— Ну, кто там следующий?! — рычал Антенор возле мачты «Пчелы», — подходи!
— Ах ты старый пердун, Амиртей! — ревел Калликрат на корме, работая мечом, — говноед копчёный! Царское же, сука… Дело…
Нехемен не увидел, кто его достал — ударили в спину. Вспышка боли, мгновенно накатившая глухота. Солнце погасло. Пустой болтовнёй оказались россказни о жизни, пролетающей перед глазами за краткий миг. Он не успел даже понять, что произошло, настолько быстро и безжалостно чья-то злая воля вычеркнула его из списка живых.
Знаменосец пережил лучшего стрелка ненамного — поражённый копьём в грудь, перевалился за борт, и Великая Зелень сомкнулась над его головой.
«Ра-Мефтет», атакованный двумя триерами, потонул первым, лишь кормовой завиток ещё торчал над волнами. Многих моряков с него подобрала «Маат, Дарующая и Отнимающая». Теперь она атаковала «Гиес», эту эллинскую тварь Дуата-Тартара. Над тараном «Маат» летела деревянная, выкрашенная в белый цвет сова, вестница Нейти-мстительницы и ночное обличье Маат. На языке ремту её имя — Мут. Смерть. Прекраснейшая явилась в своей грозной ипостаси. Она отнимала жизни воинов Антигона. Она даровала жизнь детям Реки. Но далеко не всем.
«Пчела» пока на плаву. Не сгорела, и не захлебнулась, таран «Афродиты» всё ещё сидел в чреве затычкой. К «Пчеле» и к «Крокодилу» одна за другой прибивались родосские триеры, образуя плавучий остров. Поле боя. Эпибаты перебирались на него нескончаемым потоком. Из команды «Пчелы» мало кто остался. Все они, включая большинство гребцов, лежали на палубе или плавали вокруг, раскрашивая волны в красный цвет, но сражение не утихало ни на минуту, засасывая в себя все новые и новые жизни, выплёвывая обглоданные души. Вот Психопомпу работка. Наверное, совсем с ног сбился, бедняга, такую ораву в Аид отводить…
Для того чтобы ловчее перебираться с корабля на корабль, воины использовали импровизированные мостики из весел, лестниц и досок. Некоторые даже успевали связать верёвками. Иные накидывали так. Те постоянно норовили рассыпаться и немало уже народу, не удержав равновесия, оказалось в воде.
Флот Диоскорида легко смял небольшой отряд египтян. На это отвлеклись двадцать кораблей во главе с «Гиесом», флагманом. Остальные шестьдесят обошли сражение мористее и набросились на Поликтета с Менелаем, которые только-только разделались с Буревестником.
Что там сейчас происходило, Антенор не видел и не знал. Он дрался в самом сердце грандиозной битвы. Маленький гвоздь в большой машине, которого и не должно было там быть. Он очень устал… Получил две лёгких раны — в левое бедро и правое плечо. Можно сказать — царапины. Вот только перевязать некогда. Капля за каплей уходят силы…
Деревянная основа щита раскололась по всей длине. Антенор отбросил его. Он отправил к Перевозчику ещё одного противника. Никогда не считал себя хорошим бойцом, но тут, как видно, ему попались ещё хуже. Повезло. Следующего он оглушил ударом по шлему, отчего, наконец-то не выдержав, сломался меч. В следующее мгновение какой-то здоровяк, орудуя обломком весла, сбил бывшего конюха с ног.
Упал неудачно, ударился затылком. Ремешок шлема лопнул и бронзовое ведро с гребнем отлетело в сторону. В глазах потемнело, но Антенор все же удержался каким-то чудом на самом краю сознания. Несколько секунд он лежал на палубе совершенно беспомощно, но добить его не сумели, кто-то помог, отбросил наседавших врагов. С трудом. У тех будто открылось второе дыхание.
Антенор поднялся на четвереньки. Помотал головой. Муть во взгляде медленно прояснилась. Прямо перед глазами лежала отрубленная рука. Приметный перстень на пальце. Чей? Неужели Калликрата? Бедняга…
Рядом незнакомый воин, лёжа на спине, запихивал свои кишки в чудовищную рану на животе и тонким голосом подвывал:
— Как же так… Как же… Не хочу, нет…
А в безумном взгляде уже ничего человеческого.
Антенор пошарил вокруг. Пальцы сомкнулись на древке копья. Обломок, чуть длиннее локтя. Но с наконечником. Сойдёт.
