Стоит и наблюдает, как парень трясущимися руками шарит по карманам. Потом скажет из Хемингуэя: «Кафе Селект. Бульвар Монпарнас. Адью!» и махнет рукой.

А недавно с Пашкой произошла удивительная, прямо-таки исключительная история.

Эта ночь была голубая, прохладная, и звезды блестели, как кошачьи глаза. На улице, по которой вышагивал Пашка - ни фонарей, ни бреха собачьего. Шел Пашка, посвистывая, заложив руку в карман,- перекладывал ножик в ладони. И случилось тут гражданин с портфелем.

Остановил Пашка гражданина и портфель потребовал, да и временем поинтересовался Косясь на нож и дрожа, гражданин отвернул обшлаг и с жалостью посмотрел на золотые часы.

- А часики вполне приличные,- сказал Пашка вежливо. Он никогда не обращался со своими «клиентами» грубо. Работал по принципу: «Будем взаимно вежливы».

- Вы, молодой человек, хоть документы отдаете, - взмолился гражданин.

- Это можно,- согласился Пашка,- документы мне ни к чему,-и заглянул в портфель.

Паренек-то он был довольно хилый, весь его авторитет держался на острие ножа, да и то перочинного, и гражданин, не долго думая, заехал Пашке по уху. Пашка охнул, но не испугался - раньше и не то бывало. Взмахнул он ножиком, Чтоб метку на гражданине оставить, да тут, откуда ни возьмись, милиционер появился с двумя дружинниками - Костей и Махмудом, как потом выяснилось.

Дальше все пошло, как ,по маслу: милиционер отобрал ножик и повел Пашку и гражданина в отделение. Пришли. За столом дежурного сидел лейтенант - уже знакомый нам Михаил Вязов: он подменил дежурного на часок. Посадил лейтенант и преступника и пострадавшего гражданина на стулья и за протокол взялся. Спрашивает Пашку:

- Грабил?

- В кошки-мышки не играю,- не стал запираться Пашка.- Только в протоколе слово «грабил» не пишите, гражданин начальник, слово грубое. Я ведь вежливо попросил… Пусть пострадавший подтвердит. Я, так сказать, попросил взаймы без отдачи - у гражданина то лишние деньги водятся, а у меня их нет. Портфель он сам отдал, а потом драться полез.

- Так,- прервал Вязов словоохотливого преступника.- Ваша фамилия?

- Павел Тимофеевич Окороков.

- Настоящая?

- Кличек не люблю.

- Не первый раз попадаешься?

- Бывало.

- Значит, любишь на жизнь смотреть сквозь решетку?

- Эка, вокруг все умники, а я один дурак! ..

Нет, Пашка не смеялся, не шутил, только в глазах поблескивали злые искры, да в уголках губ притаились презрительные морщинки.

И смотрел он прямо - с вызовом, нахально.

- Ну что ж, судить будем,- задав еще несколько вопросов, заключил Вязов и обратился к гражданину.- Ваша фамилия? Паспорт имеется?

Тут-то гражданин, до сих пор молчавший, да поглядывавший исподлобья, вдруг за кипятился:

- Паспорт я вам дам, пожалуйста! Но разрешите вам, товарищ лейтенант сделать замечание. Плохо вы работаете, если у вас по улицам такие пацаны с ножами шляются. Безобразие! Честному человеку по городу спокойно пройтись нельзя. За что вам деньги платят, почетный мундир на вас надели …

Гражданин до того разошелся, что вскочил, замахал руками. Розовый подбородок заколыхался.

Глаза круглые, водянистые. Шляпа съехала набок.

Возмущался гражданин искренне, поэтому Вязов поглядывал на него сочувственно, не прерывал. Пусть человек выговорится. Да и неудобно старшего по возрасту прерывать, тем более пострадавшего. А самому грустно стало. Откуда же берутся вот такие мальчишки? Не родятся же они ворами, ребятишки эти!

Выговорился гражданин и сел. Вытащил носовой платок.

- Плоховато нам горожане помогают,- сказал Вязов в оправдание и уткнулся в паспорт гражданина. Но тут же поднял глаза и внимательно, может быть, с излишним даже интересом оглядел преступника и пострадавшего и неожиданно спросил:

- Вы, случайно, не родственники?

- Еще чего не хватало!- воскликнул возмущенно гражданин.

