Главным достоинством кедешей, помимо внешности, было умение изображать неземную страсть во славу богини, чем они особенно привлекали мужей. В этом как раз Дейпила более всего преуспела. На каждой стоянке от самой Александрии её шатёр ходил ходуном, стоило только Мирмидону сбежать к ней от скучных обязанностей военачальника.

Дейпила каждый раз стонала так громко, что Месхенет недоумевала, как кто-то в лагере мог при этом заснуть. Стража, приставленная для охраны Дейпилы и других женщин, постоянно зубоскалила и обсуждала «что же он с ней такого делает».

Мойру гетера очень жалела. Ну как же, сказали, что эта египтянка — женщина одного из больших начальников, чуть ли не правой руки Менелая, а за всё путешествие к ней никто так и не пришёл.

И при этом она была просто невероятно болтлива, трещала без умолку. Могла целый час рассказывать, как в Афинах выбирала себе диплакс, как в Александрии примеряла каласирис и как он ей не понравился, или изводила дознанием о составе краски, которой вокруг глаз Месхенет был нанесён знак Уаджат.

— Я вот тоже хочу сделать себе такие выразительные глаза. И я тебя не понимаю. От тебя же, дорогуша, всего ма-а-аленькое усилие требуется и у твоих ног всё войско ляжет.

— Мне всё войско не нужно, — раздражённо отвечала Месхенет.

— Ну да, ну да. То-то я смотрю, как ты ему нужна. Сплавил под моё крыло и не является. Чем таким важным занят? Нет, дорогуша, это знак. Другой тебе мужчина нужен.

Месхенет уже несколько раз хотелось её задушить. Этот бесконечный щебет не давал сосредоточиться.

Менкаура не сказал, знает ли хоть кто-то из тайного отряда о её присутствии. И если не знает, то, как ей присоединиться к ним в Карии? И ведь Калликрат явно не обрадуется её внезапному появлению. За красивые глаза с собой не возьмёт. Оставалось надеяться, что в дела Менкауры посвящён Аристомен.

В устье Каликадна шатёр Дейпилы располагался в наиболее близкой к лиману части лагеря. Как только за протокой, в ложном лагере начался бой, Месхенет надела пояс с ножом, вытащила из длинного кожаного чехла неснаряжённый лук, зажала одно из плеч между ног, уверенным движением натянула тетиву. Без видимой натуги, хотя не тростинку сгибала. Чтобы растянуть этот лук требовалось сила такая же, как если бы к тетиве подвесить груз весом в талант. Всё это египтянка проделала перед Дейпилой, которая смотрела на неё округлившимися глазами.

— Ты чего? — спросила гетера.

— Одно маленькое усилие хочу сделать, — усмехнулась Месхенет и подхватила фаретру со стрелами, — от которого войско ляжет.

И, оставив Дейпилу хлопать пышными ресницами, Мойра побежала туда, где, как она знала, стояли шатры команды «Пчелы». Никого из криптостратейи там не оказалось. Месхенет прикусила губу в отчаянии. Куда они делись?

«Пчела и Тростник» стояла недалеко от выхода из лимана на якоре. Месхенет побежала на близлежащий мысок. Она не вполне отдавала себе отчёт, что и зачем делает. Гнало её нечто необъяснимое, какое-то предчувствие. Достигнув мыска, она некоторое время переминалась с ноги на ногу, раздумывая, что делать дальше. Ничего не придумала, рухнула на колени и принялась ждать.

Отсюда ей хорошо было видно столкновение кораблей Поликтета и Гегесиппа. И явление отряда Диоскорида она тоже увидела одной из первых.

Сердце забилось чаще, особенно, когда «Пчела» пришла в движение.

Лиман затянуло дымом от горящих триер Буревестника, Женщина закашлялась. На все четыре стороны от неё лязгала сталь, трещало и горело дерево, лилась кровь, а для Месхенет время тянулось густым мёдом.

— Очнись!

Голова мотнулась от оплеухи.

— Не смей… тьфу… Тонуть… Жопа македонская!

Глаза щипало, перед ними беспорядочно дёргалась сине-зелёная граница миров, отчаянно хотелось вздохнуть, а к ногам как будто камни привязали.

Снова оплеуха.

— Да очнись ты, гнида!

