Люсьен взял мою руку и погладил моими пальцами бумагу, напоминавшую кожу ребенка с маленькими твердыми прыщиками. Потом он поставил мой указательный палец на одну определенную точку и спросил: «Чувствуешь “а”?» Следом за первой буквой я почувствовала под подушечкой пальца три бугорка, букву «и». Потом «о» и «ю». Он перевернул несколько страниц, и я познакомилась с «р». Мы все повторили, и я ничего не перепутала и впервые в жизни поняла, что читаю. Чудо наконец-то свершилось.

Через три дня Люсьен пришел в мастерскую моих родителей и остановился перед ростовым зеркалом. Глаза у него были небесно-голубого цвета, черные волосы лежали волосок к волоску благодаря бриллиантину, и только одна непокорная прядь падала на лоб, как запятая между бровями. Увидев меня, он улыбнулся, а я улыбнулась в ответ. В Люсьене было изящество застенчивых людей, скрывающих эту черту характера.

Он заговорил, и я подумала: «Губы у него пухлые, как у херувима…» Он заказал костюм из фланели. Вообще-то я не шила на мужчин, их обслуживал мой отец, но на этот раз настояла, что буду работать сама. Мама согласилась, поняв, что молодой красавец появился тут из-за меня, хотя никогда не надеялась, что за ее неграмотной, вечно растрепанной дочкой кто-нибудь захочет поухаживать.

Мой отец все-таки попросил задаток – уж больно молодо выглядел Люсьен – и получил три мятые банкноты.

Я показала Люсьену модели костюмов в журнале выкроек, он щупал образцы тканей и шептал, что, если я соглашусь спать с ним, он никогда не ослепнет, что эта напасть его минует. Люсьен признался, что с воскресенья только обо мне и думает, а я ответила, что с воскресенья не думаю ни о чем, кроме «Отверженных» Гюго, и даже сходила к господину Трибу, моему бывшему учителю, чтобы выяснить, существует ли такая книга на самом деле.

Люсьен выбрал темно-синюю фланель.

Я спросила, женится ли он на мне, и он ответил, что нет, не женится, потому что в их семье брак всегда приносит несчастье. Я ответила, что согласна спать с ним, если за это он научит меня читать.

Девушек, которые спят с чужими мужчинами, называют шлюхами, но я плевать на это хотела, лишь бы научиться читать. В 1933-м об «этих вещах» не принято было говорить. Когда начинались месячные, мы думали, что кровь вытекает из того же отверстия, что и моча. Женщины выходили замуж, и вскоре животы у них округлялись, этого было не скрыть, но никто из нас не знал, что происходит в родительской спальне. В школе, в каждом классе, находится девочка постарше, которая объясняет младшим, что такое французский поцелуй, но я в школу не ходила и к моменту встречи с Люсьеном думала, что умру старой девой. Так называли клерменских дам, которые никогда не были замужем. Я была уверена, что все «старые девы» не умеют читать.

Я велела Люсьену разуться, встать к стене и держаться очень прямо, взяла сантиметр и начала снимать мерки: объем запястья и шеи, длину руки, ширину плеч, спины, глубину проймы, высоту от талии до колена, высоту от талии до пола, расстояние от основания шеи до начала линии плеча, объем бедер, длину ног от промежности до голени и икры. Обмер занял много времени. Я придумала параметры, которые никогда бы не понадобились при шитье костюма, потому что ужасно боялась, что Люсьен передумает и не станет учить меня читать. Я стояла на маленькой скамеечке и работала, а Люсьен закрыл глаза (как будто не хотел, чтобы я узнала их цвет) и дрожал всем телом. Я всю жизнь снимала мерки, но в ту среду чувствовала себя начинающей портняжкой. 181, 40, 80, 97, 81, 36, 13… Помню эти цифры, как любимое стихотворение.

Годы спустя Люсьен признался, что в тот день он словно бы лишился девственности благодаря моему сантиметру.

Я не решилась спросить: «С какой стороны носите?» – хотя этот вопрос непременно задает мужчине любой мастер, чтобы не ошибиться, выстраивая промежность. Я просто решила, что Люсьен «носит» слева.

В следующее воскресенье мы встретились в церкви Клермена. Он назначил свидание на 16:00, в этот час там никого не должно было быть. Благодаря отцу-органисту Люсьен знал все церкви в округе и расписание служб в каждой. Он не ошибся – когда я вошла, увидела только его.

