— Это слишком замысловатые слова, чтобы просто сказать, что… если я попытаюсь уйти, ты позволишь мне умереть или прикажешь меня убить.

Челюсти Луки сжимаются.

— Я никогда не позволю тебя убить, София. Я не верю, что Братва представляет настолько большую угрозу, что твоя смерть необходима. Но у нас с Доном Росси разные представления о некоторых вещах. И я не буду подставлять свою шею, чтобы защитить тебя, если ты будешь настаивать на уходе.

Хм. Я убираю этот лакомый кусочек на хранение. Лука только что невольно показал мне немного своего отношения. Пока Росси является главой итальянской мафии, моя жизнь будет потеряна, если я покину Луку. Но однажды Лука станет Доном, он почти сказал мне, что не хотел бы, чтобы меня убили за то, что я ушла. Конечно, все еще нужно учитывать Братву. Но если я буду достаточно тщательно планировать и выжду время, возможно, однажды я смогу снова стать свободной.

— В нем также говорится, что я согласен обеспечить все твои материальные потребности. Твое жилье, еда, коммунальные услуги и другие предметы первой необходимости будут оплачены, и тебе будет предоставлена ежемесячная содержание и дискреционное пособие, — продолжает Лука, не замечая изменения в моем поведении. — Как моя жена, ты должна будешь посещать со мной определенные мероприятия. От тебя также ожидается выполнение определенных функций, членство в правлениях нескольких благотворительных организаций и тому подобное. — Он делает паузу. — Ты улавливаешь мысль?

— Конечно. — Я мягко улыбаюсь ему.

— Как жена будущего Дона, а со временем и жена самого Дона, ты будешь иметь власть над другими женами мафии. Они будут приходить к тебе за советом и компанией. — Лука корчит рожу. — Я не знаю, какого черта ты можешь им предложить, честно, но сделай все, что в твоих силах. Все должны верить, что этот брак настоящий, и это предполагает, что ты играешь свою роль в полной мере.

Я морщусь. Я не думала, что мне придется заводить друзей или быть настоящей частью этой семьи. Я предполагала, что смогу прятаться в своей квартире, путешествовать, когда смогу, и развлекаться. Честно говоря, это звучало как единственная приемлемая часть сделки. Теперь я узнаю, что мне придется править этим гротескным королевством вместе с Лукой и притворяться, что мне это нравится, и мой желудок переворачивается. Я не хочу в этом участвовать.

Но у меня все еще нет выбора.

— Есть что-нибудь еще?

— Касаемо этого документа? Только то, что ты понимаешь, что от этого союза не будет детей или что они не ожидаются. Если ты забеременеешь, беременность будет прервана. — Лука натянуто улыбается. — Но поскольку одним из твоих условий является то, что я не прикасаюсь к тебе, я не думаю, что это будет проблемой.

— Я думала, католики против абортов?

Лука хмурится.

— Есть другие проблемы, которые имеют приоритет над любыми религиозными. Но это не твоя забота. И это не то, о чем тебе нужно беспокоиться. — Он постукивает по бумаге. — Отец Донахью сказал, что ты была крещена, но никогда не конфирмовалась в церкви?

— Эм…нет. Я была крещена в младенчестве и приняла первое причастие, но мой отец умер до того, как я был конфирмована. А моя мать обратилась в христианство только ради замужества, она выросла в русской православной церкви, так что…

Лука машет рукой, прерывая меня.

— Тогда отец Донахью ускорит это.

— Но я думаю, что есть процесс…

Я ясно вижу раздражение на лице Луки.

— Отец Донахью хорошо знает семью, и он также хорошо знал твоего отца. Он сделает то, о чем мы просим. — Лука потирает рот рукой, и я вижу намек на усталость в его глазах. — Это нельзя откладывать, София. Свадьба состоится в субботу.

— Есть ли в документе что-нибудь еще, о чем мне следует знать?

Лука качает головой.

— Ты включил сюда мои требования?

— София… — Предупреждение в голосе Луки ясно.

— Итак, в контракте есть все, что ты требуешь, но ничего такого, что я…

Лука хлопает одной рукой по столу, поднимаясь на ноги так быстро, что я отшатываюсь назад и чуть не опрокидываю стул.

