Если бы вашу жизнь можно было описать одной фразой, какой бы она была?

Алекс любил говорить, что в окружающем сюре даже радужные единороги, охраняющие Аидово царство, выглядели бы предсказуемо.

Порой он не так уж и неправ.

Резкий стук в дверь набатом прошелся по черепной коробке. Штукатурка мелкой крошкой посыпалась из трещины на стене. Голова трещала. Алекс едва успел провести рукой по непослушным черным кудрям, когда стук повторился.

Несколько секунд он сверлил взглядом стену, потом вскочил с кровати и распахнул дверь, едва не прибив сухонькую старушку.

«Какие черти могли принести Изабель, в…», – подумал Алекс и посмотрел на часы, – «…шесть утра?!»

– Прости, дорогой, я тебя разбудила, да? Лина дома? – будничным тоном поинтересовалась соседка, отдергивая кружева на рукавах старомодного платья.

А ведь ее стук был достоин начинающегося пожара или землетрясения.

– У нее ночная смена, еще не пришла. Что-то срочное?

– Сердечко опять шалит, очередной приступ подкосил. До завтрака небось не дотяну, – тяжесть ее вздоха никак не сочеталась с ярко накрашенными губами и аккуратной прической. Такая актриса пропадает!

– Дайте руку, сейчас посчитаю пульс, – он обхватил опутанное синими венами запястье, посмотрел на часы и не стал засекать. Изабель имела привычку приходить с приступами ипохондрии через день, четко по расписанию. – Все нормально с вашим сердцем. Шли бы вы лучше спать.

– Может все-таки позвонишь Линочке? Она-то поди получше тебя разбирается. Ты все же не врач.

– Так и она не врач. Вы же знаете, у нее телефон на беззвуке, вернется не раньше восьми. Может валерьянки? У нас, кажется, где-то была.

– Ой нет, не стоит. Вроде отпустило, а валерьянка и у меня есть. Но Линочка пусть поднимется, когда вернется. Проверит, что да как, – Изабель развернулась и прошествовала в сторону лестницы, постукивая каблучками чопорных туфель.

Алекс прислонился затылком к косяку и боролся с желанием зарычать. Ложиться в четыре утра было очень плохой идеей. Взгляд зацепился за старые архивы, громоздящиеся тремя стопками на столе. Сон отменяется. Он подхватил несколько пухлых папок и углубился в чтение.

В начале девятого послышался осторожный шорох в замке. Дверь приоткрылась с протяжным полускрипом-полустоном. У порога опустилась тяжелая сумка. Тишина. Алекс завис на полминуты, устремив расфокусированный взгляд куда-то между строк, и только потом вышел в коридор. Не было привычного щебетания, коронного приветствия «проснись и пой» и заливистого смеха после. В глазах Лины проскальзывали нотки обреченности. Это было так на нее не похоже, что Алекс напрягся.

– Мне срочно нужен кофе. Очень много кофе. И еще кое-что но это мы обсудим после, – сказала девушка, распуская пучок соломенных волос.

Она упала на единственную кухонную табуретку, и уронила голову на руки. Подсунутая кружка выпита практически залпом. Алекс уже закончил готовить следующую порцию, когда она сказала:

– Мие стало хуже.

Это все объясняло. Лина работает в хосписе, а Мия—одна из ее любимых подопечных.

– Мне жаль, – а что еще можно сказать в такой ситуации? Он не знал эту девушку, но Лина говорила что-то про родство душ и тому подобную чушь.

– Ты не понимаешь, да? Это начало ее конца.

– Это хоспис, – Алекс фыркнул, – там у всех начало конца.

– Иногда я забываю, где работаю, – Лина сделала очередной глоток дешевой растворимой дряни, которую производители по ошибке именовали «кофе». – У нее есть сын.

– Ты говорила, я помню. Оскар кажется?

– Угу. Ему всего десять.

– Тебе стоит меньше привязываться к людям. Когда-нибудь, это тебя добьет.

– И стать совсем как ты? Нет уж, спасибо, – она слабо улыбнулась, на мгновенье становясь похожей на саму себя. – Кстати, сегодня же среда. Изабель не заходила?

– Не напоминай, – Алекс закатил глаза. – Опять у нее «сердечный приступ» в шесть утра случился.

– Ой, сейчас. Только переоденусь и поднимусь, проверю, как она там.

– Все с ней нормально. Наверняка лежит, и смотрит очередной сериал. Кстати, нам не пора менять дверь? Там уже должна остаться вмятина от ее кулака.

– Вот зря ты так. Может на этот раз и правда что-то серьезное. Ты хоть о симптомах спросил? Боли в груди? Головокружение? Одышка?

– Будь это серьезным, она бы вызвала скорую, а не спускалась шесть пролетов, чтобы пожаловаться тебе на жизнь. Ты ж сердобольная, она и пользуется. Выглядела, как и всегда—точно собралась на прием к аристократам, – Алекс сходил в комнату за стулом и оседлал его спинку, чтобы оказаться к Лине лицом. – Кажется, ты что-то от меня хотела.

– Да, – девушка слегка замялась. – Тебе не понравится.

– Мне уже не нравится. Рассказывай.

– Это связано с Оскаром. Он скоро останется сиротой, и Мия места себе не находит. Говорит, мальчик увлекается естествознанием, а они живут в ужасном районе. Там не то, что школы нормальной нет, там из дома выйти страшно. Она волнуется, и я сказала, что ты можешь позаниматься с ним бесплатно, – по лицу Алекса заходили желваки. – Пожалуйста, Ал. Я хочу помочь хотя бы так.

– Лина, какого черта?! Я же не учу, а только прикрываю задницы безответственных придурков! И уж конечно тебе не надо напоминать, что общение с детьми не моя сильная сторона.

– Я понимаю, правда. Но я не могу отобрать надежду у умирающей.

– Кто тебя вообще за язык тянул что-то ей обо мне говорить?

– Я уже догадалась, что тебе не знакома сама идея заботиться о ком-то просто так, но я сделала то, что считала правильным. И забирать свои слова обратно не буду, – твердо ответила девушка. – Подумай об этом. Ты вечно жалуешься, на отсутствие энтузиазма у студентов, а здесь будет чистый лист. Совсем ребенок. Он как тесто, которое мечтает попасть в руки умелого пекаря и стать вишневым пирогом. Слепи из него что-то стоящее, – добавила она уже мягче и улыбнулась, обнажая щербинку между зубов.

Алекс остановился. Предложение подкупало новизной, и уверенность в отказе слегка пошатнулась.

– Я подумаю. Но, боюсь, вишневый пирог не получится. Он будет лимонный и кислющий.

– Да не важно какой, главное, чтобы вкусный, – Лина подбежала к нему и быстро чмокнула в щеку. – Ты самый лучший, я говорила?

– Эй, я еще ничего не обещал! – крикнул он, но подруга уже закрылась в комнате.

Оставшись один, Алекс позволил мыслям течь с привычной скоростью. Ощущения похожи на прорыв дамбы, когда огромный поток воды подминает под себя целые поселения. Нервные импульсы услышали долгожданное «старт» и побежали свою стометровку. От этого кружилась голова.

Появление в жизни Оскара было огромной проблемой из-за ее бессрочности. Когда мальчик вырастет или наука ему надоест, непонятно, а ввязываться в долгосрочные обязательства Алекс не хотел. Он не благотворительная организация, протягивающая руку помощи всем Лининым больным!

На другой чаше весов было болезненное понимание, что без подруги он и сейчас мог бы сидеть в обшарпанной ночлежке и воровать кошельки на вокзалах. Хотелось успокоить себя мыслью, что никто не знает, как повернулась бы жизнь и, возможно, Алекс запустил бы стартап и наслаждался закатом из окна Силиконовой Долины. Да и живут они преимущественно на его заработок с учеников. Но врать самому себе—занятие неблагодарное.

Тем более она права. Возможно, это затея окажется интереснее, чем сдавать экзамены или писать курсовые за очередного бездельника. Впрочем, думать об этом не имело смысла, он все равно не сможет отказать.

Все эти размышления заняли пару секунд. Алекс поднялся с потертого стула и забрался с ногами на кровать в дальней комнате. Книгами здесь завалено все: прикроватная тумбочка, стол, часть кровати, пространство под кроватью. Обходить покосившиеся книжные башни напоминало детскую игру, где пол—это лава, а ты спасаешься от извержения вулкана.