– Но мы же имеем дело с динарианцами, – напомнил я. – Для борьбы с ними мечи и предназначены.

– Мечи предназначены для борьбы с существами внутри монет. Владельцев же монет они предназначены спасать, – мягко, но решительно возразила она. – Именно поэтому я и не ношу их с собой. Я не хочу спасать этих животных, Гарри. Недостаточно просто использовать мечи против правильного врага. Нужно использовать их, исходя из правильных принципов… иначе они могут быть утрачены навсегда. И я не стану этому причиной.

– Значит, ты позволишь им просто лежать и пылиться? – осведомился я.

– Я вручу их тем, кто, по моему мнению, будет ими мудро и надлежащим образом пользоваться, – спокойно ответила она. – Но такие люди на дороге не валяются. Хранитель мечей – ответственная работа, Гарри. Ты сам это знаешь.

Я вздохнул:

– Ага. Знаю. Но Никодимус и его дочка здесь, в этом сооружении, – и мы могли бы использовать любое доступное нам преимущество.

Кэррин неожиданно улыбнулась. Улыбка преобразила ее лицо, хотя глаза продолжали держать под наблюдением улицу.

– Тебе просто нужно немного веры, Гарри.

– Веры?

– Веры в то, что, если где-то требуется Рыцарь Меча, он там появится непременно. Вполне возможно, что сейчас по этой улице пройдет Саня и сядет к нам в машину.

Ее слова меня напрягли, хотя, вполне вероятно, Кэррин была права. Когда Рыцарю Меча было предназначено явиться и вмешаться, один из них всегда чертовски удачно появлялся на сцене и вмешивался независимо от того, кто или что стояло у него на пути. Я видел это, и не раз. Но… часть меня противилась мысли упустить преимущества, которые дали бы нам мечи.

Конечно, в этом и заключается вера – расслабиться и довериться кому-то еще.

Возможно, чародеи просто не предрасположены упускать контроль. Я имею в виду – не тогда, когда каждый из них имеет достаточное количество сил в запасе. Как только ты получил в свои руки первородное могущество, создавшее мир, немного сложно расслабиться и позволить ему ускользать сквозь пальцы. Это определенно объясняло бы, почему так мало чародеев из тех, кого я знаю, хотя бы немного религиозны.

А еще это вполне ясно иллюстрировало, почему мне никогда не стать Рыцарем. Помимо того, что я работаю на Королеву фэйри и сотрудничаю с уродами наподобие Никодимуса.

Взгляд Кэррин метнулся к зеркалу заднего вида и заострился.

– Машина, – тихо произнесла она.

В каком-нибудь шпионском боевике я бы невозмутимо наблюдал в зеркало заднего вида или, возможно, через свои специальные отражающие солнечные очки. Но вряд ли меня можно было назвать невозмутимым или шпионом, я не чувствовал какой-либо особой нужды прятаться, поэтому обернулся назад и посмотрел в заднее стекло машины.

Белый седан с наклейкой прокатного агентства на бампере подъехал к обочине на половине пути к кварталу. Сделав это, автомобиль ощутимо задрожал, будто его двигатель с трудом совершал обороты, хоть машина была абсолютно новой. Перед тем как седан окончательно остановился, пассажирская дверца резко открылась и из машины выбралась женщина, будто ни на секунду не способная устоять на месте.

Выглядела она потрясающе: стройная, почти шести футов ростом, с длинными, сильно вьющимися темными волосами, доходящими едва не до пояса. На ней были солнцезащитные очки, джинсы и плотный обтягивающий алый свитер. Формы, вырисовывавшиеся под ним, были куда рельефнее среднестатистических. Ее ковбойские ботинки решительно вбивались в асфальт, пока она длинными шагами пересекала улицу, направляясь прямиком к старой скотобойне. Выпятив острый подбородок и плотно сжав губы, она шла вперед, как будто была уверена, что путь чист… или ему лучше бы таковым оказаться.

– Горячая штучка, – сказала Кэррин нейтральным, изучающим тоном. – Человек?

Я не ощущал никаких исходящих от женщины сверхъестественных вибраций, но существует множество способов опознать угрозу.

– Точно не скажу, – ответил я. – Но думаю, я знаю, кто это.

– Кто?

– Колдунья, – сказал я ей.

