– Примерно подобное он говорит про Братство, когда ты куда-то отваливаешь.
– Примерно подобное он мне говорит всякий раз, когда проигрывает в костиаторы. – Черногоре нанёс мне зелье на рану в районе туловища, от чего я поднял глаза вверх и посмотрел на летающего по полю Смугра.
– Эти ваши устаревшие приколы, конечно.
– А чего? Жрецы, как-никак, внесли свой вклад в зарождение нечисти. – Рана начала пенится и медленно регенерировать рану.
– Как, впрочем, и давние нападки Братства на Жрецов.
– Не отрицаю. – Черногоре хлебнул скульки из своей затёртой фляги, добытой из внутреннего кармана мантии.
И всё же старая добрая скулька спасает, этого у неё не отнять. От бессилия и истощения она быстро дала мне по шарам, стало чуть менее больно, да и некоторое умиротворение пришло. Всё же Черногоре знает своё дело. Это я про скулечное дело, а не лекарство.
– Так, братишка, всё, что мог, я подлечил, дальше тебе путь в лекарню. У тебя твои эти ставни металлические работают? – Черногоре указал окровавленной рукой на мои стальные конечности.
– Не, нихрена, нога барахлит, руку вообще не чую. Да и динамики шебуршат.
– Встать можешь?
Я попробовал двинуть ногой. Тяжко. Попытался повернуть туловище, помогая естественной рукой, но тут же отдёрнулся от боли.
– Понял, не шевелись.
Черногоре подошёл к стальконю, открыл его боковую створку и достал прицеп. Зацепив прицеп за мою ногу, он включил автоматическое закручивание прута и приподнял меня за плечи, чтобы моя спина, в довесок ко всему, не была стёрта. Максимально подтянув мою тушку и подняв ногу, катушка быстро закрутилась. Черногоре, как на тренировочном поле, при подходе на ноги, присел, схватил меня, и что есть сил подтянул и закинул тяжелый от стали и разбитый от боёв организм на заднее сиденье стальконя. Лёгким движением забравшись на неё сам, Черногоре взялся за поводья и, размашисто тряхнув ими, втопил максимальную скорость.
– Ну чего, блин, следующая остановка – клиника. – сказал он, и пригнулся. На этом я снова потерял сознание.
Сквозь кумар и периодический приход в себя я видел, как мы добрались до повозки, полностью оббитой пластинами, запряжённой двумя большими стальконями, с четырьмя колёсами по обе стороны. Между повозкой и стальконями располагалась увесистая скамья, за которой сидел возничий и воитель-стражник, экипированный мечёвкой. На повозке с боковых и задней части красовались эмблемы двух скрещенных гитар, одна по форме напоминала гаечный ключ, другая на длинную колбу с микстурой. Это указывало на лекарскую принадлежность повозки, которая зачастую была больше обычных некрытых походных повозок, и больше походила по размерам не нехилую такую палатку. Черногоре и ещё несколько братьев перетащили меня в кабину и уложили на лекарскую кровать, которая автоматически, с помощью шестерёнок, складывалась из нескольких сидений.
– Будешь жить, брат. – сказал мне лекарь, после того как вместе с починщиком осмотрел меня. Затем, со словами «одна песнь, и будешь как новый», он воткнул мне в горло иглу с серой жидкостью, и я отрубился окончательно.
Всякий раз, когда любой человек или любое существо из любого клана метала оказывается на грани гибели, но попадает в руки лекарей и починщиков, его временно вводят в состояние смерти, чтобы максимально излечить и починить организм, не повредив органы. Так же случилось и со мной, поэтому я оказался у каменных высоких врат с выгравированными музыкальными инструментами, черепами, телами изувеченных бессмертием, статными мужчинами, прекрасными женщинами, различными монстрами и чудищами из Топей, кружками скульки, тёмными горами и большим лицом, закрытым вьющимися чёрными патлами, вокруг которого были вырезаны все остальные хаотичные гравировки.
Ворота, которые были на месте губ, медленно и с сильными грохотом вкопались в землю, придав лицу вид кричащего человека. Из ворот вырвались тяжёлые басы, сотрясая всю чёрную землю вокруг и всю красно-белую небесную мглу, но быстро пропали, и на замену им донёсся рычащий гроулинг, обратившийся ко мне.
