Вначале он промышлял только по домашнему скоту, псам и кошкандерам. Всегда был крайне осторожен. Сделал верные выводы после случая с собакой и изучил яды и растворы. Упражняясь в изготовлении снадобий, Зимний потравил почти всю собственную живность, – а ведь когда-то у него имелись куры и поросята. Соседям он наплел, что кого-то продал, кого-то слопал, а кто помер самостоятельно. А вот к коровенке прикипел душой и не посмел, хотя так и не дал ей никакого названия, кроме Тьфукляча. Наловчившись, Март Зимний вышел в большой мир и взялся за соседское окружение. Травил редко, незаметно, без повода и без следов. Тихушником он был тем еще, детдомовская школа обучила житейским хитростям. Никто и подумать не мог, что случавшаяся время от времени гибель домашнего скота – следствие манипуляций и злого умысла одного человека. Соседа. Который, натешившись с животными, однажды естественным образом перешел на людей.

Здесь он тихарился еще строже. Смерть человека – это вам не кобылка скопытилась. Тут всяко приедет следак, начнет вынюхивать и вполне может дознаться. Март Зимний ограничивался бухариками, причем выборочно. Кому в водку подмешает метанол. Несчастный случай, каких полно, особенно в деревнях. То посидит в гостях, а уходя спецом откроет погреб; бедолага и сверзится. То вызовется помочь с латанием крыши, напоит ваньку, да и пихнет с крыши. Каждое убийство Март обставлял как несчастный случай. Но рано или поздно его бы все равно вычислили, если бы не черная атмосфера самих территорий, куда судьба их всех определила на прозябание.

С этим краем было что-то не то. Край вымирал. Зимний время от времени наведывался в соседние деревни к северу – там обнаруживалось невероятное оживление. Скупались старые избы, сносились под корень, на их месте вырастали дачи, настоящие дворцы. Сюда же никто не спешил, напротив, все больше и больше местных запирало хибары и рвало когти, будто спасаясь от змей. А к западу… Там, поговаривали, совсем худо. Люди дичали. Ходили слухи о нападении на проезжавшие машины, о пропаже залетных и даже о людоедстве.

Март Зимний, занимая в поселении крайний дом, чувствовал себя, тем не менее, относительно комфортно. Маргинальное окружение ценилось им на удовлетворительно. Есть место для фантазии и пища для утех и услад. Иногда на Зимнего накатывало, он нахлобучивал неизменную свою шляпу с дырявой тульей и полями «а-ля стадион» и отправлялся в гости к соседу, посплетничать да собрать последние новости. Сосед – какой-то недавний приблуда, скрывающийся то ли от властей, то ли от долгов. Не важно, Март порешал, что в свое время кокнет и его по-дружески. Тем более что деревня теперь отрезана от цивилизации официально и вскоре исчезнет со всех карт. Временами же он запирался в доме и самозабвенно хлестал самогонку в компании со своими тусклыми мыслями.

Время разбрасывать камни минуло; и хотя в глазах периодически темнело, руки ходили ходуном, а организм вопиял об опохмелке, Март Зимний, скуля и истекая уксусным потом, терпеливо двигался к концу своих непосильных тягот.

Всплакнула коровенка. Зимний хотел выдать свою привычную напоминалку «тьфу, кляча», но его слова застряли в горле, как сырая галька. Он не припоминал, чтобы в знакомых интонациях животного когда-либо звучал испуг. Март взглянул на корову и озадаченно крякнул. Вечно понурое создание, изучающее единственно рельеф под ногами, вдруг приняло цирковую стойку, разве что не опустилось на задние копыта. Телка водила мордой из стороны в сторону, уставившись на негустой ряд деревьев по ту сторону дороги. Деревья защищали от напора ветра простиравшееся за ними поле, где в незапамятные времена сеяли рожь. Зимний посмотрел туда, но не увидел ничего примечательного. Лишь ветер играл бледно-зелеными листьями, да легкие смерчики пыли вихрились вдоль дороги.

– Что за хрень?– спросил Зимний пучок сорняков, только что вырванный им из земли.– Чего ты тута, еттить твою, как сука перед кобелем навострилась?

Зимний поднялся с колен и перешел на новый участок.

– Ветром кажись надуло,– объяснил он себе, поддев ножом очередной корень.– Ты б еще в травах разбиралась, еттить твою, цены б тебе не было. Не торчал бы я тута на грядках. А вот запустил бы корову в огород, она бы все сорняки и выела. А потом пошел бы и патент получил. Или напрокат стал бы отдавать. Зажили бы!..

