Завалившись на кровать, я принялась крутить в голове пазлы Аллы и Кости, состыковывая их вместе. У меня разок получилось, когда я трижды ударила по «счастливой парочке» воображаемым молотком, подправляя края мозаики.

Макс не клеился к Яне, Алла совпадала с Костей, если постучать по ним кувалдой, а что насчет меня?

Если уж я пытаюсь сложить всех вокруг, почему не провести эксперимент на себе?

Вообразив пазлами себя и Макса, я закрыла глаза, перебарывая дремоту. Овальные грани наших тел, сотканных из мозаики, кружились в золотой пыльце и неслись навстречу друг другу. Я улыбнулась и вытянула руки. Золотое свечение окутало, запеленало, обернуло в негу и тепло. Мы вот-вот должны были соединиться рисунками границ наших фигур (в смысле тел), если бы не стук, при каждом ударе которого мы с Максом отдалялись.

Тук. И фигура Максима столь далеко на горизонте, что не разглядеть лица.

Тук-тук. И он превращается в ворона, парящего над пшеничным полем, усыпанным снегом.

Тук-тук-тук. И я вижу… Что?! Пусть мой полусон не исчезает! Что там? Что?!

– Кира? – снова стук. – Ты спишь?

Я чиркнула руками по пустоте видения и распахнула глаза, слыша, как храпанула в голос. Захлопнув рот, сонно прохрипела:

– Кто там?..

– Максимилиан, – заглянула в щель голова Макса. – Можно?

Я поднялась на локтях, перекатываясь на бок:

– Уже завтра?

– Пока сегодня.

– Сколько времени? Зачем ты встал? Тебе отдыхать нужно.

– Отдохну на том свете. Я в порядке. Ты спала четыре часа, и я тоже… восстановился.

Максим вошел в комнату и сел на край кровати у меня в ногах. Он выглядел… бодрым и румяным. Совсем не как человек, которого несколько часов назад выворачивало в ведро десяток раз, которому светили в зрачки фонариком и вызывали «Скорую».

– Жаль, что ты… увидела все это.

В руках он теребил красные водительские перчатки без пальцев, изредка поглядывая на меня.

– Что с тобой? Что за приступ?

– Аллергия, – поежился он, словно прогонял с поверхности кожи остатки воспоминаний о пережитой боли. – Неизвестно на что. Когда-то врач советовал сразу прочищать желудок, если… это начинается.

– А ты не можешь сдать тест? Аллергию по крови можно определить.

– Сдавал. Не выявили. Ты не переживай, – покачал он мою ногу за лодыжку, – у Аллы есть средства… которые мне помогают быстро прийти в норму. Моментально.

Встав с кровати, