– Не поверишь, – широко и радостно улыбается мне Марта. – Как раз о тебе говорили…

– О! – удивляюсь я, устраиваясь поудобнее и подставляя крылья свету лун. – И что? И что?

– Говорят, ты мужчин не любишь, – хихикает Ликса, обнимая меня. – Отрываешь им крылья прямо в полёте!

– Вау! – ошарашенно говорю я в ответ. – Таких подробностей я о себе не знала!

Возможность посплетничать, полетать, выпить пару-тройку капель крови выдаётся лишь в ночь двух лун, наступающую примерно два раза в цикл. Именно поэтому она так ценится, давая нам возможность ощутить себя единым народом, как в стародавние времена.

Мы живём, конечно, долго, намного дольше хомо, но и не бесконечно. Я, по меркам сангвиз, очень молода, едва достигнувшая полного совершеннолетия, а зрелось к трём сотням только наступает. Развитие сангвиз неторопливо… Сначала птенец – первые десять циклов, потом ребёнок – ещё циклов сорок, потом малое совершеннолетие – в полста циклов и полное – в сотню. Когда хомо начинают умирать от старости, мы только-только становимся самостоятельными…

Что-то я задумалась обо всем известных вещах, вместо того чтобы радоваться не такой уж и длинной ночи. В эту ночь даже неуклюжие летательные аппараты хомо не летают. Цивилизация не стоит на месте, даже короткоживущая, и хомо развиваются под нашим присмотром. Наш присмотр необходим не только потому, что хомо – потенциальная еда, но и для того, чтобы они не самоуничтожились, ведь для нас они все – дети. Капризные, шалящие, но дети, даже прошедшие малое совершеннолетие. Поэтому хомо играют в свои игры, а с горы Акатан за ними наблюдает недремлющее око Правителя. Впрочем, никакого возмущения не было уже две жизни, потому что хомо всё устраивает, а мы любим стабильность.

– Эля, Эля! – я вижу сестру по гнезду и устремляюсь к ней. Мы вместе росли, вместе играли, но она решила не бороться, став учётчицей в клане, а я выбрала свой путь.

– Елика, привет! – искренне радуется она мне, устремляясь навстречу.

Да, мы выбрали разные пути, но всё равно близки друг другу. Чему завидовать? У нас такое не принято, нас так воспитывают, отчего нет внутренней грызни, как в древности. Но довольно об этом! Мне о стольком надо Элю расспросить! Я её целых два цикла не видела, просто некогда было – работа же.

– Ну рассказывай, – усевшись на пустынной терраске, я жестом показываю обслуживающему нас хомо на столик, и он понятливо кивает, подавая чаторг – тонизирующий напиток из ягод чатата.

– У меня всё хорошо, – улыбается Эля, отхлёбывая напиток. – Эх, сестрёнка, как я по тебе соскучилась! – признается она. – Лучше ты рассказывай!

– Я сейчас в городе хомо работаю, – послушно начинаю рассказывать я. Сестрёнка смотрит на меня своими лучистыми глазками, поминутно меняющими цвет, что, конечно, завораживает непривычного к этому. – Помогаю с преступлениями, расследую, всё не так скучно, как на патрулировании.

– А ты слышала… – оглянувшись, заговорщицким тоном начинает она. – Вспышки были недавно, говорят, извне откуда-то…

Вспышки извне – это распространённая сказка вот уже более двух сотен циклов. Вроде легенды о Пришедшем – о том, что войдёт в наш мир существо из жуткого мира, где мучают и убивают детей, чтобы творить непотребства. Тот факт, что миров существует много, ни для кого не сюрприз, но вот в Пришедших я не верю, это только моя наивная сестрёнка может в такое поверить.

Я поддерживаю её игру, улыбаясь. Всё-таки, ночь у нас нынче такая, сказочная очень. Мы тоже любим сказки, почему нет… А сестрёнка рассказывает различные версии об армии Пришедших, желающих есть детей хомо, выливать из них всю кровь, чтобы нам не досталась. Так себе обоснование, конечно, но для детских страшилок вполне подходяще. Правда, я думала, Элька повзрослела…

Она видит кого-то и совсем по-детски срывается с места, а я медленно попиваю свой напиток, думая о том, что как-то неожиданно для себя ощущаю взрослость. Вот та же детская страшилка не вызывает у меня никаких эмоций, я просто знаю, что в наш мир не может проникнуть извне почти ничего. На меры веса хомо – килограммов тридцать-сорок максимум, а это вес девушки хомо, прошедшей малое совершеннолетие, а совсем не армии врага, кем бы он ни был. Это абсолютно точная информация, подтверждённая всеми учёными.