Новое мычание резко оборвало его утопические теории. Зимний вздрогнул, похмельное сердце недобро ворохнулось, пучок сорняков выпал из рук. Что это такое в мычании вечной флегмы, никак паника? Так может всхрапнуть лошадь, если ей уши прижечь зажигалкой. Зимний пристально вгляделся в корову, гоня от себя мысль, что коровенка наладилась отдать Богу душу. Но вроде нет – как стояла, так и стоит, крениться не собирается, вот только снова пялится на проклятые деревья.

Зимний покрутил головой, а потом прилепил озадаченный взгляд к ним же. Поначалу он не находил никакого внятного обстоятельства, которое могло бы вывести его клячу из равновесия. А потом увидел такое, от чего брови ринулись на лоб, а челюсть отвисла, превратив рот в отвратительный зев.

Занимая окружность навскидку около четыре метров в диаметре, листья на деревьях стали вдруг видоизменяться. Хотя нет; по сути, они оставались такими же, какими и были во все времена, вот только как-то поплыли волнами. Словно перед Зимним выросло кривое зеркало. Зимний понятия не имел, что тут такое творится, и спросить ему было не у кого – он ведь почти всех укокошил. Единственное, что он точно знал: ни черта хорошего от таких превращений не жди. Зимний медленно поднялся во весь рост и приложил руку к шляпе, словно оттуда мог почерпнуть себе дельных мыслей.

– Кажись, «белочка» нагрянула,– смиренно подумал он.

Хотя какая «белочка»? Корова разве бухала семь дней кряду, чтобы топорщиться? Зимний взглянул на клячу. Так и есть, топорщится, что те сам дикий зверь! И хвост трубой, надо же, мать ее етти; Зимний бы никогда не подумал, что его коровенка способна задрать хвост пистолетом.

– Му-у-у!– трубно возгласила корова, переживая по поводу недостатков в пространстве.

– Му-у-у!– отчаянно воззвало оно затем к Зимнему, недоумевая, почему тот не предпринимает защитных действий.

– Что за?..

Ненормальный вид листьев стал разрастаться и мгновенно поглотил всю зелень. Зимний застыл истуканом, потрясенный увиденным явлением. Нож выпал из рук, воткнулся было в землю, да несильно, а потому лег плашмя.

– М-У-У-У!– возопила корова иерихонской трубой и, рванувшись что было сил, умудрилась выдернуть из земли надежно вбитый кол. Ну как надежный… Два раза стукнул, только и всего. Корова кинулась в противоположную сторону, спасаясь от вибрирующих листьев, не находя данное явление достаточно безопасным, чтобы его исследовать.

– Стой!– остервенело заголосил Зимний.– Куда, проклятущая!

Он намеревался кинуться вдогонку за животным, но тут вдруг осознал, что же такое вибрирует у него перед носом. Никакие это не листья, а вибрирует воздух между ним и листьями. Что-то в воздухе… Что-то присутствует в самом пространстве. Потому как сейчас это что-то метнулось вбок, листья разом приняли первоначальный вид, а вибрация устремилась вслед за коровой.

– М-у-у-у!– отчаянно заверещало животное и попыталось ускорить темп.

Но выше головы, как известно, не прыгнешь. А кляча вам тута не спринтер, чтобы сайгачить. Сгусток настиг корову играючи и поглотил ее заднюю часть, состоявшую из выгибающегося дугой туловища, взбрыкивающих ног и задранного хвоста. Задняя часть деловито завибрировала, как это только что делали листья, и Зимний взмолился, что пусть это будет белая горячка, пусть это будет все, что угодно, хоть глюк и повреждение рассудка. Потому что не бывает таких чудес, чтобы вот так возникла из ниоткуда вибрация и сожрала половинку его любимой клячи.

А она взяла и сожрала! Воистину! Зад коровы стерильно отделился от тела и… исчез с глаз долой, словно и не было, а животное не успело даже пикнуть, настолько быстро и ювелирно оно помножилось на 0,5. Она напоминала лошадь Мюнхгаузена, разрезанную пополам, когда та пила из ручья, и вода выливалась сзади. И у клячи полилось, чем она хуже коняки, только вот не вода совсем, а кровь. Причем кровяка ринулась из нее потоком вперемешку с кишками. По инерции передняя часть процокала еще несколько метров на двух копытах, разматывая позади кишки и смешивая их с землей. Потом молча завалилась на бок. Вибрация быстро поглотила останки, и они исчезли.