— Мое согласие на твои условия, это не что иное, как то, что я милосердный муж, София. Я ни на что не должен соглашаться. Один телефонный звонок, и ты мертва! Ты понимаешь меня? Так что вместо того, чтобы настаивать на том, чтобы я все это переделал заново в соответствии с твоими желаниями, тебе просто придется довериться мне. — Его челюсть сжата, когда он наклоняется ко мне, его зеленые глаза сверкают. — Или ты можешь сказать мне, что это невозможно, и я позвоню дону Росси и сообщу ему, что брак расторгнут. Это твой выбор, моя прекрасная невеста.

Он шипит последнее слово, и в этот момент я вижу, как это сказывается на нем. Мне его не жаль, ни капельки, но мое сердце учащенно бьется, когда я смотрю на его точеное лицо, в его зеленые глаза, сверкающие, как изумруды, его взгляд тверд, как кремень. Он протягивает руки по обе стороны от спинки моего стула и нависает надо мной.

— Я мог бы потребовать от тебя все, что захочу, — бормочет он, его голос понижается на октаву, низкий и глубокий. Я чувствую, как по моей коже невольно пробегает дрожь. — Я мог бы потребовать твоего тела, твоей покорности, каждой части тебя, отданной мне без вопросов, в обмен на твою жизнь. Но, несмотря на то, какой я человек, который вызывает у тебя такое отвращение, несмотря на кровь на моих руках, я этого не сделаю. Ты знаешь почему, София?

— Нет, — шепчу я. Я дрожу как осиновый лист, но моя кожа гудит от чего-то, чего я никогда раньше не чувствовала, какое-то электрическое ощущение проходит по мне, пока не начинает казаться, что каждый волосок на моем теле встает дыбом. Полные губы Луки нависают над моими, каждый дюйм его тела напрягся от гнева, и я без сомнения знаю, что если бы я протянула руку вниз, то нашла бы его таким же твердым, каким он был прошлой ночью. Между нами есть что-то, чего я не понимаю, какая-то химия в нашей неоспоримой ненависти друг к другу, и извращенная часть меня хочет выгнуться вверх, прижаться своими губами к его губам и обвить руками его шею, прижимая его ко мне, пока мы не повалимся вместе на блестящий деревянный пол столовой.

Лука неподвижно стоит надо мной, его взгляд прикован к моему.

— Потому что я совершил в своей жизни очень много грехов, София, многие из них смертные. Но я никогда не принуждал женщин. Я никогда не брал ту, которая меня не хотела.

Затем он отодвигается от моего стула, его челюсть все еще сжата.

— И я не собираюсь начинать со своей жены.

У меня дрожат руки. Я не уверена, что смогу даже подписать бумаги, но Лука подсовывает их мне.

— О, — холодно говорит он. — Есть еще кое-что.

— Что? — Я пытаюсь унять дрожь в голосе, но не могу.

— Твой цвет волос. Меня не волнует, сколько это будет стоить или что придется делать стилисту, но к пятнице эта ужасная краска сойдет с твоих волос, и ты будешь настолько близка к своему естественному цвету, насколько это возможно. На тебе это выглядит нелепо. — Он выплевывает последние слова, снова садясь в свое кресло. — Я попрошу моего секретаря прислать стилиста завтра. И когда мы закончим здесь, кто-нибудь придет с новым гардеробом для тебя, с чем-нибудь, что не делает тебя похожей на шлюху.

Я знаю, что он намеренно жесток, подавляя желание, которое было несколько минут назад, вместо этого гневом. Но от этого слова не становятся менее ранящими. Ничто из того, что он говорит, не должно ранить меня, но, тем не менее, это ранит. Чем скорее мы сможем покончить с этим, тем лучше. Скоро мне даже не придется его видеть.

Глубоко вздыхая, я тянусь за ручкой.

* * *

Час спустя я стою в одной из гостевых спален в пентхаусе и смотрю на кучу одежды, нижнего белья, обуви и украшений, разбросанных по кровати. У стены есть вешалка для одежды с большим количеством одежды. Это самая впечатляющая демонстрация богатства, которую я когда-либо видела в одном месте, потому что на каждой вещи есть дизайнерский ярлык.