— Будет ли что-нибудь еще, сэр?

Я сжимаю переносицу, всем своим существом желая, чтобы я мог вызвать мирового судью в квартиру и покончить со всем этим беспорядком. Но свадьба должна стать зрелищем, чем-то, что покажет Братве и всем, кто может подумать о том, чтобы помочь им, что София Ферретти выведена из игры.

Шах и мат.

— Выясни, кто может быть свободен, чтобы одеть Софию на свадьбу. Они должны быть в состоянии изготовить платье в течение недели. Церемония состоится в субботу, в соборе Святого Патрика. Позвони также в собор, чтобы договориться обо всем, что потребуется отцу Донахью. — Последнее не вызывает особого беспокойства, у доброго Отца достаточно давних связей с нашей семьей, чтобы он сделал почти все, о чем я или Росси его попросим. И поскольку именно он присутствовал, когда отец Софии вытягивал свое обещание из моего, я ожидаю, что он будет еще более склонен ускорить свадьбу.

— Сию минуту, мистер Романо.

Я вешаю трубку и снова смотрю на часы. Если это будет продолжаться слишком долго, мне, возможно, придется спуститься на кухню самому…

Раздается слабый, неуверенный стук в дверь моего кабинета. Нет никакого объяснения тому, почему у меня скручивается живот, от мысли, что я услышу, что София все еще отказывается подчиняться… Она этого не сделает, твердо говорю я себе. И мое беспокойство вызвано только моим стремлением поскорее покончить со всем этим. Это не имеет никакого отношения к самой девушке.

— Войдите.

Тяжелая дверь из красного дерева со скрипом открывается, и София входит внутрь. Ее лицо бледное, а под глазами красные круги, но ничто из этого не умаляет ее красоты. Она выглядит как принцесса, запертая в башне, пришедшая умолять сохранить ей жизнь, и ирония этого не ускользает от меня. София думает, что я ее тюремщик, но на самом деле, я единственный, кто стоит между ней и смертью.

Рыцарь в несколько потускневших доспехах, если хотите.

— Анастасия все еще здесь?

София вздрагивает при упоминании имени своей подруги.

— Нет, — тихо говорит она. — Она ушла домой.

Хорошо. Девушка умнее, чем я думал, она четко знала, когда пришло время уходить. Я слышу обиду в голосе Софии, когда она говорит "домой", и я надеюсь, что это признак того, что она смирилась с тем фактом, что не может вернуться в свою бывшую квартиру. Что этот пентхаус и все, что я сделаю для нее в будущем, будет ее домом в будущем.

— Она сказала, что ты позвонил ей. — Голос Софии ровный, бесцветный. Она звучит спокойно, и я знаю, что должен быть благодарен за это. Так она будет более управляемой. Но что-то внутри меня восстает против мысли о том, что она может потерять свой дух вопреки мне.

Это просто еще один признак того, что мне нужно покончить со всем этим как можно быстрее.

— Да, — подтверждаю я. — Очевидно, ты не стала меня слушать, когда я пытался объяснить тебе серьезность ситуации. И я понимаю, в некотором смысле, ты меня не знаешь. — Я сцепляю пальцы перед собой на столе, наблюдая за ней через него. Между нами хорошее пространство, это помогает мне сохранять формальность. Деловой тон. — Я предположил, что Анастасия могла бы убедить тебя так, как не смог бы я. И, судя по выражению твоего лица, я думаю, что я прав.

— Не притворяйся, будто ты так хорошо меня знаешь, — говорит София, к ней возвращается крошечная толика ее гнева. — Я хочу, чтобы ты ответил мне на один вопрос, мистер Романо. Ана сказала, что я должна спросить тебя кое о чем.

Итак, я теперь мистер Романо. Я прищуриваюсь, глядя на нее.

— Да?

— Она сказала, что я должна спросить тебя, что произойдет, если я не соглашусь выйти за тебя замуж.

Блядь. Моя доброжелательность к Анастасии Ивановой мгновенно испаряется. Но если даже ее подруги, объясняющей ей угрозу Братвы, было недостаточно, возможно, этого будет достаточно. Это все, что мне осталось, чтобы убедить ее.

— Я уже сказал тебе, кто мой босс.

— Да. — София не двигается, чтобы отойти от все еще открытой двери. Это не имеет значения, она все равно далеко не ушла бы, даже если бы снова попыталась убежать.

