На центральном ложе возлежал невысокий плешивый старик в длинной полосатой китуне. Черты лица старика… располагали к приятному общению. Да, именно так, благообразный такой дедуля. Добрый.

За его спиной стоял мальчик-раб с опахалом, а чуть поодаль, в тени пальм Антенор увидел рослого варвара, чёрного, как головёшка, вооруженного мечом. Видать, телохранитель.

Два других клинэ пустовали, но если на левом белоснежное покрывало лежало идеально ровно, то на другом было смято. Кто-то явно с дедуганом только что завтракал.

Старик заговорил первым.

— Этот что ли? А говорили оборванец.

— Оборванец и есть, — сказал Правый.

— Не вижу оборванца, — возразил старик, — видать, мальчик умный. Бэ-мата — шмай, бэ-ла мата — тотбай^[46].

— Радуйся, почтенный Менес… Меонофай. Меня зовут Антенор, — представился македонянин.

Приподнявшись на локте и сдвинув кустистые брови, старик приглаживал пальцами коротко подстриженную седую бороду и разглядывал визитёра. Отвечать на приветствие не спешил.

— Пожелал бы я и тебе радости, — сказал он, наконец с приветливой улыбкой, — да не уверен, что ждёт она тебя.

«Многообещающее начало. Да уж, добрый дедушка…»

— Инвайа будешь?

Меонофай потянулся к серебряному блюду с гроздьями винограда. Оторвал виноградинку и отправил в рот.

— Благодарю, — сказал Антенор, но с места не сдвинулся.

— Наслышан я уже от Промаха, что тебе посоветовали ко мне обратиться, да что-то не спешил ты, — продолжил Меонофай, — я, чтобы ты знал, когда в гости кого зову, ко мне со всех ног бегут, не отказывают.

— Так вроде ты меня и не звал, — возразил Антенор.

— Ну, — усмехнулся старик, — это тебя, конечно, извиняет. Ладно, мне с тобой лясы точить недосуг. Солнышко встало, пора делами заниматься. Встанешь пораньше — шагнёшь подальше, хе-хе. Говори, с чем пожаловал?

Антенор кашлянул.

— Ну, дело, в общем, такое. Видел я тут, рабов нагнали и среди них заметил знакомца одного. Хочу его выкупить.

— Ишь ты… — только и сказал за спиной македонянина Левый, — а деньги-то есть?

— Да, видать, есть, — заметил Правый, — в прошлую нашу встречу ты, мил человек, помниться, не так нарядно выглядел.

— Твоя правда, — ответил Антенор, — дела, хвала богам, на лад пошли и деньги есть.

— И что дашь? — прищурился Меонофай.

— Лучше ты свою цену назови, — предложил Антенор.

— Э, нет, парень, — возразил Меонофай, — так дело не пойдёт. Мне интересно, на что ты готов ради своего друга.

— Две мины, — сказал Антенор.

Левый заржал. Меонофай заулыбался.

— Пять, — сжав зубы, проговорил Антенор.

Старик мелко затрясся.

— Батар анйя азла аниюта^[47].

— Сколько? — почти прорычал бывший конюх.

У него не было ни драхмы. Мойра предложила ему посулить Доброму двадцать мин,^[48] стоимость хорошо обученной наложницы-танцовщицы. Вадрасан, не будучи ремесленником, не стоил и двух.

— Парень, я не нуждаюсь в твоих деньгах и рабов я не продаю, — утирая глаза проговорил Меонофай.

— Что же, не сторгуемся? — Мрачно буркнул Антенор.

— Ну почему? Может и сторгуемся. А, Промах? — Менесфей уставился на Правого, потом снова на Антенора, — что за раб-то? Имя есть у него? Нормальное? Чтоб не Лопата или Кирка?

— Его зовут Вадрасан. Из Индии он. Воин.

— Ишь ты. Из Индии. Прежде у нас таких рабов не бывало. Даже интересно взглянуть.

— Ты не забыл, чего у тебя господин епископ спрашивал? — шепнул македонянину на ухо Правый.

— Помню, — ответил Антенор.

— Это хорошо, что помнишь, — сказал Меонофай, кинув в рот виноградину, — вот и цена твоя.

Антенор долго молчал, неотрывно глядя старику в глаза. Тот взгляд не отводил и, как видно, борьбой этой наслаждался.

— Тот человек, про которого спрашивал епископ… Я видел его в городе, — сказал македонянин через силу, — он входил в филакион.

— Ха, как будто мы не знаем, — засмеялся Промах.