Он ждал меня несколько часов на той же скамье, что и в последний раз. На скамье, куда мы присели, чтобы читать молитвенник. Я почувствовала, как у него заледенели руки, когда он передал мне дощечку с азбукой Брайля, и сразу узнала букву «а». Я никогда не получала подарка дороже и сразу поцеловала Люсьена. Это был мой первый поцелуй с парнем. Он сказал: «Я хочу прикоснуться к тебе. Умоляю, позволь мне дотронуться до твоего тела!» Я расстегнула платье. Да, да, расстегнула. Белое платье, бывшее мамино, которое я ушила в талии. Люсьен долго смотрел на меня, как на какую-нибудь потрясающую панораму. От холода я вся покрылась мурашками, но точно знаю, что Люсьену моя кожа показалась невероятно нежной. Я взяла его руку и приложила к своей груди, потом к губам…

– Как вы сегодня, мадам Лопез?

Я не кажусь себе красивой, когда смотрюсь в зеркало в ванной. Брови у меня прямые, а должны выгибаться двумя полукружиями над глазами, как у Джанет Гейнор.

Мое лицо словно бы еще не сделало выбора, не оформилось окончательно. Все некрасивое во мне кто-нибудь однажды сочтет красивым. Тот, кто полюбит меня и станет моим живописцем. Он продолжит меня. Превратит из наброска в шедевр – если у меня случится великая история любви. У всех есть свой Микеланджело, проблема в том, чтобы встретить его.

Жюль называет меня слишком наивной и говорит, что я мыслю по-книжному.

Так и есть – когда я ложусь в постель с мужчиной! – но эту книгу не в каждые руки стоит давать.

Как бы объяснить, чтобы вы поняли… Я никогда не сплю с мужчиной, с которым… сплю. Тот, кого я держу в объятиях, не тот, кого я обнимаю мысленно. Я думаю о ком-то другом, вернее о многих других. Сценарии меняются, иногда их бывает штук пять. Пять мужиков в моей воображаемой постели, если я в форме. В реальной жизни ничего подобного не устроишь, во всяком случае в моей.

Мне очень нравится идея любви, но я скучаю, занимаясь любовью, мне требуется переключать воображение. Однажды я прогоню всех моих никчемных кавалеров и займусь любовью с тем, с кем сплю сейчас.

Когда Люсьен впервые поцеловал Элен, он почувствовал, что его губ коснулись трепещущие крылышки. Я жду того, кто ощутит то же со мной, но это все никак не случается. Так можно всю жизнь провести в ожидании.

Вчера вечером я снова занималась любовью с парнем двадцати семи лет. С тем, кого зовут Я-уж-и-не-помню-как.

У меня одно нерушимое правило поведения: никогда не спать с человеком из Милли. Это все равно что спать с коллегой. Неизбежно будешь встречаться каждый день. Я-уж-и-не-помню-как живет рядом с «Парадизом», в 30 километрах отсюда. У меня было второе правило, которое я тоже не нарушала – до встречи с ним: не ложиться в постель дважды с одним и тем же человеком. Теперь я от него отступила и уже довольно давно сплю с ним. Я даже дала ему номер телефона. Он меня раздражает, но в то же время мне с ним хорошо, когда он меня не раздражает. С тех пор как мы спим вместе, он задает вопросы.

Обычно мои любовники «на одну ночь, не больше» одеваются быстро и молча. Своей квартиры у меня нет, так что обычно я занимаюсь «этим» в машине, но у нынешнего есть студия, и он не совершает никаких движений… после. Не закуривает. Смотрит на меня – долго, пристально – и задает кучу вопросов.

– Чем ты занимаешься в жизни? А чем хотела бы заняться, будь у тебя выбор?.. Правда, что ли? Не может быть!.. Дашь послушать?.. Ты все еще живешь с родителями? Ах вот как, мне очень жаль, прости. Как это случилось? Значит, живешь одна? Я однажды видел твоего брата.

– Он мне не брат, а кузен.

– Но вы очень похожи.

– Неужели? Я считала, что ни на кого не похожа. Наши отцы были близнецами. И росли мы вместе. Наши родители ехали в одной машине.