– Я действительно не понимаю тех, кто убивает.

– Если бы судьи не приговаривали, палачи бы не убивали. Ты думаешь, нам нравится убивать? Но мы идем на это, потому что верим в счастливое будущее. В далекую свободу.

– Так можно начать сочувствовать коршуну, которому приходится питаться печенью Прометея.

– Мы хотим изменить мир.

– Мир изменить нельзя. История – это поезд. А вы толкаете ногами стенки купе и думаете, что таким образом ускорите ход поезда.

– Время нас рассудит… Как там у тебя? «Люби мою радость, люби мой гнев»… Помнишь?

– Помню.

– Трижды умноженное на подвиг, – повторила Юла. – Это ты сказала: «На подвиг». А должна была сказать я.

Главный сел за столик папаши Фуко:

– Ну что, господин бывший единомышленник, теперь твои секретари по парламентам заседают, с министрами за ручку здороваются… А помнишь, лет двадцать назад мы с тобой в Москве «Долой империализм!», «Да здравствует Че Гевара!» вместе кричали. Забыл?

– Было другое время.

– Правда победит. Правда всегда побеждает.

– Это верно. Только у каждого – свое представление о том, что считать правдой.

– Правда – она одна. Настоящая. Остальное – подделки. Помнишь, как после митинга против войны во Вьетнаме нас забрали в полицию?

– Помню.

– Я до сих пор не могу понять, почему всех держали два дня, а тебя сразу выпустили.

– Командир патруля имел виды на мою сестру.

– Как она?

– Уже два года как ее нет.

– Прости. Я не знал.

Главный встал и ушел. К папаше Фуко подсела Хозяйка:

– Что он говорил?

– Ничего интересного.

– Что дальше будет?

– Не знаю. Боишься?

– Боюсь.

– Женщин они не тронут.

– А тебя?

– И меня не тронут. Они меня знают. Мы с ними хоть и разошлись, но левых они не трогают.

– А Анри? Мой будущий зять. Он ведь левый.

– Даже слишком. Пингвины могут спать спокойно.

Филипп внимательно рассматривал Аркадия. Тот удивился:

– Вы по-прежнему ищете сходство между нами.

– Я ищу сходство между вами и вашей фотографией на визе. Мне ее показали, перед тем как я пришел сюда. Правда, это фотография пятилетней давности.

– Я очень изменился за эти пять лет? Постарел?

– Просто вы не похожи на свою фотографию.

– Здесь очень плохое освещение.

– Я сегодня утром получил справку о том, что гражданин России Аркадий Акиндинов выехал из нашей страны пять лет назад и после этого границу не пересекал. Более того, господин Акиндинов за последние годы ни разу не обращался за визой в наши представительства за рубежом.

– Вы говорите ужасные вещи.

– Нам стало известно, что здесь, в кафе, назначена встреча перекупщика наркотиков с крупным поставщиком. Мы хотели узнать, почему прибывший без документов к нам в страну господин Акиндинов хочет встретиться со мной именно в этом кафе и именно на то время, когда назначена встреча перекупщика с поставщиком.

– Вот как? – удивился Аркадий. – И какую роль вы мне отводите? Перекупщика или поставщика?

– Скорее, перекупщика. Потому что поставщика мы знаем. За ним неотступно следует наш агент.

– И оба они в этом зале?

– Да. И поставщик, и наш агент – оба в этом зале.

Вмешался журналист:

– И все-таки я не понимаю. Если господин Аркадий – крупный перекупщик, зачем он пригласил меня? В первый раз вижу перекупщика наркотиков, который совершает свои сделки в присутствии прессы.

– Мы не знали, что он пригласил вас.

– А может быть, он пригласил меня для того, чтобы вы не смогли обвинить его в торговле наркотиками?

Аркадий захлопал в ладоши:

– Я в вас не ошибся. Говоря откровенно, я ожидал всего, но только не обвинения в торговле наркотиками.

Доктор Бесá и пришедшая с ней девушка сидели за одним столиком, друг напротив друга.

– Как тебя зовут? – спросила Бесá.

– Мари.

– А дальше как?

– Каламбур. Мари Каламбур.

– Каламбур. Веселая фамилия. Не дает мне покоя, Мари Каламбур, одна мысль. Умер человек. Умер странно. Упал с веранды. Головой о каменную лестницу. Взрослый человек, даже если очень пьян, с веранды упасть не может.

– Но он упал.

– Случаем, не про эту веранду он написал тебе?

– Про эту.

– Не мог он такого написать.

– Но написал.

– Если бы ты читала газеты, Мари Каламбур, ты бы знала, что веранды и скамейки были установлены в парке год назад.

– Это очень старая веранда.

– Стиль ретро. Нынешние мастера любят работать под старину. Ты сказала, что ни разу не бывала в парке, а про веранду знаешь. Значит, ты там была совсем недавно. Я даже догадываюсь, когда. Это ты его столкнула с веранды.

– Можешь говорить, что хочешь, доктор Бесá! Тебе никто не поверит.

– Не читаешь газеты. Не знаешь, что такое стиль ретро.

– А мне и не нужно.

– Ты дура, Мари Каламбур. Это тебя погубит.

Студент решил, что сейчас самое время договориться со своей будущей тещей:

– Вы мне оплатите проезд в Патагонию?

– Я тебе оплачу автобус до дома.

– Вы недостойны своей дочери. И знайте, она порвала с вами, с вашим разлагающимся классом, с гнилым засасывающим уютом, с мелкобуржуазной трусостью.

Будущая теща показала в сторону террористов:

– Не будь этих, я бы тебе показала трусость.

– Эти люди борются. Борьба с империализмом постоянна, непрерывна, перманентна. Истинно революционная молодежь и ее передовой отряд – студенчество, этот проверенный барометр революции – свято несет высокое знамя интернационализма. Мы разожжем пламя борьбы против угнетателей всего мира! Вы будете гордиться своей дочерью. Мы споем с ней великую песню революции. Я… я…

Он встал и подошел к Главному:

– Позвольте мне встать рядом с вами. Меня зовут Анри Ботье. Почти как Потье, автор «Интернационала». Я поддерживаю ваше правое дело. Я приветствую всех революционеров мира.

– Спасибо, – спокойно ответил Главный. – Мы уважаем «Интернационал» и Эжена Потье. Но тебя мы не знаем. Попытайся нас найти, когда закончится операция.

– Но я…

– Иди к ним, – Главный показал на заложников.

Анри Ботье не двигался.

Главный резко повторил:

– Иди к ним.

И почти однофамилец автора «Интернационала» вернулся за стол, где сидела его будущая теща.

Люси открыла сумочку, вынула зеркало, посмотрела на себя:

– Тяжелые события пока на внешность не повлияли.

Потом повернулась к детективу:

– Если бы нас захватили туземцы, тебя бы съели в последнюю очередь.

– Почему это?

– Худой очень. Кожа да кости.

– Про мускулы забыла.

– Мускулы бесполезны, если нет смелости.

– Смелость у меня есть. Нет безрассудства.

– Ну, а раз есть смелость, то я могу дать тебе возможность заработать.

– Я всегда готов.

– Всегда? Прямо сейчас?

– А почему нет?!

– Ты все время торопишься, Медeгó. Тебе надо было идти не в частные детективы, а в содержатели тараканьих бегов…

– Я принимаю ставки на лошадей. Могу подсказать.

– А сам лошадям по ночам отраву подсыпаешь.