- Удивительное совпадение,- продолжал между тем Вязов, прищурившись.- Вас зовут Тимофеем Павловичем Окороковым, а его - Павлом Тимофеевичем Окороковым. Постоите, - постоите! Да вы односельчане: родились в одном селе - Романовке, Калининской области! .. Удивительное совпадение,- повторил Вязов, вглядываясь в сидящих перед ним парня и толстяка.

- Вот так карусель,- удивился Пашка. Положение его, конечно, было не из приятных - судить должны, тюрьма обеспечена, да обстоятельства оказались такие, что он даже повеселел. Не часто случается ограбить однофамильца, да еще земляка.- Вы, может, и мою покойную матушку, Екатерину Петровну Окорокову, Знаете?- обратился он к толстяку.

- Катю?!- пораженно спросил тот.

- Кем же эта Катя вам приходится?- теперь уже строго спросил Вязов, отодвигая в сторону протокол.

- Моя первая жена …

- Значит … - Пашка не договорил, вскочил и расхохотался:- Вот это здорово! Значит, я собственного папашу … - и он снова залился невеселым смехом.

Находившиеся в кабинете дежурного сотрудники отделения с интересом посматривали на папашу и его сынка: кто хмуро, кто с усмешкой. Вязов встал.

- Как же это вы, гражданин Окороков, своего собственного сына не узнали? - Я его никогда не видел …

- Бросил жену, когда она родить собралась?

Окороков-отец молчал, маленьким розовым платком вытирал круглое лоснящееся лицо, в кабинете густела напряженная тишина.

Вязов поправил на голове фуражку, по-военному разгладил складки на мундире и спросил строго:

- Что же теперь делать будем?

Следствие начнем или вы сами посемейному разберетесь?

Откровенно говоря, мне сейчас трудно определить, кто из вас кого ограбил. Сын хотел взять у вас, гражданин Окороков, деньги и часы, а вы его душу ограбили. Так как же?

- Задачка … - почесал Пашка затылок. Опять помолчали. За окном ошарашено выстрелил мотор и зарокотал, словно крупнокалиберный! пулемет Вязов вздрогнул, рубанул рукой по воздуху:

- Не буду я дело заводить! Идите-ка вы да сами разбирайтесь в своих родственных делах!

Окороковы вышли на улицу и остановились. Ночь. Звездно. Окороков-отец достал из кармана макинтоша пачку папирос и протянул сыну. На, мол, кури.

Пашка прищурился, глянул жестко - зло его взяло такое, что в пору садануть бы сейчас папашу ножом, да лейтенант отобрал железку.

Подумал Пашка и сказал:

- Если бы я знал, кого встретил, даже ног марать не стал бы!-Сплюнул и пошел своей дорогой.

Горько было на душе у Пашки, на глаза навернулись слезы. И жалко ему стало себя до дрожи. Живут же люди - есть у них отцы и матери, куча родных, а у него - никого.

- Эй ты, Окорок!- услышал Пашка окрик.

От угла дома отделилась темная фигура. Пашка узнал в неи дружка по кличке Святой.

- Где шляешься? Час ищу,- проворчала фигура.

- В милиции. Разговоры разговаривал.

- Заливаешь? Или завязать решил, а?

- Нет. Чуть не погорел.

- Опять один шлялся? Карманы проверял?

- Часы снимал, да нарвался. Отца родного почистил … Заливаешь!

Правду говорю. Сам не думал, что когда-нибудь родного встречу. А вот привелось … - Пашка сказал это с откровенной грустью.

Но Святой так и не поверил.

- Хватит трепаться. Приходи завтра на Алаиский. В двенадцать.

Ядреное дело наклевывается. И они распрощались.

И опять шел Пашка по ночному городу и с грустью думал: «Случится же такое, чему даже поверить трудно…»

Проводив Окороковых, Вязов сидел за столом хмурый и пытался представить, о чем говорят отец с сыном. Он почти угадал. Нет, эти два родственника никогда не примирятся. Характеры разные. А куда же покатится Пашка? Что ему уготовила судьба? Тюрьму? Пожалуй, не надо было отпускать парня. Теперь неприятностей не оберешься.

Дверь резко отворилась, и в кабинет прошагал Костя. Он подошел к столу, остановился и, еле сдерживая волнение, спросил:

- Михаил Анисимович, зачем же вы отпустили … задержанного?! Михаил молчал. Ответить: «По велению сердца», «Не знаю»,