Я совершил очевидную фатальную ошибку, прямо написав в Le Groupe Paris, то есть в «Парижскую группу», как она называется в Вотсапе, что ввиду известных обстоятельств я вижу серьезные и даже непреодолимые проблемы в организации поездки — как по срокам, так и по финансам. Часть отцов потребовала срочно созвать кризисное совещание, некоторые папаши — в тот же вечер. Все, не сговариваясь, настаивали, чтобы я подготовил новый бюджет. Предложенное время для совещания мне категорически не подходит. И не только сегодня вечером. При этом я не могу рассказать разгневанным отцам почему. Не объяснять же им, что в дополнение к управлению парком приключений я по вечерам (и возможно, даже по ночам) должен заниматься слежкой, а также шпионить за полицейскими. И кажется, мне пора приступать к этому прямо сейчас.

Я припарковал «Рено» там, где вообще-то парковаться запрещено. Но не думаю, что сильно выделяюсь среди остальных, которые поступают так же. По крайней мере, моя машина не стоит поперек дороги или почти вертикально в кювете, как у некоторых. Преимущество этого места в том, что мне хорошо видна задняя часть здания: открывается обзор на зону погрузки и разгрузки, а также на окна и три двери офисного крыла. Подозреваю, что работники пользуются в основном средней дверью.

Нико Орел выходит на улицу, ярко освещенную фонарями, и я сразу узнаю его. Он выглядит так же, как в прошлый раз, — как будто его вырезали из каталога мужской одежды модного магазина и вдохнули в картинку жизнь. Решительным шагом Орел направляется к белому внедорожнику «Вольво», садится в него, и почти сразу машина срывается с места, делая быстрый, крутой поворот. Я следую за Нико на своем «Рено» до светофора на выезде с парковки, после чего мы вливаемся в поток машин и направляемся в сторону Хельсинки.

В течение следующих трех дней, вечером и ночью, мой блокнот заполняется записями. Я заношу в него районы города, адреса, события, встречи, их время и продолжительность — самую разную информацию, даже визит Нико Орла в парикмахерскую, состоявший из двух частей, — после стрижки молодая парикмахерша, единственная в заведении, отвела Нико Орла в заднюю комнату, из которой они вместе вышли через тринадцать с половиной минут. Случай характерный. Нико Орел общается с людьми на удивление прагматично и всегда старается извлечь для себя выгоду. Большинство встреч заканчивается тем, что Нико Орел, довольно улыбаясь, уходит с самоуверенностью кинозвезды, оставляя других людей смиренно смотреть в пространство перед собой либо изучать пол, стену или землю, по которой им, так и быть, позволено ступать.

Дважды мне удалось воспользоваться устройством для прослушки, которое я одолжил у Эсы.

Даже не знаю, с чего он взял, что мне это нужно. Тем не менее Эса неожиданно зашел ко мне в кабинет и, ни о чем не спрашивая, положил устройство мне на стол.

Первый подслушанный мной разговор состоит из обрывков фраз, перемежающихся шипением и треском, и происходит поздним вечером в сгустившихся сумерках перед многоэтажным домом с дорогими квартирами. Судя по результатам прослушки, Нико Орел недоволен практически всем, в основном — ростом расходов на ремонт. Его собеседник, явно немолодой мужчина, объясняет увеличение расходов необходимостью обеспечить качество. Нико Орел сначала дает указания весьма сомнительного толка, предлагая засунуть качество в место совершенно бесполезное с точки зрения ремонта. Наконец он приказывает продолжать работы, несмотря ни на что. Но суть разговора заключается не в этом, во всяком случае для меня. Главное, Нико Орел неоднократно подчеркивает, что теперь всем командует он, а не Хяюринен, и Хяюринен никаким начальником больше не будет. Несмотря на то что прибор в моих руках и наушники производят много помех, основная мысль Нико Орла совершенно понятна: он очень доволен своим начальственным положением. Чувствуется, что он получил то, что хотел.

Второе мое наблюдение — не менее важное — связано с каратэ.

