Пашка почему-то вспомнил свою деревню, луга, речку, заросшую лилиями, синий туман по утрам, товарищей по школе.

Пашке и самому захотелось прочитать стихи, да такие, чтобы затаилось сердце и на глазах выступили слезы, но душевных стихов он не помнил, в памяти всплывали блатные песенки.

Костю Пашка сразу узнал, хорошо представлял его густые нахмуренные брови, тяжелый взгляд, а девушку он никогда не видел, и она представилась ему черноокой и смуглой цыганкой , вертлявой и насмешливой . Таких девчат он видел «в малинах». Только Вера читала какие-то очень хорошие стихи, а в «малины» приходили балаболки, пьяненькие, они пели всякую муть.

Когда Костя и Вера притихли, словно притаились, Пашка, боясь шелохнуться, вытянул худую шею. В другое время в других обстоятельствах он наверняка съехидничал бы: «Милуются! Тоже мне, теленок с телочкой !» и по-разбойничьи свистнул, а тут как то притих и напряженно прислушался.

Потемнело. На аллеях вспыхнули лампочки.

Пашке показалось, или он на самом деле услышал, как поцеловались Костя и Вера, поцеловались тихонько, стеснительно и, может быть, сразу отвернулись друг от друга, впервые переживая теплую и нежную близость, незнакомое и глубокое волнение. А Пашка затаил дыхание. И такая злая тоска схватила его за горло!

Много он отдал бы за то, чтобы побыть на месте Кости, помолчать, как он, поволноваться, боязливо, украдкой пожать девушке руку.

- Пойдем?- шепнула Вера вкрадчиво, вложив в одно слово всю теплоту своей души.

Пашка вслушивался в их шаги, скрип песка, и долго после того, как они ушли, ему казалось, что он слышит тихий нежный вопрос: «Пойдем?»

Немного погодя Пашка поднялся и, ссутулившись, тяжело переставляя ноги, пошел по аллее.

Здесь же на аллее и нашел его Михаил и сказал вежливо:

- Пойдем-ка со мной , парень.

Пашка не удивился и не воспротивился - мало ли по каким делам он потребовался! Заметив, что лейтенант посматривает на часы, Пашка спросил почти участливо:

- Торопитесь?

- У меня жена заболела,- просто ответил Михаил,- а тебя вот пришлось искать целый день.

- Надо было погромче свистнуть, я и сам бы пришлепал. Я было подумал, что ты того… улепетнул.

- На зиму-то глядя?

- Да и причины нет? ..

- Пока нет.

Пашка сидел в отделении милиции долго. Лейтенант Вязов уехал, ему надо было позаботиться о жене, и о Пашке, видно, все забыли. А на него опять нахлынули воспоминания, как там, в парке.

… Мелкая речушка, травянистые берега с изломами и обрывами. Увалы и косогоры. Домики села вдоль речки, близ воды. Клубы черного дыма у бань, построенных подряд на берегу и топящихся по-черному. На мелководье - ребятишки.

На речку Пашка бегал самостоятельно с трех лет, с голым пузом, и никто не боялся, что он утонет.

Мать Пашки всегда прибаливала. Сядет, бывало, к постели матери Пашка и давай спрашивать:

- Мамка, а где тятя?

- Умер,- скажет мать.

- А ребята говорят: он нас бросил,- сообщал Пашка.

Мать розовела и ругалась:

- Они все балбесы. Не верь ты им.

А потом мать умерла. Пашка остался один, как молоденькое деревце за околицей . За гробом шел без слез, хотя тетка Параша заставляла плакать, а дядька Федор -длинный , под потолок, и худой , как жердь,- тыкал пальцем в бок. Пашка сжимал зубы и не плакал.

- Гаденыш,- шипел дядька.

- Мал еще,- оправдывала мальца тетка.

После смерти матери жил у дядьки. Тетка Параша - женщина славная, только забитая и слабовольная, а дядька - человек злой на всё и на всех, напитанный желчью, как промокашка чернилами. Порол он Пашку почти каждый день. Иногда мальчуган кричал благим матом, чтобы легче было переносить боль, а иной раз, сцепив зубы, молчал как мертвый .

Устанет дядька пороть, бросит ремень на пол, сядет на стул, вытрет потный лоб ладонью и дышит, разевая щербатый рот, как тупомордый сазан. Встанет Пашка с пола, тоже вытрет кулаком пот со лба и, подтянув штаны, ласково так спросит:

- Бедненький дядька … Очень устал?

