Эксгибиционизм… пять.

Оральный… пять.

Секс-игрушки… пять.

Анал… глубокий вдох, Шарли… пять.

Не перегибаю ли я палку? Проставление пятерки, по сути, говорит о том, что я не только хочу этих вещей, но и практически требую их. И это не значит, что я говорю пять за все. В этом списке есть несколько вещей, которые попадают глубоко в отрицательный диапазон — жесткая передача фистинга и золотой дождь. Но как я могу передать ему эту бумагу с этими пятерками повсюду?

Я специально искушаю его, и, конечно, может быть, я веду себя немного по-дурацки.

Это так же плохо, как если бы я использовала свои сиськи и красную помаду, чтобы купить сестре экземпляр ее книги в магазине. Я целенаправленно манипулирую Эмерсоном, чтобы получить то, что я хочу… и это жестоко, но я не чувствую себя виноватой из-за этого.

Есть так много забавных вещей, которые он мог бы сделать со мной, как с его покорной служанкой, если бы речь шла о сексе, и я не хочу быть PG-версией Моники. Я хочу всего этого.

После обеда я кладу список на стол Эмерсона и возвращаюсь к работе. Что ж, я стараюсь. Не могу точно сосредоточиться на чем-либо, имея письменное подтверждение, в котором, по сути, говорится, что я буду твоей игрушкой для траха. Бонус: с аналом!

И я должна быть здесь, когда он это прочтет. Это совсем не должно быть неловко.

Уже почти два, а Эмерсон все еще отсутствует. Я ничего не успела сделать, и я чувствую, что нам нужно поговорить, поскольку он только что оставил меня с той бомбой правды, что была у него ранее.

Итак, поставив кофейник, чтобы сварить ему послеобеденную порцию кофеина, я набираюсь смелости и отправляюсь на разведку.

Дом Эмерсона огромен, но по-настоящему я видела только нижний уровень, где расположены офис, кухня, ванная комната и гостиная. На второй этаж ведет большая деревянная лестница. По одному тихому шагу за раз я пробираюсь наверх. Левая сторона ведет в другую зону отдыха, и на ней есть явные признаки того, что он действительно пользуется этой зоной. На кожаном диване видны следы износа; есть огромный телевизор с плоским экраном и пара книг на прикроватной тумбочке.

Его здесь нет, поэтому я бесшумно крадусь на цыпочках направо, где есть дверь, приоткрытая чуть-чуть. Это похоже на массовое вторжение в частную жизнь, но я ничего не могу с собой поделать.

Подойдя к щели между дверью и косяком, я замечаю его спину, когда он сидит на тренировочной скамье, опустив ноги на пол. Так вот как он поддерживает свое идеальное тело. Похоже, он превратил свободную спальню в свой личный тренажерный зал. Там есть гантели, беговая дорожка, огромное хитроумное приспособление, предназначенное для тех, кто знает.

И Эмерсон без рубашки.

Загорелая кожа, натянутая на мускулистые плечи, привлекает мое внимание и не отпускает. Судя по тому, как его локти опираются на колени, а голова низко опущена, Эмерсон глубоко задумался, и что-то в этом меня беспокоит. Как и в тот день, когда я опустилась на колени рядом с ним и сняла его стресс, я хочу снять его сейчас.

— Тук-тук, — говорю я, стуча в дверь.

Он поворачивается и смотрит на меня с настороженным выражением беспокойства, написанным на его лице.

— Ты исчез, — шепчу я, заходя в комнату. — Я даже не знала, что у тебя здесь есть это.

Он хватает полотенце и вытирает им вспотевший лоб. Все еще сидя подальше от меня, он отвечает:

— Мне пришлось выработать некоторую… агрессию.

После нашей встречи за стойкой ему пришлось пойти потренироваться, чтобы выпустить пар?

Подойдя к тому месту, где он сидит, я прислоняюсь к зеркалу на стене и смотрю на него.

— Знаешь… — говорю я с дразнящей улыбкой. — Ты всегда мог бы выплеснуть часть своей агрессии на меня.

Его голова опускается, когда я издаю смешок.

— Господи, Шарлотта.

— Да ладно, это шутка, — отвечаю я, делая шаг к нему.