История сохранила сам путь доказательства – полторы-две сотни циклов назад у хомо исчез ребёнок. Они сначала долго искали у себя, потом обратились к нам, и мы… Не нашли. Вот тогда уже всполошились все, включая Правителя. Там зашевелились и учёные, которые доказали, что ребёнок провалился вовне. Поэтому потеряться у нас сейчас очень сложно – за детьми тщательно следят. Ну и преступления против детей невозможны: полная утилизация – процесс медленный и не самый простой, ну а психических держат под контролем сами хомо.

С этими мыслями я устремляюсь в зенит, будто желая освободить голову от размышлений. Что меня в историю потянуло-то?

Ночь уже на исходе, я устала, что вполне логично. Завтра опять стану Охранителем – дамой внимательной, в чём-то суровой и, безусловно, красивой, а сейчас… Последний час мне хочется просто посидеть на террасе, глядя на порозовевшее небо. Дневное светило – Тагунис – готово выкатиться на небосвод, начиная новый день хомо, а мы будем отдыхать, несмотря на то что нам совсем не нужно столько отдыха, но – традиция.

Время подумать о своей жизни. Спутника у меня нет и с такой работой вряд ли будет. Спутники любят быть главными, что в нашей паре ему и не светит. Что для меня важнее – тепло души или оставаться верной себе? Пожалуй, второе… Не потому, что я чего-то не умею как самка вида, а… Зачем жить, если я не смогу себя уважать?

В глубоких размышлениях я не замечаю заинтересовавшегося мной самца из клана целителей, даже в эту ночь одетого в белое, подчёркивающее чистоту помыслов. Целители – самый открытый и самый загадочный клан. Любой может стать целителем, по идее, но вот как это происходит технически, я не знаю. Впрочем, я свой путь выбрала.

– Позволишь? – слышу я, только сейчас заметив его. Выглядящий сильным, ослепительно белый на фоне резко контрастирующих чёрных крыльев, он не может не привлекать внимания.

– Садись, – киваю я, думая о том, что нужно представиться.

– Целитель Алексовандр, – он успевает назваться первым, не указывая при этом клан, как у них, Целителей, принято. – Алекс.

– Охранительница Елиорнавия из клана Сигур, – отвечаю ему, вежливо сложив крылья, и добавляю: – Елика.

Тот факт, что он сразу же называет своё короткое имя, вынуждает и меня к ответному жесту. Но вот суть этого обмена? Целитель Алекс сходу предлагает мне довольно близкие отношения, как минимум дружеские, а как максимум… Нет, не думать, не надо себя тешить пустыми надеждами, но, Санктус, как же он красив, просто дух захватывает! Даже жаль, что не для меня.

– Я знаю, – кивает он мне, улыбаясь как-то очень ласково – не как ребёнку, но всё равно на душе становится теплее.

– Вот как? – делаю я удивлённое лицо, хотя мне всё понятно: кто же не знает Елику-бунтарку?

– Ты хорошо известна, – подтверждает Алекс мои мысли. – Многие наблюдают за твоим путём. Ты надежда многих птенцов.

– Потому что мечтательница? – я думаю, обидеться или пока рано?

– Потому что первая каил3 нового времени, – отвечает он так мягко, что мне совсем не хочется обижаться. – Хочешь чаторга?

– Можно… – я отчего-то смущаюсь.

Хочется ему верить… И страшно одновременно. Вот поверю я ему, раскроюсь, а там окажется всё игрой или чем похуже. Или возьмёт в Спутницы, запретив по праву старшего быть собой. А ведь хочется, чтобы меня любили такой, какая я есть… Но я знаю самцов, поэтому не видать мне счастья…

Но вот сейчас хочется расслабиться и просто на минутку представить… На мгновение представить, что всё это настоящее – ласка в его голосе, доброта, забота, как будто я – его птенец или Спутница. И я улыбаюсь Алексу, ощущая себя как-то совсем необыкновенно, а он не торопится, ухаживая за мной, будто я птенец Правителя.