– Чародей-отступник?

– Ага. Когда я был Стражем, они рассылали портреты колдунов, которые в розыске, чтобы остальные Стражи могли их опознать. Я не охотился на колдунов. Но был в списке адресатов.

– Ах вот оно что, – сказала она. – Тебя послушать, так они весьма опасны.

– Большинство из них – опасные дети, – пояснил я. – Дети, которых никто не учил, не тренировал и которым никто не рассказывал о законах магии. – Я кивнул в сторону женщины. – Эту зовут Ханна Эшер. Она побила все рекорды по выживаемости среди других колдунов. Предположительно, она погибла при пожаре… в Австралии, кажется, лет шесть назад.

– Ты тоже однажды вроде бы утонул. И что, много после этого давил на тебя Совет?

– Верно подмечено, – ответил я.

– И что она натворила? – спросила Кэррин.

– Ты имеешь в виду в первый раз? Эшер сожгла трех человек изнутри, – сказал я.

– Господи Исусе!

– Убила одного Стража, еще до того, как я к ним присоединился. А еще троих за несколько лет отправила в больницу.

– Чародеев натаскивают охотиться на чародеев-отступников, и она надрала им задницу?

– Именно. Поэтому непохоже, что ее беспокоит место, куда она идет.

– Мы тоже будем спокойны, когда пойдем туда, – сказала Кэррин.

– Да, будем, – согласился я.

– А вот и водитель.

Дверца со стороны водителя открылась, и из нее вышел лысый массивный человек среднего роста и в дорогом черном костюме. Я узнал его даже прежде, чем он поднял руку, чтобы снять темные очки, за которыми скрывались глаза, похожие на маленькие зеленые агаты. Кэррин тоже его узнала и издала короткий недобрый звук. Он убрал очки в карман, поправил то, что, скорее всего, было пистолетом в наплечной кобуре, и бросился вдогонку за Эшер с раздраженным выражением на своем лице грубой лепки.

– Вязальщик, – сказала Кэррин.

– Эрнест Арманд Тинуистл, – дополнил я. – Тупое имечко, не нужно винить его за то, что он предпочитает прозвище.

Хотя, если честно, это прозвище он выбрал себе не сам. Его дали ему Стражи, когда поняли, что он каким-то образом ухитрился подчинить своей воле целый клан тварей из Небывальщины. Стоило Вязальщику свистнуть, являлась небольшая орда человекоподобных существ, которые, похоже, не чувствовали ничего, даже отдаленно напоминающего боль или страх, и без колебаний шли на смерть. Он был армией из одного человека. Я говорил маленькому говнюку, что прикончу его, если еще раз увижу в моем городе. Я говорил ему не возвращаться, но вот он здесь.

В течение примерно трех секунд я мог думать только о том, как его прикончить. Мне нужно быстро шевелиться, чтобы свести счеты прежде, чем он успеет вызвать кого-нибудь из своих дружков. Например, свернуть ему шею. Открыть дверь. Выйти из машины. Вызвать что-нибудь вроде вспышки света, чтобы поразить его более ничем не защищенные глаза. Дюжина быстрых шагов, чтобы его догнать, схватить за подбородок и затылок, резко дернуть вверх и в сторону. Поднять вокруг себя щит, чтобы он не смог наложить смертное проклятие, пока его мозг еще жив.

– Гарри, – резко шепнула мне Кэррин.

Я понял, что тяжело дышу и каждый мой выдох наполнен льдом. Это было влияние мантии силы Зимнего Рыцаря. Мои инстинкты откликались на первобытное желание защитить свою территорию от хищника. Температура в машине упала, словно Кэррин врубила кондиционер на полную. На окнах появились капельки конденсата.

Во мне пробуждалась Зима, и я прикрыл глаза, чтобы подавить ее в себе. За последний год на острове я делал это так часто, что действие едва ли не превратилось в рутину. Обычными медитативными техниками нельзя было угомонить вопящую во мне примитивную потребность в насилии. Я нашел только один способ бороться с этим. Мне нужно было пробудить более рациональную часть своего разума. Поэтому я мысленно пробежался по таблице умножения и полудюжине математических теорем, что заняло несколько секунд, а затем обрушил на желание прикончить Вязальщика прямо здесь и сейчас безжалостную логику.