Он поднялся. Очутился за спинами египтян. Немного их осталось. И враг недалеко. Два шага. Раз. Два. Вот и драка. И тот самый здоровяк, который его…
Никодим?
— Никодим?! — заорал Антенор.
Тот не отвлёкся, был очень занят, но сзади к нему подбирался Демофил.
— Стой!
Антенор схватил Демофила за край щита, рванул в сторону.
— Ах ты… — отмахнулся Демофил.
Его клинок просвистел буквально на волос выше головы Антенора.
Конюх упал на колено. Выпад снизу-вверх. Хрип. Остывающая капля крови на острие клинка. Маленький рубиновый шарик срывается в пропасть и летит. Бесконечно долго…
Демофил встретился с ним взглядом. В глазах застыло удивление. Он пару раз схватил ртом возду, будто рыба, вытащенная из воды.
— Антенор?!
Никодим рванулся к нему.
— Марана!
Дорогу фалангиту заступил Ваджрасанджит, без щита, вооружённый мечом и топором. Они схватились.
— Вадра, нет!
Никто не услышал.
— Репейник! — рычал Никодим, отбиваясь от наседавшего кшатрия, — здесь Антенор!
Антенор подобрал с палубы шлем, но надеть не успел, отразил им удар проворного эпибата. Отшатнулся. Пятясь, наткнулся на борт. Родосец сделал выпад и, уклоняясь, конюх потерял равновесие.
— Антенор! — ударил по ушам знакомый голос.
Дион?
Мир беспорядочно завертелся. Болезненный удар о воду. Всплеск, и вот уже взбудораженная зеленоватая граница миров маячит над головой.
Шлем он сразу же выпустил из рук. Тот падал во тьму как-то неспешно, лениво…
Теперь долой панцирь. Антенор вспорол завязки на боку и на груди. Распрямились наплечники. Быстро размотал размокший лен, оттолкнул в сторону. Поножей он не одел, да и вообще сражался босиком, чему теперь был очень рад.
Накатывало удушье. Нужно вздохнуть.
Антенор рванулся к поверхности. Там, наверху, черным-черно от кораблей. Редкие лучи солнца меж ними, а кругом люди. Сотни людей барахтаются в воде, хватаясь за обломки.
Ему хватило сил и воздуха, чтобы пронырнуть подальше в сторону от всеобщего столпотворения. Ещё немного. Ещё…
— Ах-ха-а-а…
Руки и ноги, как чужие. Усталость висит на них свинцовым грузом. Долго в воде не протянуть. Значит таков его жребий — сгинуть без погребения.
«Носится где-то твой труп по волнам, а могила пустая, мимо которой идём, носит лишь имя твоё…»
Нет, ему никто кенотаф[96] не возведёт. Никто его не ждёт и не вспомнит. Разве только Месхенет…
За спиной раздался всплеск и почти сразу ещё один. Кто-то тоже упал в воду. Или прыгнул. Теряя сознание, Антенор почувствовал, как чьи-то жесткие пальцы сомкнулись на его запястье.
Глава 13. Ликийская тропа
Каликадн
С эллинскими гетерами Месхенет прежде не зналась. Они иногда появлялись в Сидоне, путешествуя с кем-то из содержавших их мужчин. Около года назад через Сидон из Александрии в Саламин Кипрский по приглашению царя Никокреонта проезжала знаменитая афинянка Ламия, дочь Клеонора. Узнав об этом, сообщество местных купцов заплатило ей талант за участие в роскошном симпосионе. Среди проставившихся и приглашённых был и Хорминутер. Конечно же он пошёл туда не из жажды лицезреть прелести Ламии, а потому, что обильные возлияния в компании богато одетых (а потом прелестно раздетых) женщин всегда сопровождались разговорами, иной раз судьбоносными для целых царств. Как такое пропустить?
Хорминутер потом рассказывал ей, что Ламия действительно очень красива, умна и громкая слава выдающейся флейтистки и танцовщицы ею вполне заслуженна. Точно такое же впечатление на египтянку произвела и Таис, а потому неудивительно, что и от Дейпилы Месхенет ожидала подобного. И была разочарована. Эта милетянка своими манерами больше напоминала кедешу. Вот с ними-то, храмовыми проститутками Аштарт, Мойра зналась во множестве, ибо у мужей одни пути развязывания языков, а у женщин другие. Иной раз кедеши рассказывали ей такие тайны, какие Хорминутер бы нипочём не узнал. И обходилось это, кстати, дешевле, чем приставлять глаза и уши к купцам, знати и воинским начальникам, ибо все эти мужи завсегда были очень не против прославить богиню самым приятным для них способом.
