Я стояла у зеркала и промакивала полотенцем волосы, когда услышала, как кто-то вошел в комнату. Может, домработница? Принесла свежих полотенец? В этой ванне нашлось всего одно.

Шаги приблизились к двери. Ручка дернулась и начала опускаться. Облокотившись спиной о раковину, я сдвинула какие-то пузырьки, и они рухнули под ноги.

– Занято! – предупредила я на всякий случай.

Ручка метнулась вверх, а шаги проследовали по комнате дальше.

– Кого принесло на ночь глядя?.. Не видно, что ли, наклейки?! Журавли для Журавлевой!

Обернувшись полотенцем потуже, я выдохнула и бодрым шагом вышла из ванной.

– Я здесь, – произнесла, видя усевшуюся за мониторы компов фигуру. – А ты кто такой?

– Круто, – обернулся парень.

Пару секунд он смотрел на меня, пока наконец не поджал губы в смущенной улыбке:

– А я здесь.

– Что ты тут делаешь в двенадцать ночи? – юркнула я под покрывало в постель, укрывая девяносто процентов обнаженки.

– А ты что делаешь? – крутанулся он на рабочем кресле. – В моей постели. Не то чтобы я сильно возражал, но…

Незнакомца поглощала темень комнаты. Когда он вошел, то погасил свет. Только пара мониторов била ему в спину белым светом, застряв крошечными огоньками в сердцевине квадратных очков.

– Ты не видел? – указала я на дверь. – Там журавли наклеены! Прямо посредине двери!

– Видел, но при чем здесь ты?

– При том, что я Журавлева Кира из Ни-Но!

– Жаль, что не Нина из Ни-Но. Звучало б круче.

– Не переводи тему. Воронцовы отметили дверь специально для меня. И чемодан тут стоял. Пожалуйста, уходи, я устала.

– А вещи забрать можно?

– Забирай. Только свои, а не мои.

– Тогда давай, – вытянул он руку, подойдя впритык к моей кровати.

– Чего тебе отдавать? Ничего твоего здесь нет.

– Я заберу скрипку, шашки, два ноутбука, ворох одежды из шкафа, приставку, сундук и пару фоток с Куршской косы. А еще полотенце, в которое ты обернулась. Отдай его, пожалуйста.

– Полотенце… и скрипку… – поежилась я под покрывалом. – Это что… твоя комната? А журавли зачем? Ты что, Журавлев?

– Нет, – со смешком ответил он, – моя фамилия Серый. А наклейки я привез из Фрингиллы. Работал там орнитологом.

– Чего? – не услышала я и половины. – Какой еще Фрик… Это Воронцов! – начало до меня доходить. – Это он так пошутил, да?! Сказал, первая дверь слева. Придурок…

– Слушай, Кира из Ни-Но, – все еще стоял надо мной парень с протянутой рукой, – зачем ты сюда приехала?

– Тебе какое дело? – придумывала я, что делать дальше – отступить или сражаться за комнату. Пусть и чужую.

Не ночевать же с этим поддельным журавлем.

– Никакого, – опустил он руку, равнодушно пожав плечами. – Зря ты…

– Приперлась в твою комнату! Не переживай. Я уйду.

– Зря приперлась в этот дом, – обернулся он к двери и встал так, словно отгораживал меня от выхода.

– Ну, своего собственного на Рублевке у меня пока нет. Придется тут пожить.

– Тише, – ринулся ко мне парень, имя которого я до сих пор не знала. Только фамилию – Серый. Он не прикоснулся, но был близок к тому, чтобы закрыть мне рукой рот, – не кричи. Здесь кто угодно может услышать тебя. В доме везде камеры.

– Камеры?

– Воронцов-старший следит за всем, что происходит в Каземате, – изобразил он кавычки. – Камеры он ставил изначально, чтобы приглядывать за Аллой, когда она болела. Но теперь он следит за всеми. За Максом, мной, теперь будет и за тобой.

– У тебя паранойя.

– У тебя через пару дней тоже начнется, – обернулся он к распахнутому окну, – летела бы ты к себе домой, Журавлева. Это место не для тебя.

– Мне, вообще-то, год учиться. И домой нельзя сейчас. Там… сложно. И не приставай со своими советами. Без тебя разберусь.

Он встал с кровати. Запрыгнул на подоконник, отгораживаясь от меня занавеской.

– Не верь здесь ничему, Кира из Ни-Но.

– Чему ничему?