Затем его рука обхватывает мое бедро, и он прижимает меня к себе. На мгновение я затаиваю дыхание, кладя руки ему на плечи.

— Ты все превращаешь в шутку, не так ли?

Я пожимаю плечами.

— Я считаю, что так все становится проще.

— Мне от этого ничуть не проще, — тихо ворчит он.

Его рука гладит меня по задней части ноги, когда я стою между его коленями. Его прикосновения подобны огню, посылающему трепет по моему телу. Этот запрещенный контакт не просто пересекает черту — мы притворяемся, что этой черты не существует. И я склоняюсь к его прикосновениям, я хочу — нет, я нуждаюсь — большего.

— Я заполнила анкету, — шепчу я.

— Хорошо, — отвечает он.

— Тебе следует знать, что я пометила несколько нулей.

Он издает глубокий смешок.

— Несколько?

— Да. Не стыдно тем, кому нравится золотой дождь… но не мне.

Я сохраняю легкое настроение, потому что все остальное в этот момент напряженное.

— Рад это знать, — бормочет он.

Он все еще прижимает меня к себе, и когда мои руки скользят по его плечам, я понимаю, что мы с Эмерсоном сблизились с тех пор, как я начала с ним работать. Но это первый раз, когда мы по-настоящему прикасаемся друг к другу вот так.

— Есть ли какой-то смысл пытаться избегать этого?

Его голова откидывается назад, и он пристально смотрит на меня, притягивая ближе, и я понимаю, что он собирается поцеловать меня.

Пальцы его руки скользят все выше и выше по моему бедру.

— Потому что я должен сказать тебе, Шарлотта. Я немного устал пытаться.

Я сцепляю пальцы у него на шее и прижимаю его ближе. Под этим углом я так близко, что могла бы поцеловать его, если бы захотела, и я хочу этого.

— Тогда перестань пытаться.

Мое лицо склоняется к нему, и глаза Эмерсона закрываются, прижимая меня крепче. Затем, как раз перед тем, как мои губы касаются его губ, раздается звонок в дверь.

Мы открываем глаза и смотрим друг на друга.

— Кого-то ждешь? — Спрашиваю я.

Его брови хмурятся, когда он достает свой телефон и открывает камеру слежения за входной дверью. Затем он выглядит так, словно увидел привидение, вскакивает со скамейки и практически отталкивает меня.

— Кто это? — Спрашиваю я.

Он смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— Это Бо.

Эмерсон

Я никогда в жизни не надевал рубашку так быстро.

Господи, да что, черт возьми, со мной не так? Внутренние рассуждения о том, почему я никогда не должен прикасаться к Шарлотте таким образом, со временем постепенно ослабевали. И как раз в тот момент, когда я собиралась сдаться и сделать то, что хотел сделать последние два месяца, Бо буквально стучится в дверь.

Шарлотта идет за мной, когда мы достигаем нижнего этажа. Она поправляет юбку и направляется к своему столу, стараясь вести себя естественно, когда я открываю дверь.

И вот он здесь. Я не видел своего сына полгода, и, возможно, мне что-то мерещится, но он выглядит по-другому, старше. У него такие же зеленые глаза и загорелая кожа, но это почти все, что он унаследовал от меня. В остальном он копия матери.

Песочно-каштановые кудри. Высокие скулы и широкая улыбка, хотя на самом деле я давно такого не видел.

— Привет, — бормочу я как идиот, открывая дверь шире, чтобы пригласить его войти.

Сначала он не двигается.

— Я здесь только для того, чтобы получить этот чек, — отвечает он.

Он смотрит куда угодно, только не на мое лицо. Он слегка переступает с ноги на ногу и нервозно засовывает руки в карманы.

— Конечно. Заходи, — говорю я, отходя в сторону.

Он делает всего один шаг в фойе, когда замечает Шарлотту в кабинете через стеклянную дверь. Он колеблется, на мгновение замирая и пристально глядя на нее. Меня одолевают острые приступы ревности. Потому что, конечно, он не может отвести взгляд. Шарлотта — воплощение красоты, и хотя я бы не сказал этого, когда она начинала работать у меня, сейчас она воплощение утонченности. На самом деле, она лучшая из обоих миров. Как-то одинаково царственная и веселая. Скромная и нелепая, в лучшем смысле.