Голова Антенора снова оказалась над водой, он судорожно вздохнул, перед глазами на миг прояснилось. Он увидел близкий берег и рванулся к нему. навстречу откуда ни возьмись попалась чья-то оскаленная бородатая рожа с безумным взглядом. Руки беспорядочно молотили по воде, а потом нашарили голову Антенора и вцепились в неё, будто в спасительный надутый воздухом мех.

— Отвали нахер! — знакомый голос. Чей?

Чьи-то пальцы подхватили Антенора подмышку.

— Держись!

А это другой голос и его легко узнать.

— Вадра?

— Заткнись и греби! — снова первый.

Ноги коснулись дна, накатившая волна швырнула Антенора в полосу прибоя, затем попыталась утащить назад в царство Посейдона, но его схватили за шиворот и удержали на земле. Конюх прополз на четвереньках несколько шагов и, почувствовав себя в безопасности, устало перевернулся на спину.

— Вставай, не время валяться!

Антенор разлепил глаза и увидел над собой мокрое лицо Репейника, а за ним маячил Ваджрасанджит. Кшатрий смотрел в сторону моря, где продолжалось обильное кровопускание и кормление рыб.

Антенор приподнялся на локте.

— Дион? Как ты здесь?..

— Вставай. Идти сможешь?

Антенор с усилием сел и огляделся. На берегу они были не одни. Ещё с десяток бедолаг выбрались из пучины, тяжело дышали, кашляли и озирались по сторонам. Кто-то благодаря полосатому платку-клафту опознавался, как египтянин. А по другим непонятно.

— Кто… победил? — прохрипел бывший конюх.

— Наверное мы, — ответил Дион, — но это не точно. Просто наших было больше.

— Бала-пати Менелай в беде, — сказал Ваджрасанджит, поднявшись на ноги, — плохи дела.

— Похоже ваши проиграли, Антенор, — сказал Репейник, — нам надо убираться.

— Нам? — переспросил несостоявшийся утопленник.

— Я помогу.

— Почему? — удивился Антенор, — я твоих сограждан, родосцев только что убивал.

— А я египтян, с которыми ты тут повёлся, — пожал плечами Дион, — и что? После того, как я сдуру за тебя в Сидоне вписался мне теперь тебе по башке надавать из-за какой-то хрени, в которой я не ничего не понимаю? Жилы рвать надо за друзей, а не за царей и архонтов всратых.

— Спасибо, — Антенор протянул Диону руку.

Тот сжал его предплечье и рывком поставил конюха на ноги.

— Хотя я всё равно тебя не понимаю…

— Чтоб я сам чего понимал… — буркнул Дион.

Антенор повернулся к кшатрию.

— Что видишь, Вадра?

— Параджайнах… — пробормотал Ваджрасанджит.

— Похоже на то. Причём сокрушительное.

— Надо идти, — сказал Ваджрасанджит, — тварйатам. Поспеши.

— Подожди. Ты бросился прикрывать меня от такого… здорового воина. Ты… его убил?

— Нет, — помотал головой кшатрий, — отбросил. Потом прыгнул.

— Хвала богам, — вздохнул Антенор.

Хоть этот камень с души упал. Может ещё не взвешен жребий Никодима.

— Надо спешить, — сказал Ваджрасанджит.

Он видел, как несколько родосских триер подошли к берегу и с них высаживались воины. Они выстраивали полукруглую стену щитов, ожидая, пока присоединятся все товарищи. А потом бегом, при этом почти не ломая строй, двинулись к лагерю.

Туда же бежали и Антенор с обоими спасителями. Все выбравшиеся на берег последовали их примеру. Хотя «бежали» — сильно сказано. Антенор двигался, как сиракузская механическая игрушка, у которой кончается завод, спотыкался на каждом шагу.

Их заметили.

— Вон там! Это не наши!

— Давай на них!

— Зараза… — Дион заметно побледнел. Ему совсем не улыбалось сражаться с соотечественниками.

— Это родосцы? — спросил Антенор.

— Хер знает. Возможно.

— Давай в камыши, — скомандовал конюх.

— Антенор! — раздался сзади совершенно невозможный здесь голос.

Конюх вздрогнул, обернулся.

— Не может… — он не договорил.

Дион сплюнул и изрёк философски:

— Верно говорят — от судьбы не уйдешь.

Месхенет подбежала и бросилась Антенору на шею, едва не сбив его с ног.

— Живой!

Он обнял её и замер, боясь пошевелиться. Дурак дураком стоял, всем существом своим воспринимая, как часто бьётся её сердце.