– Давайте, раз уж насчет пива,– зацепился Виталик.– Тормозни, я достану баклаху.
– Только снаружи открывай,– предостерег Женька.– Чтобы салон не залить.
– Да без б.
Женька хотел пристроиться на обочине, но потом вспомнил, что за последние полчаса они никого не встретили на этом унылом маршруте, и тормознул посреди в раскоряку. Виталик сгонял до багажника и вернулся с открытой бутылью 2,5-литрового калибра. Он тут же совершил продолжительный глоток из горла и передал баклаху Юле.
– Держи!
– Стаканов нет?
– Не-а. Чета не подумали. Хорош гнать, я не заразный.
Юлька скептически оглядела его, потом бутылку, потом махнула рукой и присосалась к горлышку. В этом была вся Юлька. Они с Катькой учились в одном классе, но в школе не дружили и даже почти не общались. Юлька была отличницей и задроткой, а Катька – оторвой и хулиганкой. Разные миры, разный круг общения, разные интересы. Их связывало только одно – бедность. Юлька перешла в 10-11 классы целенаправленно и по умолчанию, Катька – случайно. Предки пока не знали, как финансово оформить взрослеющую дочь, им было проще подольше подержать ее на школьной скамье. Юлька, несмотря на отличные оценки в аттестате, в институт все же не прошла. Вполне вероятно, что благодарить за это ей следовало долговязого Евгения и блондинистого Виталия, которые уверенно забили в институте вакантные места. А может, причина не в обнаглевшем рыночном строе, как выглядит со стороны, и девушке элементарно не хватило баллов.
Как бы то ни было, когда Катька осенью пришла в технарь, то с удивлением обнаружила там Юльку-задротку. Но это была уже другая Юлька, не задротка вовсе. Юлька, которая состригла длинные волосы, навела себе короткую стрижку в стиле а-ля Деми Мур в «Привидении», с такой же дураковатой челкой. Как и героине в фильме, стрижка ей удивительно шла. Юлька, которая начала выпивать, гулять, ошиваться на дискотеках и мутить с пацанами, которую замечали тут и там в пацанских тачках и на блат-хатах. Цели оказались перечеркнутыми, жизненный план пошел коту под хвост, а когда карьера рушится, на руинах возносится вымпел анархии. В любой новой ситуации Юлька всего лишь на мгновение замирала, внутри нее вступали в конфликт молодость и консервативные установки родителей, а потом она махала рукой и бросалась в омут очертя голову. На этой анархистской почве они и сблизились, Катька и Юлька, хотя последняя продолжала временами бесить первую своими снобистскими замашками.
– Дайте-ка и мне бухнуть.– Женька протянул руку назад.
– Держи. Гляди только, чтобы менты не замели.
– Не заметут. У меня заклинание против них.
– Опять!– Катька рассмеялась.– То ведьмин поцелуй, то заклинание. Ну делись!
– Собака пьяная, собака драная,– замогильным голосом продекламировал Женька.– Попробуй останови!
Салон взъерошился от очередного хохота.
– Смотрите, еще один!– Катька встрепенулась, указав на замаячивший вдали холмик.– Ну что, попрыгаем?
– Нахрен! Попутала?– возмутился Женька.– Договорились же.
– Ну точно в последней раз!– взмолилась Катерина.– Ну, плиз-плиз-плиз!
– Отвянь.
– А если за что-то поинтереснее поцелуя?
Он покосился на нее. Сначала на нее, потом на ее ноги, торчащие из-под мини. Но даже не в ногах дело, от Катьки пахло сексом. От Юльки не пахло, а от Катьки – за километр шлейф. Так-то занятия поинтереснее поцелуя предполагались сегодня вечером по умолчанию. Сегодня они с Виталиком договорились замутить групповушку; раньше они только развлекались парами по разным комнатам, как старперы, а недавно насмотрелись порнухи у Виталика дома, и мир открытых дверей, многочисленных тел и визуального удовольствия открылся им. Юлька, правда, немного морозится, но это поначалу. Сколько таких замороженных у них было: стоило выпить, и трусы слетают в угол резинкой. В общем, замануха со стороны Катьки представлялась нелепой, чтобы Женька мог на нее повестись. Но им было по 19. Что тут еще сказать?
– Ладно, последний раз. Но стопудово последний, я вам слово пацана даю. Больше не просите.