— Он не милосердный человек, София.

— А ты такой? — Она поднимает подбородок, свирепо глядя на меня. — Ты держишь меня здесь пленницей.

Волна разочарования, граничащего с гневом, прокатывается по мне, и я невольно встаю из-за стола, чуть не опрокидывая свой стул.

— Я обеспечиваю твою безопасность! — Гремлю я, мой голос доносится из офиса и эхом разносится по коридору, и я вижу, как София снова отшатывается назад. К ее чести, она не пытается убежать. — Твоя подруга не в состоянии должным образом передать, что эти люди, из Братвы, сделали бы с тобой?

— Она сказала, что они бы продали меня, и она упомянула, вещи похуже, — признается София. Она с трудом сглатывает, и я вижу, как ее тонкое горло сжимается в конвульсиях.

Мой член дергается, набухая в пределах моего сшитого на заказ костюма. Один только вид этого заставляет меня думать о ее горле, бьющемся в конвульсиях вокруг моего члена, о том, как это будет ощущаться, когда я схвачу ее за волосы и вонжусь глубже, трахая ее лицо, пока…

Черт возьми, Лука, возьми себя в руки. Моя реакция на эту девушку нелепа. Я считаю себя исключительно мужественным, но в тридцать один год, когда половина Манхэттена была прикреплена к столбику моей кровати, я думал, что дни неконтролируемой эрекции остались позади. И все же я здесь, стою в своем офисе с таким болезненным и неуместно твердым чувством, как у подростка, которому еще предстоит трахать кого-либо, кроме своей руки.

— Ты права, — спокойно говорю я. — Братва хорошо известна своим обращением с женщинами. Их основным источником дохода является продажа наложниц богатым мужчинам и секс-рабынь по всему миру. Женщины, которые не считаются достаточно ценными для продажи, используются для развлечения их собственных мужчин.

— Торговля людьми, — шепчет София, и я вижу страх в ее глазах.

— Не только это, но и с женщинами, которых они содержат, обращаются ненамного лучше. Возможно, ты думаешь, что, поскольку ты дочь русской женщины, они могли выдать тебя замуж за кого-то из своего ближайшего окружения. Возможно, тебя бы не продали. Но их жены тоже немногим больше, чем движимое имущество, живущее в страхе и по прихоти своих мужей.

— И будет ли это чем-то отличаться от того, чтобы быть замужем за тобой? — София вызывающе вздергивает подбородок.

Я чувствую, как у меня сжимаются челюсти. Медленно и целенаправленно я обхожу край своего стола, подходя к ней лицом в нескольких футах от меня.

— Наш брак не будет любовным, София. Я не буду верным мужем, преданным тебе. Но я могу обещать тебе вот что, я никогда не подниму на тебя руку в гневе. Я никогда не затащу тебя в свою постель против твоей воли. Ты будешь защищена от всего, что может причинить тебе вред, обеспечена всеми способами, со всеми удобствами, которые можно купить за деньги. Я не могу подарить тебе романтику или собственную семью, но я позабочусь о том, чтобы любым способом компенсировать это материальными благами, собственным домом, путешествиями, всем, что ты пожелаешь, я сделаю это. Я не собираюсь делать тебя несчастной, София. Но я действительно намерен завершить все это дело как можно быстрее.

— Ты уже поднял на меня руки, — указывает София. — Прошлой ночью.

Эта девушка невыносима. Я медленно, размеренно выдыхаю.

— Ты пыталась сбежать.

— Все еще…

— Хорошо! — Я стискиваю зубы. — Я больше не прикоснусь к тебе без разрешения. Тебе этого достаточно?

— Ты все еще не ответил на мой вопрос. Что произойдет, если я откажусь?

Мне требуется все усилие, на которое я способен, чтобы не сжать руки в кулаки или не закричать. Но я не могу позволить себе напугать ее, по крайней мере, не тогда, когда это касается меня. Но я устал играть в игры и танцевать вокруг правды.

— Дон Росси прикажет тебя убить, — просто говорю я.

Слова возымели желаемый эффект. София становится белой как мел, и на секунду мне кажется, что она снова может упасть в обморок. Я задаюсь вопросом, включает ли мое обещание больше не прикасаться к ней, удержание ее от падения на пол в глубоком обмороке, но ей удается удержаться на ногах, схватившись за дверцу, чтобы не упасть.