— То, что он лазутчик Лагида, нам известно, — поморщился Меонофай, — и для нашего дорогого друга эти сведения уже давно ничего не стоят.

— С кем он ещё встречался в городе? — Прошипел Промах. — Кто помогал ему улизнуть из Сидона?

— Я не знаю! — Резко ответил Антенор. — Видел только раз, возле филакиона.

— А что же ты, говнюк, даже в таком разе не пришёл и не сообщил? — Подал голос Левый.

— Видать попросили невежливо? — предположил старик.

— Хватит церемониться! — рявкнул Левый и сзади схватил Антенора за руки. — Авва,^[49] позволь, мы по-свойски с ним побеседуем?

— Цыц! Ла ташдун дма!^[50] — Отрезал Меонофай и добавил мягче, — ни к чему это.

Его лицо снова приобрело благообразное выражение.

— Мальчик нам плохого не сделал. Пусть идёт. Пусть подумает. Глядишь, надумает чего. Иди, мальчик. Зиль лах^[51].

Антенор одним движением стряхнул руки Левого, который, несмотря на приказ, не торопился его освободить. Повернулся к Правому.

— Уходи, — сказал Промах.

На обратном пути Антенор услышал какой-то нарастающий шум и гам. Снаружи кричали.

— Что там такое? — Пробормотал Правый.

В комнатке, где Антенору предлагали меняться, им на встречу влетел «Скирон».

— Там! Там!

— Что?! — Рявкнул Промах и, оттолкнув Антенора, выскочил на улицу.

Македонянин последовал за ним и увидел возле самых дверей «Прокруста». Тот тряс за плечи какого-то человека и почти кричал:

— Сейчас он придёт, сейчас!

Тот нечленораздельно мычал, а когда увидел Правого, рванулся к нему. «Прокруст» его выпустил.

Антенор отшатнулся — этим человеком оказался Ил-Маади. Он был страшен. Рот, борода, грудь — всё залито кровью. Глаза навыкате, взгляд совершенно безумный.

— Ыыы!

— Что? — Заорал Промах. — Что стряслось?

— Ыыыаааа!

— Ему вырвали язык! — крикнул «Прокруст».

— Кто?!

— Ыыаааа-ааа!

— Я не понимаю!

Маади приложил к вискам трясущиеся пальцы, изображая рога.

— Ыыаааа-ааа!

— Бычара?

— Аааа!

— Сука-а-а! — заорал из-за спины брата Левый.

— Мэмат тэмун, тор нагах!^[52] — крикнул кто-то среди мигом набежавшей толпы.

— Крава! Крава!^[53]

Антенор боком, вдоль стены прошёл за их спины, повернулся и двинул прочь. Его не преследовали.

— Убью! — бесновался Левый, но угроза, как видно, адресовалась вовсе не македонянину.

Или… не тому македонянину.

«Вечер перестаёт быть томным», — вспомнил Антенор слова Никодима и сжал зубы.

Вопреки опасениям ему удалось без труда выбраться из лабиринта переулков. Помогла наблюдательность, которую так ценил Эвмен.

Дион поджидал его на том же месте, где им пришлось расстаться и, как видно, весь извёлся.

— Хвала богам, живой! Ну, что?

— Он отказал, — буркнул Антенор.

— Да и хрен с ним! Давай выбираться отсюда, тут какая-то нездоровая движуха пошла!

На всём обратном пути навстречу Антенору и Диону попадались крепкие молодцы с дубьём. Небольшими группками по три-четыре человека они неспешно, будто бы лениво брели в сторону порта. Народ их сторонился, спешил уступить дорогу. Антенор часто оглядывался, высматривая возможный хвост. Сердце у него бешено колотилось.

Возле египетского квартала на улице появилась более крупная группа молодцев. Человек тридцать. Во главе её шёл Никодим. Он облачился в льняной панцирь, повесил через плечо перевязь с мечом и вид имел донельзя суровый.

— Я уже всё знаю, — мрачно сказал фалангит, — Мойра рассказала, о чём вы сговорились с Хорминутером и с ней. Умнейшая баба, а всё равно дура. Надеется, что с Камневязом можно по-хорошему… Нельзя с этим упырём по-хорошему. Хоть бы со мной посоветовались…

— Ты ушёл, — нагнул голову Антенор, — она сказала, что не стоит тебя вмешивать.

— А сам-то ты не догадался, что тут происходит? — повысил голос Никодим.

— Не сложно догадаться, — ответил бывший конюх.