Тот обернулся, увидел подходящую к нему маму и не отреагировал.

– Пойди сюда, сержант.

Теперь они стояли друг против друга.

– Я сейчас занят, – нагленько процедил сквозь зубы сержант.

– Смирно, – как можно более грозно произнесла мама.

Сержант удивленно посмотрел на нее.

– Смотри не на мои сиськи, а на погоны. Что видишь?

Сержант оторопел.

– Что видишь, спрашиваю? Воинские звания умеешь различать? Какое это звание?

– Младший лейтенант, – неуверенно ответил сержант.

– А теперь посмотри на свои погоны. Какое звание?

– Сержант.

– А если отпороть лычки, какое будет звание?

Сержант молчал.

– Какое ты имеешь право, сержант, матерно оскорблять офицера?

– Я не оскорблял.

– Ты только что при солдате назвал меня блядью.

Мать посмотрела на все еще стоящего на карачках Лешу:

– Встань.

Тот живо вскочил.

– Я не оскорблял, – пробормотал растерявшийся сержант. До него стало доходить, что попал он в неприятное положение.

– Как не оскорблял! Я прохожу мимо, вижу, ты избиваешь солдата, бьешь сапогом по заднему месту и приказываю тебе прекратить безобразие. А ты нецензурно послал меня. Знаешь, что бывает за оскорбление офицера?

– Я не бил его, а все делал по уставу. Я все делал по уставу, – оправдывался сержант.

– Ах, ты любишь, чтобы все было по уставу? Так вот завтра я сама поведу тебя на гауптвахту. И не на трамвае, а пешком. По городу. И буду командовать: шире шаг, выше ногу.

Сержант молчал.

– Это по уставу? Я тебе спрашиваю, это будет по уставу? Почему не отвечаешь офицеру?

– Так точно, по уставу.

– А я могу начать и сейчас. Итак, отвечай, имею я право начать с тобой маршировку сейчас?

Сержант молчал.

– Стой смирно и не пялься на мои сиськи. Нас тут двадцать, – она чуть было не сказала «девчонок» потом спохватилась, – младших лейтенантов. И мы возьмем над тобой шефство. Будешь каждый день маршировать и петь песни. И наползаешься вдоволь. Мы офицеры и воспитание сержантов входит в наши обязанности.

– Я правда ничего не сделал, товарищ младший лейтенант, – совсем растерялся сержант.

– Ага, уже научился различать звания. Как не сделал! А бил солдата, сквернословил, оскорбил офицера.

– Не было этого, товарищ младший лейтенант.

– Как не было! Вот солдат подтвердит.

– Так ведь этот солдат – ваш…

И он осекся, поняв, что сейчас что-то начнется. Неожиданно ему на помощь пришел Леша:

– Товарищ сержант хотел сказать, что я очень хорошо занимался, поэтому он досрочно закончил занятия и объявил мне благодарность.

– Это так? – спросила мама.

– Так точно, товарищ младший лейтенант, – обрадовался сержант.

– Повтори.

– Рядовой Сапунов хорошо занимался, я досрочно закончил занятия и объявил ему благодарность.

– Теперь скажи это солдату.

Бледный, насмерть перепуганный сержант повернулся к Леше:

– Рядовой Сапунов. Вы отлично провели занятие, я заканчиваю занятие и объявляю вам благодарность.

– Вот и отлично. А теперь чтобы я тебя больше не видела.

Сержант исчез, а мама повернулась и, не обращая внимания на Лешу, подошла к скамейке, взяла пальто и пошла. Она чувствовала себя усталой, от пережитого напряжения ее била дрожь. Леша семенил сзади.

– Лилька, ты молодец. Стой, я стану не колени и поцелую тебе руку.

– Здесь грязно, испачкаешь брюки, мне потом стирать. Сейчас войдем в корпус, и я скажу тебе такое, за что ты мне действительно будешь целовать руки.

Потом повернулась к нему:

– Он потом меня не убьет?

– Что ты! Я его знаю, он только с солдатами зверь. А сам трус. Он теперь всех наших девчонок со страху за версту обходить будет.

– А тебя не тронет?

– Ни в жисть. А ты молодец. Я тебя такой не видал.

Они через штаб вошли в лабораторный корпус.

– И за что я должен целовать тебе руки. Вообще-то я могу и так.

