– И как я должна жить по-твоему? Со мной происходит черт знает что! Я не в состоянии контролировать даже собственные эмоции, не говоря уже о жизни. Я отталкиваю близких, срываюсь на них, становлюсь холодной… – лицо исказила гримаса презрения. – Прямо как ты.

– Привыкай. Тебе с этим предстоит провести тысячи лет, пока на смену не придет очередная дурочка. Прямо как ты, – парировала Смерть.

Диана улыбнулась абсурдности ситуации. Надо же, они со Смертью друг друга подкалывают. Почти мило!

– Я не смогу смириться! И привыкнуть тоже. Это не моя жизнь. Я ее не выбирала, – она откинула голову на спинку кресла.

– Так выбери, – усмехнулась Смерть. – Мой мир прекрасен. Увидишь сама.

– Покажи. Покажи мне сейчас. Если я смогу убедиться в этом, то, может, смогу принять свою участь.

– Хм. Что ж, давай попробуем. Надеюсь, тогда ты уберешься отсюда и не станешь появляться раньше положенного срока!

Смерть резко выпрямилась и направилась к двери. Диана вновь засеменила следом, чувствуя себя школьницей перед строгой директрисой. Они снова вышли в бесконечный коридор и шли, минуя один поворот за другим. Любопытство скреблось изнутри, требуя узнать, что скрывалось за каждым из них, но Диана одергивала себя. Не время, не сейчас. Здесь не ее территория, поэтому намного правильнее будет подчиниться. Ведь сколько бы она ни строила из себя храбрую перед Смертью, в душе ей очень хотелось домой, к Максу.

Наконец, старуха остановилась. Ее белые одежды мгновенно замерли, как окаменевшие. Диана выступила чуть вперед. Перед Смертью была дверь, очень похожая на ту, что вела в кабинет, только выше, и узор напоминал больше цветочный, чем морской.

– Ты должна усвоить кое-что важное прежде, чем я открою дверь, – Смерть сурово посмотрела на незваную гостью. – Здесь свой ход времени, и ты ничего не должна трогать. Любое твое вмешательство нарушит его.

Диана кивнула. Дрожь пробежала по телу, заставив содрогнуться. Она не знала, что ожидает увидеть, но предчувствовала что-то особенное. Костлявая рука толкнула дверь, и перед глазами предстал целый мир. Диана словно видела одновременно каждый его фрагмент, каждую часть по отдельности, но все вместе. Здесь усатый мужчина в сером переднике нес огромный таз с тестом, девочка играла с кошкой клубком ниток, орава мальчишек била траву палками, худой подросток в широкой рубахе бросал в воду мелкие камушки, а в другом конце земли молодая пара стояла, обнявшись, возле деревянной лавки, дородная женщина в платке стирала белье в тазу, девушка с черной косой задумчиво сидела перед ткацким станком. При этом каждое их движение, каждое шевеление листочка на дереве, каждый плеск ручья – всё было перед глазами Дианы так, будто она стоит в одном шаге и наблюдает. Ее охватило такое волнение и восхищение одновременно, что дыхание прервалось.

– Как это возможно? – с шумным вдохом спросила Ди.

– Я не сомневалась, что тебе понравится, – гордо ответила Смерть. – Была проделана большая работа. Теперь ты понимаешь, почему меня так раздражает, что ты рушишь мои труды!

С усилием оторвавшись от невероятного зрелища, Диана устремила горящие глаза на Смерть.

– Объясни! Я хочу знать, как твой мир работает.

Рядом вновь возникли кресла с высокими спинками. Смерть жестом пригласила присесть.

– Видишь ли, тебе не понять. Пока еще. До тех пор, пока ты не займешь мой пост всецело, тебе будет недоступно это знание.

Диана досадливо поморщилась, но тут же переключила внимание:

– Но что они все делают? Просто живут?

– А чего ты ожидала? Конечно, просто живут. Занимаются теми же делами, что и при жизни. Ты могла обратить внимание, что это старая эпоха. Они жили в ней когда-то и остались в ней же. Так меньше потрясений.

– Тогда чем их жизнь отличается от земной? – недоумевала Диана. – В чем смысл?

– В моем мире нет боли. Никто не скорбит, не печалится, никто не стремится причинить зло другим. Можно оставить самое ценное посреди людной площади, и никому не придет в голову поживиться чужим. Больные исцеляются, одинокие обретают покой.

– А если человек жил болью? Скажем, был маньяком?

– Такие мне не нужны, – презрительно фыркнула Смерть. – Я их забираю, конечно, ведь окончание жизни приходит неминуемо. Если в душе остается что-то светлое, исцеляю ее и даю шанс существовать в моем, более совершенном и прекрасном, мире. Но бывают и загубленные души, которые уже не спасти. Такие я держу отдельно. Их бывшие обладатели становятся Тенями и проводят много веков в страданиях, проживая боль, которую причинили другим, снова и снова. И вечность их проходит вон в том хвойном лесу. – Она показала рукой на широкую темно-зеленую полосу. – Этот лес един для всех времен. В нем объединяется пространство любой эпохи. Что-то вроде единого перехода между мирами.

– А как люди понимают, что умерли?

– Они и не понимают. Видишь ли, я сделала так, что даже простые логические цепочки недоступны человеку. Разве что рутинные. Конечно, они догадаются, что если идет дождь, то нет смысла вывешивать белье сушиться. Но не более того. В противном случае это приводило бы к боли. Поэтому они живут как бы автоматически, – Смерть говорила с улыбкой, превосходством, разъясняя самые простые вещи, и, очевидно, ужасно гордилась собой. – Видишь ли, они живут так, как привыкли, делают, что привыкли, испытывают эмоции, как привыкли.

– Не понимаю, – Диана покачала головой и посмотрела в сторону иного мира. – А если привыкли страдать? Например, ребенок из плохой семьи?

– Видишь вон ту девочку? В зеленом платье, – Смерть ткнула пальцем, и перед Дианой будто вывели экран. Высокая, большеглазая девочка лет тринадцати с тонкими руками подметала двор и напевала какую-то незнакомую песню. – При жизни отец бил ее палками, насиловал и продавал таким же уродам, как он сам. Ее жизнь была адом. Поэтому сейчас она живет одна, а ее жалкий папаша мается среди Теней.

– Но как так может быть? Разве ее не волнует, где ее родители?

– Умершие не помнят ни тех, у кого есть душа, ни Теней, – довольно улыбнулась Смерть. – Признай, умно. Нет воспоминаний – нет страданий. Все, что дорого человеку, он хранит в душе. А душа больше не принадлежит ему. Там, – она махнула рукой в сторону открытой двери, – живет разум. Он знает, как себя вести, чем нужно заниматься, как проводить рутину. Этого вполне достаточно.

Волна жара прокатилась по телу Дианы. Восхищение сменилось негодованием.

– Значит, ты забираешь их души и просто делаешь марионетками?! Куклами в своем снежном шаре! У них ведь даже выбора нет.

– О, не драматизируй. Выбор им не нужен. Я сделала все для их блага. Поверь, эта девочка не хотела бы помнить свою убогую жизнь.

Диана встала и, шатаясь, подошла к краю двери. Ее раздирали такие противоречивые чувства, что прямо сейчас она не могла даже дать им определения. Калейдоскоп чужих жизней поворачивался перед глазами, как в детской игрушке. Диана снова уткнулась взглядом в красивую девушку с черной косой. Та что-то пошарила в кармане юбки и достала тонкую шелковую ленту. Приступ удушья сковал горло, ноги подкосились, и Диана в попытке удержать равновесие схватилась за стену. Рука скользнула по чему-то холодному и гладкому. Что-то невидимое полетело вниз, ударилось о пол и со звуком раскололось. Диана ступила за дверь, пытаясь разобрать, что она могла уронить в абсолютно пустом коридоре. Стены, пол и земля под ногами задрожали, и Тьма заволокла иной мир. Уродливая костлявая рука вцепилась в плечо и отбросила Диану назад сильным толчком. Калейдоскоп исчез. Вместо него Смерть яростно сверкала глазами.

– Ах ты, мерзавка! Я была с тобой вежлива и учтива, но с меня хватит!

Смерть вся дрожала от ярости. Казалось, вот-вот из нее полезут мерзкие ядовитые змеи. Диана вскрикнула и скрестила перед собой руки, пытаясь защититься.

– Я не хотела! – закричала она и повторила тише. – Я не хотела.

– Не хотела? – Смерть шипела и метала молнии. – Не за тем ли ты явилась, чтобы все тут разрушить? С момента твоего появления материя истончается и слабеет. Каждое, абсолютно каждое твое действие негативно сказывается на моей империи! Я предупреждала!