Поднимаясь наверх, я услышал голоса, доносившиеся из вестибюля. Хозяйка кого-то отчитывала:

– Если ты опоздаешь еще раз, то можешь не приходить вообще. Почему постоялец должен за тебя чай разносить?

Перед хозяйкой стояла тощая чернявая девчушка лет 13. Выговор хозяйки, по-видимому, для нее был делом привычным и поэтому не вызывал особого огорчения. Она с любопытством уставилась на меня черными узкими глазами. Ее явно больше занимал рисунок на моей майке, чем отповедь хозяйки.

За окном перед крыльцом какой-то старик закреплял древко на лопате. Я понял, что в этом кемпинге имеются кое-какие работники.

– Вот, полюбуйтесь, – продолжила хозяйка, обращаясь ко мне, – она думает, что я ей деньги плачу за ее хитрые глазки!

Затем, внезапно перейдя на «Вы» добавила:

– Кстати, познакомьтесь: это Гуля, она Вам сейчас завтрак принесет. А я – Гаухар, Галя по-вашему. А Вас как зовут? Пора бы уже познакомиться,– усмехнулась она.

– Константин, – ответил я, – можно просто Костя.

– Завтракайте, а потом пойдем снимать допрос с нашего гостя,– сказала она и направилась к входной двери. Видимо, за тем, чтобы дать распоряжения старику.

Рабочий день начался.

Я отправился к себе в номер в надежде, что приключения прошлых суток остались в прошлом и больше не повторяться. Усевшись на кровать, я сразу потянулся за рюкзаком, стоящим за изголовьем кровати, намереваясь еще раз провести его ревизию.

Еще до того, как я нащупал рюкзак, по моей спине пробежал холодок. Замызганная болоньевая сумка с деньгами исчезла! В следующую минуту я открыл для себя смысл фразы: «Не поверить своим глазам». Я обшарил рюкзак и пространство за спинкой кровати, заглянул под кровать: как-будто объемная сумка могла сжаться до величины спичечного коробка и затеряться в крохотной комнатке! Вся мелочевка, вынутая утром из карманов, была аккуратно сложена поверх рюкзака. А сумки не было!

Способность здраво рассуждать вернулась ко мне вместе со стуком в дверь: Гуля принесла завтрак. Она продолжала стучать до тех пор, пока я не сказал:

– Войдите!

Девочку явно учили правилам общения с постояльцами. В эти правила, видимо, входил запрет на вход в номер: она стояла и ждала, пока я не возьму из ее рук поднос. Вручив поднос, девочка быстро повернулась ко мне спиной и убежала, перепрыгивая через две ступеньки.

Я снова уселся на кровать и попытался восстановить в памяти картину сегодняшнего утра. Чтобы проникнуть в мой номер и украсть сумку надо пройти через вестибюль.

Я не помнил точно: запер ли я дверь на ключ, выходя из номера. Во время нападения бандитов я находился в вестибюле. Если кто-либо посторонний захотел бы проникнуть в коридорчик незамеченным, то ему бы пришлось пройти мимо меня. Хозяйку также можно было исключить из круга подозреваемых: она постоянно находилась рядом со мной. Правда, было еще несколько минут, когда я относил постель и завтрак пленнику: тогда хозяйка была вне моего поля зрения. В этот момент в номер мог проникнуть еще кто-то, кроме хозяйки. Надо выяснить: кто еще мог находиться в доме сегодня утром.

Странно, но особого сожаления от потери огромных денег я не испытывал. Видимо, я не успел привыкнуть к мысли о возможном богатстве и чувствовал, что от этих денег исходит опасность. Они лишь усилили ощущение тревоги. Тот, кто знал о деньгах, навряд ли мог быть моим другом. И еще было жалко потерянной возможности расплатиться с Артуром Борисовичем за потерянную редкую вещь, которую мне так и не удалось доставить по адресу.

Я решил пока ничего не говорить хозяйке. а попытаться выяснить самому: кто же так внимательно и успешно следил за мной? Тем более, что поднимать шум по-поводу пропажи я не мог, тогда бы пришлось объяснять откуда взялись эти деньги.