Мама остановилась, помолчала, потом сказала:

– У нас будет ребенок.

Леша встал на оба колена и начал целовать маме руки.

В это время появилась шумная компания ребят и девчонок. Увидев Лешу на коленях, девчонки начали показно возмущаться.

– Младший лейтенант Быстрова, ты не имеешь права ставить солдата на колени, – строго заявила Ленка Карпова. – Это унижение достоинства советского солдата.

Она повернулась к Игорю Озернову.

– Правда?

– Правда, – подтвердил тот. – Приказать «ложись» может, а «стать на колени» нет. Такой команды в уставе нет. Это нарушение устава.

– А он стоит на коленях не по уставу, а по собственному желанию, – гордо возразила мама.

– И откуда у него такое странное желание? – спросила всегда ехидная Инка Лапина, защитница всех угнетенных.

– Он только что узнал, что скоро стает папой.

И тут началось.

Маму поздравляли. А Игорь Озернов серьезно произнес:

– Значит, команда «ложись» была много раньше.

За что и получил подзатыльник от младшего лейтенанта Инны Лапиной, что можно квалифицировать как рукоприкладство по отношению к низшему по званию, несовместимое с честью советского офицера.

Поездки туда-сюда окончательно вымотали маму, кроме того, скоро весна, придется ездить по городу в форме, и она боялась реакции Леши. Конечно, он сочтет себя абсолютно униженным, откажется ездить, будет сидеть в казарме. И она решилась. Подруги ее отговаривали. Леше она ничего не сказала, чтобы не волновать, но записалась на прием к генералу.

Генерал ее встретил неожиданным вопросом:

– Твой опять чего-нибудь натворил?

– Натворил.

– Зря ты его тогда от строевой спасла. Думаешь, я не знаю. Я все хотел ему часов пять строевой влепить, да забыл.

– Ему-то за что? Я виновата. Меня и наказывайте.

– Наказывайте, – передразнил генерал. – Ты на него посмотри. Сутулый, ходит, ноги еле поднимает. Ему надо строевой подготовкой заниматься, а ты его от строевой защищаешь.

– Я его не от строевой защищала, а от ползания по-пластунски.

– Передвижение по-пластунски развивает мышцы ног, живота.

– Ему приказали ползать по грязи. А я потом должна стирать его штаны и гимнастерку. Вы ведь, товарищ генерал, сами себе тоже обмундирование не стираете. Жена, наверное, стирает.

От такой наглости генерал опешил, потом расхохотался:

– И верно, не стираю. Жена стирает. Значит, ты не его, а себя защищала?

– Себя.

– Ну и что он еще натворил?

– Я беременна.

Генерал снова опешил. Потом спросил:

– На каком месяце?

– На втором.

– Как себя чувствуешь?

– Неважно. Мутит. Иногда температура.

– У моей внучки тоже так было. Но потом прошло. Ничего, и у тебя пройдет. В консультацию ходишь?

– Хожу.

– Надо регулярно ходить. Так какие у тебе вопросы?

– Первый вопрос. Можно по городу ходить не в форме?

Она показала себе на живот.

– Понятно. Ты офицер и имеешь право ходить в гражданском. А в положении тем более. Что еще?

– Товарищ генерал, я четыре раза в день еду в городском транспорте по полтора часа.

И она объяснила свои проблемы.

– И что ты конкретно хочешь?

– Чтобы его освободили от вечерних поверок. Прошу не за него, за себя. Из-за этих поверок я должна ночью полтора часа ездить через весь город одна. А я вам гарантирую, он никуда из дома не уйдет, спиртное употреблять не будет, не дам. Будет сидеть при мне дома. Он меня слушается, товарищ генерал.

– Верю, верю. Но нужно основание, закон. Постой.

Он спохватился:

– А вы узаконили отношения?

– Нет, – мама опустила голову.

– Почему? Ты не хочешь?

– Я хочу.

– Он?

– Не знаю.

– Он тебя не любит?

– Любит. Любит. Я точно знаю, что любит.

– Ну и почему?

– Он такой нерешительный.

– Ты на него подействуй.

– А как? А имею право заставить его стать «смирно», могу приказать пошагать по плацу, могу на гауптвахту отправить, а приказать сделать мне предложение не имею права.