий день. Это по вполне понятным причинам как нельзя кстати устраивало мамашу, внутренне ликовавшую. Она уже мысленно была там – на "нелегалке", в небольшом, но вполне приемлемом (опрятная, аккуратная хозяйка-старушка предоставляла им за невысокую плату целую комнату с отдельным входом) для интимных встреч частном домике.

– Ты, Слава, должен сегодня лечь пораньше, – наставляла мама сыночка, договорившаяся с хозяйкой постелить для него в другой комнате, – завтра тебе вновь нужно быть в больнице для обследования, и поэтому надо хорошо выспаться, чтобы выглядеть свежим и бодрым.

Мальчик нехотя отправился на предназначенный для его ночлега диван, но сон не шел, и он лежал с открытыми глазами, размышляя о несправедливом обустройстве мира, в котором взрослым позволяется все, а детям только то, что разрешат взрослые. И почему-то, как назло, они часто позволяют то, чего вовсе и не хочется делать, и наоборот: не дозволяют то, чего как раз очень и желаешь. Не находя ответов на эти и другие вопросы бытия, он повернулся на бочок к стенке, закрыл глаза и попытался было уснуть, как вдруг за стенкой он услышал голоса. Один из них, мамин, он узнал, конечно, сразу. А другим разговаривал дядя, причем, как показалось мальчику, когда-то и где-то он его слышал.

– Я так рада, что ты приехал, – Лена бросилась в объятия Васильева и повисла у него на шее, – что удалось вырваться! А то уж было загрустила, думала: наверное, жена в чем-то заподозрила и не отпустила.

– Жене-то как раз и не надо было ничего объяснять, так как я сейчас, по идее, в наряде. Сержанта, помощника своего, предупредил, что отсутствовать буду до утра. Он у меня, в принципе, ученый: знает, кому, как и что отвечать в данных случаях, если вдруг кому-то понадоблюсь. Недаром же я ему два отпуска на родину выхлопотал за время службы.

– А чего вид у тебя такой замученный? Устал что ль с дороги или, может, заболел, простудился?

– Да нет, меня никакая зараза не берет, а вот Аленка, дочка, слегла с температурой. Кашляет сильно, боюсь: не схватила ли случаем воспаления легких? Да к тому же всю обсыпало – ветрянка.

– Ну а доктору показывали? Что он говорит?

– У нас там такой доктор, как будто не знаешь, который наверняка может лишь на вкус воду от спирта отличить. Выписал, конечно, лекарства, но толком так и не объяснил, что же у нее за хворь приключилась.

– Не горюй, Коленька, поправится твоя дочка. – Лена ласково провела рукой по его пышным кудрям. – Я вот тоже сыночка привезла на уколы для подстраховки. Клещ к нему присосался, будем надеяться, что не энцефалитный… Обними же меня крепче, дорогой.

Но вместо того, чтобы выполнить эту приятную просьбу, Васильев легонько отстранил ее от себя, намереваясь сказать что-то важное.

– Леночка, дорогая, я действительно устал. Устал разрываться на два фронта, постоянно лгать жене, придумывая причины моего незапланированного отъезда. Устал ощущать себя несчастным человеком. Устал думать о том, что мы никогда с тобой не сможем быть вместе навеки, потому что у тебя – своя семья, а у меня – своя. Устал вести этот подпольный образ жизни, все время напрягаясь и держа себя начеку: как бы в чем-то где-то не случилось прокола. В общем, Ленок, я пришел к выводу, что будет лучше и для тебя, и для меня, если мы не будем больше мучить, терзать друг друга и прекратим наши встречи. Поверь, мне стоило неимоверных душевных напряжений решиться и пойти на этот разрыв. Моя душа и теперь вот, когда делаю это признание, кровью, слезами обливается. Я очень сильно прикипел к тебе и, чувствую, если еще немного затянуть узел нашего знакомства, мне уже никогда с ним не справиться.

– А нужно ли, милый?! – вклинилась Лена, не сводя с него широко раскрытых глаз, выражающих мольбу.

– Что? – не понял Николай.

– Я говорю: нужно ли бояться наших встреч, к чему с ними бороться?

– Пойми, Лена, я не хочу с тобой расставаться, но я и не могу рушить наши семьи. Поэтому из двух зол – расставаться или рушить – я выбираю наименьшее и, очень прошу тебя, не заставляй и не вынуждай меня поступить иначе.

Он умолк, ожидая ее реакции, как ожидает приговора обреченный подсудимый, уже не в силах что-либо изменить. Пауза, к его облегчению, длилась недолго. Резко изменившаяся было в лице, принявшем печать суровой задумчивости, Драйзерова вдруг встряхнула головой, как бы избавляясь от тяжелых мыслей, и заметила оживленно: