Инцидент

Форштевень «Степенного» уверенно разрезал встречную волну. Скорость под тридцать узлов – любо-дорого посмотреть! А понадобится, и все тридцать шесть выдаст! Командир эсминца капитан первого ранга Цветков пребывал в прекрасном расположении духа и с видимым удовольствием мерил шагами ходовую рубку, прохаживаясь взад-вперёд. Топчусь, понимаешь, как застоявшийся жеребец, поймал он себя на мысли. Да, собственно говоря, так оно и есть. Жеребец не жеребец, а что застоялся, в смысле, засиделся на берегу, – это факт.

А всё из-за модернизации. Казалось бы, пяти лет не прошло, как «Степенный» сошёл со стапелей – для военного корабля срок не великий – а уже, понимаешь, успел устареть. Вот и простоял почитай два месяца у стенки без движения, пока специалисты оборудовали его новейшей шумопеленгаторной станцией и системой громкоговорящей связи. Кое-какие усовершенствования появились и в машинном отделении. Но главное, малоэффективные, чего уж греха таить, старые бомбомёты были заменены современными, только-только поступившими на вооружение шевтнадцатиствольными реактивно-бомбовыми установками "Смерч", более мощными и дальнобойными. Оснащать корабли военно-техническими новинками – дело нужное, кто бы спорил! – но уж больно устал Цветков от берега, стосковался по морю.

По счастью, любой процесс конечен, и два дня назад работы на корабле наконец-то завершились. Сегодня спозаранку «Степенный» вышел из Балтийска, получив приказ, следовать на полигон боевой подготовки, чтоб опробовать в деле новенькие «Смерчи», а заодно и все прочие усовершенствования. Уже четвёртый час эсминец бороздил воды Балтики…

Настенный громкоговоритель вдруг ожил, и в рубку ворвался встревоженный голос гидроакустика:

– Пеленг 350. Дистанция 11 кабельтовых. Шум винтов. Контакт классифицирую как торпеду… – и торопливо внёс поправку. – Две торпеды. Идут на нас.

Благодушно-расслабленный настрой Цветкова в момент улетучился. Первой его мыслью было: какие, мать вашу, торпеды, когда война двенадцать лет как закончилась?

– Что за…?! – взревел командир эсминца, ошарашенный этим столь же неожиданным, сколь и опасным сюрпризом, что, впрочем, не помешало ему мгновенно отреагировать на внезапно возникшую угрозу – сказался богатый боевой опыт: – Право на борт! – приказал он рулевому и, схватив микрофон, гаркнул в него: – Машинное, самый полный! – Затем бросил через плечо вахтенному: – Боевая тревога!

Рулевой резко переложил штурвал вправо. Оба двигателя начали ощутимо наращивать обороты. Ревун разразился протяжным воем. Уж эта-то «музыка» на корабле всем была хорошо знакома. Она предписывала каждому, немедленно занять своё место согласно боевому расписанию и быть готовым к выполнению любой задачи, поставленной командиром. Палубы и коридоры наполнились топотом множества ног. Люди действовали быстро, чётко и слаженно, демонстрируя великолепную выучку. Вскоре по громкой связи посыпались доклады командиров боевых частей о готовности.

Молодцы! Не напрасно гонял их до седьмого пота, рефлекторно отметил Цветков. Впрочем, как моряк прошедший войну с первого до последнего дня и много чего повидавший, он понимал и другое: сейчас всё зависит от везения, куда больше, чем от выучки экипажа. Корабль на волосок от гибели. Торпеды – дьявол их разберёт, кем выпущенные, – неумолимо приближаются. Дистанция критическая. Времени в обрез – от силы минуты две. По причине цейтнота эффективное применение средств активной противоторпедной защиты невозможно. Единственная надежда на манёвр уклонения. А значит, или-или. Такие вот пироги с котятами!

Эсминец заметно поднабрал скорости и шёл на пределе возможностей, круто забирая вправо. Однако многотысячетонная махина ста двадцати метров в длину не велосипед – взял да повернул. Цветкову казалось, корабль слишком медлителен, слишком неуклюж, и шансы избежать встречи с торпедами ничтожно малы… Но, в любом случае, всё, что можно предпринять в такой ситуации, уже было сделано, и теперь оставалось только ждать.

Все, кто находился в рубке – командир, вахтенный офицер и рулевой, —напряжённо застыли. Хуже нет, когда от тебя ничего не зависит. Неопределённость угнетала страшно. Время как будто притормозило свой бег. Казалось, что секунды тянутся бесконечно долго.

– Торпеды прошли мимо, товарищ капитан первого ранга, – доложил наконец акустик. – Шум винтов удаляется по корме.

Цветков с облегчением выдохнул, отёр носовым платком выступивший на лбу пот и отдал необходимые распоряжения:

– Машинное, средний ход! Всем БЧ готовность номер один!

После чего отложил микрофон в сторону и крепко задумался. Подумать было о чём. Произошедшее порождало чёртову уйму вопросов. Сейчас пятьдесят седьмой, а не какой-нибудь сорок третий! В чём причина нападения? Что за неведомая субмарина так нагло атаковала? Да и вообще, кому это нужно? Мы и без того с западом на ножах. Так и третью мировую спровоцировать недолго! Ладно, что, зачем и почему, потом будем разбираться. Бесспорно одно – оставлять нападение безнаказанным нельзя: задета честь Краснознамённого Балтийского флота, да и вообще… В подобных обстоятельствах командир корабля ждать указаний из Балтийска не обязан и волен действовать по своему усмотрению. Хотя, проинформировать руководство всё же придётся: ЧП как-никак.

Он обернулся к вахтенному офицеру, молоденькому лейтенанту.

– Срочно доложи дежурному по штабу флота: «Атакован неизвестной подводной лодкой. Повреждений не имею. Начинаю поиск и преследование противника». И укажи наши координаты. Исполнять!

– Есть исполнять.

Вахтенный сломя голову кинулся в радиорубку, а Цветков снова взял в руки микрофон.

– Акустик, что слышно?

– Пока ничего, товарищ командир, – был ответ.

Только теперь Цветков сообразил, что искажённый динамиком голос принадлежит главстаршине Ферапонтову. Ну да, точно. Вероятно, сегодня он – вахтенный гидроакустик. Вот же хрень! – чертыхнулся про себя каперанг. Всем хороша система ГГС, но голос уродует – не сразу поймёшь, с кем говоришь.

– Ферапонтов, найди мне эту гниду! – в нарушение всех и всяческих уставов совсем не начальственно попросил он акустика.

– Найду, товарищ командир, – уверил его главстаршина.

Этот, если пообещал, расшибётся, но сделает. Чего уж скромничать, лучший акустик в дивизионе. Вот и сейчас, считай, спас корабль. Что поздновато торпеды засёк, так тут его вины нет. Похоже, поджидала нас в засаде какая-нибудь подлодка из малошумных – этакая «тихушница». Подпустила поближе, дала торпедный залп и, пока мы циркуляцию выписывали, тихо снялась и тихо ушла. Ну да ничего, у Ферапонтова слух тонкий – уловит.

Однако субмарина никак не проявляла себя. Время шло, но как ни старался акустик, долго не мог её нащупать. Наконец, из громкоговорителя донёсся голос Ферапонтова:

– Есть контакт с целью. Пеленг 343. Дистанция 26. По классификации малая подводная лодка. Сопровождаю…

– Никуда ты от нас не денешься, голуба… – едва слышно промурлыкал Цветков себе под нос и уже во весь голос объявил: – Курс 338. Скорость 25 узлов.

Началось преследование. По ходу дела акустик исправно передавал пеленг и дистанцию до цели:

– Пеленг 342. Дистанция 25… Пеленг 341. Дистанция 24… Не меньше двенадцати узлов идёт… – поделился он своими соображениями: – На Готланд она курс держит, товарищ командир.

Понятное дело, мысленно согласился с его выводами Цветков. После неудавшееся атаки на эсминец, оставаться в нейтральных водах этой непонятно чьей субмарине резона нет. Её командир, поди, не дурак, понимает, рано или поздно лодку мы по-любому обнаружим и вдребезги разнесём. А на Готланде полно мест, где можно зашхериться и отсидеться. Опять же, движение там довольно оживлённое, и по пути наверняка попадутся торговые суда. Стало быть, есть шанс воспользоваться каким-нибудь из них, как ширмой. Так что, постараться улизнуть в территориальные воды Швеции – в сложившихся обстоятельствах решение единственно правильное. Скандинавы, конечно, незваных гостей не жалуют, но у них не флот, а так, одно название: пара эсминцев и десяток сторожевиков, да и те – старьё. Мимо таких проскользнуть – раз плюнуть…