– Я же тебе сто раз говорил – не называй меня так, особенно на людях. Что у тебя с глазами?

– Чихнула, – смущается Катя.

Дима прижимает ее к себе, несколько раз целует в шею, понемногу поднимаясь выше и выше, к робким и еще по сути детским губам.

– Катюш, я соскучился… ты себе даже не представляешь как.

Катя, отводя лицо в сторону и слабо отстраняя его:

– Ну что ты, здесь же люди, неудобно. Все смотрят.

– Да плевать на этих людей. Я соскучился!

– Я тоже соскучилась, но все-таки давай не здесь.

Глаза у Димы заблестели хитрым огоньком:

– А где, принцесса?

– Не знаю, мой сказочный принц, – смущается Катя.

Дима наклоняется совсем близко к ее уху и заговорщицким голосом продолжает:

– Зато я кажется знаю.

Катя непонимающе отстраняется.

– О чем ты?

– Сегодня у Андрюхи никого не будет дома, включая его самого. Ключи у меня на хранении. Ты понимаешь, о чем я?

Катино непонимание сменяется настороженностью:

– Боюсь, что да.

– Почему же «боюсь»? Это будет потрясающе, я буду очень нежен и заботлив. Уверяю, тебе очень понравится.

Настороженность девушки превращается в самый настоящий страх:

– Нет-нет, Дим, не сегодня.

– А когда, Кать? Когда? Мы уже два месяца вместе и до сих пор…

– Котичка, ну ты же понимаешь, как для меня это важно. Все-таки первый раз. Я хочу, чтобы этот момент запомнился на всю жизнь. Свечи, музыка, я хочу, чтобы это было очень красиво, романтично. Как самое настоящее волшебство.

Парень вроде бы как начинает сдаваться, но в то же время не отступает совсем.

– Да-да, я тоже хочу. Но когда это будет? У Андрюхи свободно уже сегодня. Там все чисто, уютно. Ну давай же, не ломайся, зай. Буквально часик и поедешь себе домой, выспишься перед экзаменом.

Катя возмущена:

– Часик? – но потом тут же переходит на жалостливые нотки, – Дим. Пожалуйста, не заставляй меня. Я не так себе это представляла. Я хочу, чтобы это был настоящий акт любви, чтобы ничто не давило на нас, не отвлекало. Я понимаю, что я у тебя не первая, но ты для меня… поэтому пожалуйста давай сделаем красиво. Я чувствую, что уже почти готова, но не к тому, как ты предлагаешь – непонятно где, непонятно как. Наспех, у кого-то на квартире.

– Не у кого-то, а у моих друзей.

– Нет. Прости меня, пожалуйста, но я так не могу и не хочу.

Дима пытается прижать к себе Катю, осыпая ее поцелуями.

– Дим, мы еще не готовы. Наше чувство еще не расцвело настолько, чтобы познать друг друга, мы идем к этому, но еще не пришли. Я так люблю тебя, но это действительно очень, очень важно для меня.

– Мы готовы, поверь мне. Я хочу тебя!

– Извини, прости меня, пожалуйста, но я не могу согласиться. Еще не время. К тому же, завтра утром мне равно вставать. Не обижайся, солнышко, мы обязательно это сделаем, но не сегодня. Пожалуйста. Не сегодня. Не сердись на меня.

Взгляд парня теряет всякую жизнь и сменяется больше на равнодушие, нежели на смирение. Но, в целом, он «принимает» столь неутешительный исход:

– Да ладно, что уж там. Я все понимаю. Еще этот экзамен. Че теперь? Нет, так нет.

Катя, не замечая этих перемен, искренне радуется:

– Спасибо, зайка, ты у меня такой чуткий. Так люблю тебя! Прости, я отойду ненадолго к Жене, ей Макс изменил, ей плохо.

– Вот урод! – безразлично бросает Дмитрий.

– Ну это же ты у меня такой молодчага, а он просто несерьезный. Я ненадолго.

Когда Катя возвращается к стойке, то застает неутешительную картину. Перед Женей выстроилась батарея пустых бокалов из-под коктейлей, а трубочка в ее губах усердно тянет очередную порцию «Секса на пляже». Судя по размазанной туши на глазах, Женя плакала.       – Ого, я вроде ненадолго тебя оставила, – обращает внимание на свое присутствие Катя. Женя, не глядя на подругу, снова плачет:

– Он всю жизнь мне сломал… ненавижу его. Как же хорошо все начиналось. И как жить теперь, когда есть с кем сравнивать? Где я теперь найду ему под стать?! Кобелина, тварь, чтоб он сдох… а потом и я вслед за ним. От горя…

Катя подзывает бармена:

– Извините, можно Вас попросить больше ей не наливать?

Но в женины планы, как видно, сдаваться без боя никак не входило:

– Не надо за меня решать! – вдруг рявкает она. – Я сама способна организовать свою жизнь.

– Способна, способна, – ласково вторит ей Катя, – но не в таком состоянии.

– Я убью его, – вдруг совершенно спокойно подытоживает Женя.

– Кого? – даже не сразу понимает Катя.

– Макса.

– За что? Вас же уже почти ничего не связывает.

– Вот за это и убью, – тем же безэмоциональным голосом продолжает Женя. – Я не хочу, чтобы он еще кому-то сделал больно. Я не хочу, чтобы кто-то еще, доверившись ему, потом так же страдал как я.

– Да глупости это, Женечка. Ты послушай себя. Просто не думай о нем. Забудь его!

– Вот убью и забуду. Ну сколько за него дадут? В первый раз-то убиваю, значит примерно лет шесть. По сравнению с огромной жизнью, шесть лет – это такая фигня, о которой и думать нечего.

Катя подсаживается к ней ближе и прижимает ее голову к своей груди.

– Родненькая моя, услышь меня. Ведь не в шести годах-то дело. А в том, что ты убьешь человека… че-ло-века! Да можно ли убивать человека? За ним же целая жизнь: детство, школа, мечты, планы на будущее. Даже если он оступился или обидел тебя, всегда нужно давать второй шанс и третий. Ты же не Господь Бог, чтобы наказывать другого. Тебе ли это решать? Ты же не простишь себя потом никогда.

– А кому, интересно, это решать? – отпрянула подруга. – Если у человека появляется опухоль – ее же удаляют, чтобы она не разрасталась дальше во все органы. А плохой человек для меня – чем не опухоль, если он уничтожает меня изнутри. Разве я виновата, что нет таких служб, которые занимались бы этим официально, вот и приходится все решать самому. Но человек-опухоль не должен жить!

– Каждый человек имеет право на жизнь, на возможность исправить свои ошибки и жить хорошо. Надо быть милосердными друг к другу, – не сдается бесконечно добрая Катя.

– Ага! Некоторые такую доброту за слабость принимают и вконец охеревают.

– Пьяненькая моя. Ты же любишь его.

Женя задумывается, но признает:

– Люблю, поэтому и иду на такие меры. Если бы он был мне пофиг, я бы его пальцем не тронула. А так из-за любви я не хочу, чтобы он разрушил чужие и свою жизнь. Пусть уйдет чистым и добрым, каким его знали и любили. Это ли не любовь? Чтобы он не страдал.

Катя перестает держать нить разговора.

– Так ты хочешь, чтобы он не страдал или остальные?

Женя на секунду задумывается, а потом поднимает вверх указательный палец правой руки и важно замечает:

– Я хочу, чтобы никто не страдал. Я всех люблю. Поэтому убью Макса.

Катя вдруг словно вспоминает о чем-то и смотрит в телефон.

– Так, ладно, я все поняла. Боже мой, двадцать минут одиннадцатого, пора домой. Еще с Димой немного поговорить. Пойдем, я посажу тебя на такси. Трудный сегодня выдался вечер.

Женя вдруг начинает канючить:

– Я не хочу домой. А пойдем пешком? По пути поговорим еще, а?

Катя смотрит на нее добрым и понимающим взглядом матери, разговаривающей с беззлобно капризным ребенком.

– Нет, милая, у меня нет времени, чтобы еще гулять. Тем более поздно вечером. Ты знаешь что такое ночной город, сколько там может быть опасностей. Пойдем, пора. Я вызову нам такси.

Девушки расплачиваются с барменом, Катя берет в одну руку букет цветов, другой хватает под мышку податливую Женю, и они нестройной походкой направляются к выходу. Почти перед самым выходом Катя цепляется ногой за какую-то ерунду и ее немного разворачивает… в полумраке танцевального зала свет софитов выхватывает целующуюся пару. Из-за смущения от увиденного девушка тут же собирается отвернуться, но вдруг ясно осознает, что парень ей до боли знаком… и, более того, она его любит. Дима.

Это был ее Димочка, ее маленький котичка, ее первая и единственная любовь – человек, которого она боготворила, которого видела во всех благородных героях читанных ею романов, которого ставила всем в пример и о котором думала не иначе, как с придыханием… И сейчас этот сказочный принц ее целомудренной жизни безобразно лапал за попу какую-то девицу, плотоядно исследуя своим языком ее рот. Тем самым языком, который некогда чувствовала и всем своим сердцем любила Катя… Девица была не столь сдержана при поцелуе, как некогда Катя и потому, совершенно никого не стесняясь, крепко держала Дима за мошонку, игриво массируя ее. Оба были так увлечены процессом, что не замечали никого вокруг, да и остальным не было до них никакого дела. Это клуб, это вечер, это жизнь, это обыденность!