Нико Орел — каратист. У него черный пояс по этому виду спорта. И хотя в моем подслушивающем устройстве с трибун спортивного центра на севере Хельсинки слышны в основном хрипы, пыхтение, рев толпы и невнятные, возможно, иностранные слова, эта прослушка важна во многих отношениях и, я уверен, будет иметь в конечном счете решающее значение.

Удивительно, насколько моя работа в качестве шпиона похожа на работу страхового математика. Я собираю «сырые» необработанные данные, ранжирую их по степени важности, пытаясь выработать соответствующие критерии, и извлекаю из собранного материала необходимые сведения. Наконец, свожу массив данных воедино — и передо мной результаты. Пока что они кажутся бесспорными. Конечно, мне предстоит еще большая работа по оценке вероятностей, но я не могу не испытывать удовлетворения от того, как все начинает складываться в общую картину. В случае с Нико Орлом теория и практика дополняют друг друга идеально, если так можно выразиться — без швов. Наблюдения и расчеты «бьются» между собой безупречно.

Он стройный, подтянутый, сухопарый. Насколько я могу судить по тренировкам, за которыми мне довелось наблюдать, Нико Орел обладает гибкостью балетного танцора и в то же время прочностью стали. Он, безусловно, может поместиться в хвосте «Бобра» и пролезть через узкий проход, он вынослив и способен нанести резкий удар, а также стремительно перемещаться по обследованному мною маршруту и поднять тяжелый предмет.

В качестве руководителя парка он справляется с обязанностями директора без сучка и задоринки. Нико Орел прекрасно подготовлен к своей новой роли, и вряд ли этот пост стал для него неожиданностью. Кажется, пересесть в директорское кресло для него оказалось не труднее, чем перейти через улицу.

Вывод становится все очевиднее с каждым километром заснеженной дороги, исчезающей под колесами моего автомобиля. Я подъезжаю к перекрестку с шоссе на Херттониеми, когда наконец говорю это самому себе вслух.

Нико Орел подходит по всем пунктам.

Нико Орел — убийца.

Я оставляю машину на обочине и запираю двери. В свете фонарей поднимаюсь по дорожке к дому, пыхтя, как паровоз и поглядывая наверх. Окна у нас в квартире темные, как и следовало ожидать. Половина третьего ночи, а Лаура не привыкла бодрствовать в такое время. Еще чуть-чуть, и можно будет забыться сном. Сейчас я мечтаю только об одном — вытянуться рядом с Лаурой и уснуть, ощущая ее тепло. Я чувствую усталость во всем теле. Я провел несколько вечеров и ночей в компании Нико Орла. Конечно, общение это не доставило мне большого удовольствия, но оно того стоило. Моя версия не возникла сама по себе, это результат долгих наблюдений и размышлений, и теперь я испытываю что-то вроде восторга. А это в свою очередь делает усталость даже приятной. Как после победы в гонках на выносливость.

Перед входом в подъезд я стряхиваю с ботинок снег. Лестничная клетка ночью — это особенный безмолвный мир, похожий на туннель в космосе. Вот я и дома. Закрываю за собой дверь. Снимаю куртку и ботинки, выключаю свет в прихожей и делаю несколько шагов, направляясь в спальню. По дороге заглядываю в гостиную. Окна выходят в зимнюю ночь, которую разрезают на две половины огни на набережной Арабианранта на противоположном берегу залива. Невозможно сказать, где темнота гуще — над полоской огней или под ней. Поворачиваюсь в сторону приоткрытой двери спальни и замечаю, что в гостиной что-то не так. Потом понимаю — прямо передо мной, посреди темной комнаты, кто-то сидит на диване. Нетрудно догадаться, кто передо мной, хотя я вижу только профиль.

Лаура Хеланто не поворачивает головы.

— Который час? — тихим голосом спрашивает она.

Отвечаю, что сейчас без двадцати три. Продолжаю стоять на месте, словно мои ступни приросли к темно-коричневому ламинату.

— Откуда ты пришел? — спрашивает Лаура. — В такое время?