Взбешенный дядька вскакивает, опять хватает ремень, но Пашка опрометью бросается на улицу.

В школу Пашка пришел шести лет. Пришел, сел за парту и не уходит. Учительница и так, и эдак к нему, взяла было за руку, но Пашка ее зубами. Ребята шум подняли.

Пришел директор, увидел за партой грязного, с разбитой губой чернявого мальчишку, злого, ощетинившегося, и заулыбался.

- Кто же тебе, парнище, разрешил идти одному сюда?- спросил он.

- Учиться не запрещают … Нет такого закона,- заявил Пашка словами, которые не раз слышал от дядьки, правда, по другому поводу.

- А баловаться не будешь?- еще спросил директор.

- Я не баловаться пришел, учиться,- заверил Пашка.

Тут и учительница улыбнулась. Переглянулись они с директором, и учительница сказала:

- Ладно, мальчик, будешь учиться. Как тебя звать-то?

Сидел он на задней парте тихо, был ниже других ребят на голову. На переменках одноклассники посмеивались над ним,- тоже, мол, ученик, мужичок с ноготок,- но Пашка умел уже терпеть получше взрослого. Вскоре ребята с ним свыклись, дали ему тетрадку и ручку с пером, стали делиться хлебом.

Но школу Пашка посещал нерегулярно. Много было работы по дому: он мыл полы, подметал двор, убирал хлев, в котором стояла корова и в закутке хрюкал поросенок, ходил в магазин, да и много других обязанностей лежало на его плечах. Дядька был глубоко уверен, что труд сызмальства делает хорошего хозяина, и часто вспоминал старое время, когда в десять лет уже молотили цепами, жали рожь серпом. И, конечно, не переставал учить Пашку ремнем.

Но сколько можно терпеть? Пашка стал груб со своими товарищами одноклассниками, у него самого появилась потребность издеваться над людьми: подставить подножку девочке, стрельнуть хлебным катышком из трубочки, повалить мальчика и щекотать до слез.

Но учился Пашка хорошо, из класса в класс переходил без задержки. А что до проделок, то его выручали природная смекалка и чувство юмора. Если учитель отчитывал за то, что он сшиб с ног девочку, Пашка невинно говорил:

- А мне очень хотелось перед ней извиниться …

И он в самом деле немедленно извинялся.

Так дотянул Пашка до седьмого класса, но не закончил его. Весной уговорил он пятерых ребят, и они махнули в Арктику - поступать юнгами на ледоколы. Милиционеры переловили ребят и отправили домой . Переловили всех, кроме Пашки. Он добрался до Мурманска.

И вскоре попал Пашка в омут - воровские «малины», грязь, туман и людская мразь, вроде Святого …

Пашка сидел на полу, уронив голову на колени. Как и в парке, его одолевала тоска.

Вспомнился короткий разговор с лейтенантом. Странный этот лейтенант. Прошлый раз отпустил их с отцом, хоть дело пахло тюрьмой , а сегодня посадил в каталажку неизвестно за что.

Когда ехали в отделение, сказал лейтенанту:

- Наша жизнь собачья - знай увертывайся от пинков. А он тут же:

- А кем ты хотел бы стать?

- Артистом!

- И то хорошо. А в кино ты ходишь? Люблю поглазеть.

- А в театры?

- Костюм неподходящий .

- А ты кого-нибудь любил в своей жизни?

- Нет, я больше ненавидел …

Пустяковый разговор, а что-то после него осталось в душе.

Михаил опоздал - лейтенант Митя уже допросил Пашку и отправил в каталажку.

О допросе надо рассказать подробнее, поскольку он вызвал резкие разногласия между Вязовым и Невзоровым.

… Пашка сидел в кабинете, с ухмылкой посматривая на надутого лейтенанта, уткнувшегося в бумаги и долго не начинавшего допроса.

«Эх, дяди, дяди,- думал Пашка, развалясь на стуле,- жалко мне вас. День и ночь гоняетесь вы за ворами, драчунами, пьянчужками -хлопотная работенка. Бандиты в вас стреляют, начальство ругает. Не жизнь -каторга. Даже в пивной вам посидеть боязно - начальство накроет».

- Ты почему так сидишь?- вдруг поднял голову Невзоров. -Сядь -как следует!

- Есть сесть как следует!- отчеканил Пашка, подпрыгнув на стуле, уселся прямее и положил руки на колени.