О том, что же делать дальше, я старался не думать. Посылка, которую я обязался доставить, потеряна. Возвращаться домой не к чему, да и не за что: денег из чужого портмоне навряд ли хватит на дорогу. Моя причастность к исчезновению наркотиков и денег рано или поздно будет выявлена их хозяевами. И тогда все мои предшествующие беды покажутся мелочью.

Я чувствовал, что все глубже погружаюсь какое-то в липкое болото, возможность выхода из которого уменьшается с каждым днем. Только гениальный план мог бы помочь мне. Но, увы, плана не имелось. Оставалось просто ждать какого-либо случая, который покажет дальнейшее направление.

За дверью послышались шаги: кто-то спускался по ступенькам. По уверенной поступи я догадался, что ко мне идет хозяйка. Действительно, дверь распахнулась, в ее проеме, как в картинной раме стояла Гаухар. Шорты и майку она сменила на свободное балахонистое платье, которое, как ни странно, делало ее более стройной и привлекательной.

– Пойдем проведаем нашего пленника, – сказала она, – он обещал нам рассказать что-то интересное.

Мы спустились уже в знакомый мне подвал. Гаухар открыла дверь.

Пленник лежал на кровати с книгой в руках. На обложке было написано «О. Бальзак. Утраченные иллюзии».

– Символично, – подумал я, – Видимо, «Большие надежды» Диккенса он уже прочитал.

Даже события последних дней не могли отвлечь меня от привычки поиска культурных аналогий.

Верзила отложил книгу в сторону и сел. Он не произнес ни слова и выжидающе смотрел на хозяйку. Женщина села на стул напротив кровати и также молча смотрела на пленника. Она первой нарушила молчание:

– Рассказывай то, что знаешь. А ночью я тебя выпущу. Если в твоем рассказе будет что-то полезное для меня, то дам тебе еще и немного денег на дорогу. Согласен?

– Я бы не торопился уходить отсюда, пусть все немного утихнет, – сказал он, – А будет ли мой рассказ полезен для тебя – решай сама.

Рассказ верзилы оказался действительно интересен не только для Гаухар, но и для меня.

Стас – так звали пленника, приехал в эти края недавно для того, чтобы забрать домой брата – безнадежного наркомана, заплутавшего с азиатских степях. Он разыскал его недалеко от места тусовки местных наркоманов. Здесь можно было в любое время раздобыть дозу. Не отпугивала наркоманов даже высокая цена, доступность стала главным маркетинговым приемом местных дельцов. Обосновавшись здесь, более опытные наркоманы старались приобретать сырье впрок у крупных продавцов.

Стас пытался увести брата, но тот согласился уйти с условием солидного пополнения запасов наркотиков. Именно за этим они и отправились к стоянке овцеводов. С братьями увязался еще один наркоман в надежде получить дармовой наркотик.

В этом месте рассказа я насторожился: овцеводы, наркотики. Неужели мои гостеприимные хозяева были причастны к этому грязному бизнесу? Но перебивать рассказчика я не решился: может дальнейший рассказ прояснит эту историю.

Они были лишь в начале пути, когда в русле высохшей реки набрели на брошенный мною мотоцикл. Стас пытался его завести, но оставил попытки после того, как его спутники обнаружили мешок с порошком. Он понял, что мотоцикл легко выведет владельцев криминального богатства на их след. А что эти владельцы обнаружатся быстро – сомневаться не приходилось.

Уговорить спутников бросить злосчастный мешок было невозможно. Они потеряли остатки разума от свалившегося на них счастья. Опьяненные и в прямом, и в переносном смысле, они все-же тронулись в путь. Часто останавливались, чтобы снова и снова употреблять смертоносный порошок. Мешок тащили по очереди оба наркомана, Стас отказался им помогать.

Только к вечеру троица подошла к шоссе. Брат Стаса, шатаясь и спотыкаясь, первым вышел на дорогу. Стас в это время пытался вытащить из какой-то канавы его упавшего друга и не заметил приближающейся полицейской машины. Все произошло очень быстро. Машина притормозила, фигура брата вместе с мешком исчезла в ее салоне. Удалось расслышать только одну фразу, донесшуюся из открытого окна удаляющегося автомобиля:

– Еще один, будет чем отчитаться за дежурство!