Холмик рос на глазах. Крупные сомнения по поводу преодоления оного вспыхнули в Женьке, позволившем девке себя переупрямить. С отцом у него были в целом нормальные отношения. Однако лояльный характер отца оставался таковым ровно до первого скола или царапины; дальше – трындец. Тираном он мог быть знатным. Однажды, когда Женька, будучи школьником, нарушил важное обещание, батя разгрохал его двухкассетный «Шарп» – предмет зависти одноклассников и повод затащить домой чувиху потискать. Так что шутить с батей Женьтос зарекся. Но сейчас он уже не мог дать заднюю. Им было по 19. Что ж тут добавить?
– Ладно, держитесь, обормоты,– пробурчал он и втопил.
Все же в последнее мгновение перед тем, как въехать на холм, внутри парня что-то дрогнуло, и он порывисто сбросил газ. Трамплин от этого произошел смазанным, кривым и скачкообразным. Лобовое стекло совершило небольшую рваную дугу, прокрутив изображение от неба к земле, и теперь они все увидели, что за холмиком дорога упирается в воду.
– Черт!– Женька рванул ногу к педали тормоза, но поздно: на всех парах они врезались в… Ни во что они не врезались. Не было там ничего, на дороге, пыляка одна и гравий. Но что-то там все-таки было, потому что и пыляка, и камни казались волнообразными.
Машина торпедой влетела точно в центр новообразования. Женька мысленно обрек себя на аварию и отлучение от отцовской ласки (и от вечерней групповухи, таки да), но случилось вовсе не то, что представлялось логичным. Просто время словно замедлилось, и свет померк на секунду-другую. И сразу же все вернулось на привычные места: предметы в уготованные ниши, ощущения в предназначенные душевные слои. Нещадное солнце палило воинственно и безбожно. Автомобиль летел по свободной гравийке, не залитой никакими мрачными водами, лужами или соплями.
Женька ударил по тормозам, остановил тачку и вырубил магнитолу. Пение Юры Хоя прервалось на полуслове. Какое-то время сидел, не двигаясь, ухватившись покрепче за баранку, убеждаясь в сохранности отцовской машины. Прочие молчали. Все старались унять шумное дыхание.
– Мне одному привиделось или как?– осторожно поинтересовался он. Ответа не последовало, и парень обернулся.
Вся четверка насуплено взирала в заднее стекло. Сквозь него солнечно просматривался холмик, по которому они только что прошлись с азартом идиотов, но нигде поблизости не наблюдалось никаких подозрительных образований или сгустков.
– Глюки, что ли?– тупо спросил Виталик самого себя. Из чего Женька заключил, что помстилось не только ему.
– Я подумала, что вода,– подтвердила Катька.
– Ага, вода!– огрызнулся Женька.– Днепр, нафиг! И где она теперь?
– А я знаю?– Градус Катьки заметно понизился.– Чего ты на меня орешь?
– Твоя дурацкая затея…
– Ты сам согласился,– ядовито ухмыльнулась девушка.
– Блин, надо по этому делу бухнуть,– решил Виталик и рванул крышечку пластиковой бутылки.
Раздался характерный звук, и тут же из горла вверх устремился столб белой пены.
– Твою мать!– заорал Женька, узрев истинное святотатство.
– Ты чего творишь!– взвизгнула Юлька и отскочила от Виталика, насколько позволял салон, прижавшись к боковой дверце.
Катька запрокинула голову и неестественно захохотала.
– Мы же растрясли все пиво!– неистовствовал Женька, в то время как Виталик ловил ртом пену, пытаясь минимизировать ущерб.– Сука, на себя лей, мимо себя не лей! На Юльку лей! На себя лейте, дебилы!
– Нафига на себя-то лить?– Виталик, наконец, унял фонтан и вытаращился на друга.
– У меня на даче стиралка, там отстираетесь. А что я с чехлами буду делать? Батя меня вместе с залитыми чехлами закопает нафиг!
Виталик огляделся вокруг себя. Сконфуженным он явно не выглядел. Но обрыганом выглядел вполне, сидел теперь в обтруханной футболке и джинсах. На Юльку попала лишь пара капель, не в сравнении с ним.
– Да почти не попал на чехлы,– хмыкнул Витальджан. Он закрыл крышечку поплотнее.– Все на меня вылилось.