– Всему и всем. И мне тоже не верь.

– Ты газон покурил вместо ананасового вейпа? Что за чушь несешь? Скажи лучше, где дверь ко мне в комнату.

– К тебе на первом этаже. С надписью «Выход».

– Ты кто вообще такой? Одногруппник Макса?

– Да.

Я не ожидала, что угадаю так быстро.

– А зовут тебя как?

– Костя.

– Знаешь, Костя! – подскочила я с кровати, обматываясь простыней, бросила в него сырым полотенцем, которое он так хотел вернуть. – Сама разберусь, уезжать или нет. И за какой дверью я буду жить! Если у тебя припадки истерии, могу посоветовать психотерапевта, – говорила я о всех тех, к кому обращались родители.

Возле двери он меня окрикнул:

– Камеры, Кира. Не сильно-то голой щеголяй.

Подобрав с пола его кроссовку, я бросила ею в тугие волны шифоновой занавески. Надо было и дверью хлопнуть, но не хотелось никого будить. Кроме разве что Макса. Пошутить он решил! Разыграть! Еще и Костя Серый с паническими атаками по соседству.

В мире есть вообще здоровые люди или мы все с приветом?!

Было бы странно шарахаться по дому, заглядывая в каждую комнату, мало ли какой там Красный, Зеленый или Желтый гость притаился. Прокравшись обратно к лестнице, я поднялась на этаж выше. Всего-то и нужно одну ночь перекантоваться, а утром Воронцовы-старшие подскажут, где бросить якорь. И чемодан.

Подсвечивая дорогу фонариком мобильника, я аккуратно ступала по мягким ковролинам. Луч иногда утыкался в стены, выхватывая яркие полотна, подсвеченные привычными уже зажженными свечами за стеклами с легким нагаром. Некоторые картины были ростом с меня, другие размером со спичечный коробок.

– Это те, что Воронцова пишет?

Решив рассмотреть их при свете дня, я приблизилась к широким дверям внутри арочного изгиба. Вряд ли кто-то поставит такие витражи в обычную спальню. Шагнув внутрь, оказалась в библиотеке с каминным залом.

Возле камина разлеглись овалами несколько кожаных диванов, хоть вдоль на них ложись, хоть поперек – такие они были огромные. Кожа диванов подо мной мелодично хрустнула. Решив на всякий случай проверить, нет ли здесь никого, я обошла ряды стеллажей по проходам.

Каких только книг здесь не было! И многие на неизвестных мне языках, в потрепанных обложках или украшенные кожаными переплетами с гравировкой. Вдоль стеллажей я заметила приставные лестницы на колесиках и то здесь, то там разваленные стопки книг.

Подняв ту, о которую споткнулась, я прочитала название: «Инженерные особенности строительства ледовых сооружений». Рядом лежала распахнутая географическая карта, подписанная «Оймякон», а третьей книгой оказалась методичка о способах выращивания пшеницы. Внутри нее все строки были перечеркнуты. Поверх них шли слова, написанные красивым ровным почерком, какого я не видела даже в приложении для работы с текстами.

Покрутив в руке длинное белое перо, воткнутое в чернильницу, я случайно уронила кляксу на текст и, скорее запихивая методичку под карту, поспешила вернуться к камину.

Накидав подушек на диваны, я завалилась спать, укрывшись синтетической белой шкурой. После десяти минут скрипа кожи от каждого моего вдоха и выдоха пришлось скатиться с певучей кожи диванов на пол вместе со шкурой и подушками.

Наконец-то я нашла удобное местечко в этом замке из травы, что выращивала Алла. Хоть это место оказалось на полу, я ни капельки не боялась. Тем более не боялась этого дома, мой-то ничуть не лучше.

Если выжила там, выживу и здесь. Пусть даже из ума.

Музыка. Это было первое, что я услышала, медленно распахивая глаза. Ноги что-то пощекотало. А потом щекотка юркнула по всему телу от лодыжек до ключиц. Закричав, я подскочила и врезалась головой в нависавший надо мной журнальный столик.

– Ай! – схватилась за голову.

– Геката! – уставилась на меня девушка, сидевшая на диване напротив. – Не бойся ее! Прости, пожалуйста, это Геката, мой хорек. Прости ради бога, что разбудили тебя так… неделикатно. Но ты можешь опоздать… Я Алла, доброго тебе утра и всех благ! – протянула она мне блюдо с чем-то ароматным и горячим.