– Твоё время ещё не пришло, брат. Не пристало тебе пока слушать реальный метал до скончания времён, племенной. Скоро вернёшься в свой мир, а пока покайфуй от моей епишки, чел. Дорога тебе в правые от меня предвратья, сам поймёшь, какие. Но если мой мини-концерт закончится, звук потухнет, а тебя не выкинет обратно, то, братишка, походу тебе всё-таки сюда, шаришь? Короче иди, и ни о чём не парься, чувачок.
На прощание выдав мне быстрый гитарный риф, ворота закрылись, а справа послышалось медное скрипение. Гравировка с патлатым угрюмым мужиком в косухе и поднятой гитарой в стальной кибер-руке находилась между большим раскаченным мужиком, который мечом открывал бутылку скульки, и мужиком в мантии, с вороном на плече, воздевшим руки между головой и грудью. Средняя гравировка медленно раскрылась в разные стороны. Как только я переступил порог ворот, из темноты донеслось безумно быстрое вступительное соло, которое подхватили тяжёлые барабаны с басами, а затем пронзительный мелодичный скрим. Полутусклым концертным светом озарялся только готический диван, на котором, с одной стороны, сидела девушка с чёрными волосами, вулканического цвета телом, и фиолетовыми глазами с ромбовидным зрачком, в чёрных невысоких сапогах и корсетом. С другой стороны сидела беловолосая девушка, с молочным телом и голубыми глазами, одетая в лёгкое белое платье, а на её тонких манящих ногах красовались каблуки, верёвки от которых шли до колен. Они зазывали меня к себе. Я сел между ними, раскинул руки и тут же, не желая этого, полностью расслабился. Девушки прильнули ко мне, и начали хихикать и переговариваться между собой на неизвестном мне языке. Из темноты вышла ещё одна девушка с фиолетовыми волосами, в стальном топе, легкой кожаной юбке и разноцветных гольфах. Она подошла к нам, держа в руках поднос.
– Выпей это. – тонким голосом сказала она и дала непонятного цвета напиток, улыбнулась и села ко мне на колени.
Закинув бокал, вся жидкость мигом влилась в меня, в глазах всё начало становиться всё ярче и ярче, перед ними появились различные фракталы, которые соединялись сначала в силуэты, затем в хаотичные картинки, затем в целый разнообразный видеоряд, который менялся под влиянием тяжёлых, сумасшедших, бешеных ритмов. Я полностью выпал не только из реальности, в которой я был до предсмертия, но и из того мира, в котором находился сейчас.
Каждому в предсмертии уготован свой концерт и свой диван. Если у предсмертника есть пара, то на диване сидит проекция того человека, которого он любит. Кого-то на диване ждёт семья, и те, кто ещё жив, и те, кто уже в этом мире. Других же на диване дожидаются братья по оружию, или верные друзья. Бывают и те, у кого на диване лежит множество золота и различные атрибуты богатой жизни. У всех разное ожидание предсмертия, но все получают максимальное наслаждение от него. У таких, как я, чьи помыслы не цепляются ни за что в предсмертном мире, которые ничего от него не ждут, диван и видеоряд просто проецируют самые незамысловатые довольства жизни. Главное – выйти из этого концерта до того, как музыка стихнет…
Галлюцинации становились всё ярче, музыка всё громче, а тело всё больше переставало заботить. Я уже не понимал, что нахожусь в предсмертии, мне казалось, что так было всегда, что так будет всегда. И вдруг всё на долю секунды замирает, и эффекты, будто плёнка, начали отматываться назад. Фракталы стирались, тело наплывами давало о себе знать, лишь музыка не стихала. И вот пред глазами снова предстаёт сидящая на коленях деваха и две другие, прижавшиеся ко мне с двух сторон, и тёмная комната, которая тут же пропадает от резкого света. Свет раздражил мои глаза и заставил их раскрыться, взгляд упал на лекаря и починщика, и чёрный кирпичный потолок. Наступила тишина.
– Наслухався? – посмотрел на меня весёлый мужичок в возрасте с очками, у которых объемная оправа была в виде двух барабанов. Он взял стальной планшет, на котором были чёрные листы бумаги, и ручку из чёрного дерева, обрамлённую стальными креплениями. Дорогие предметы для записи, которые используют только в медицинских и управленческих целях.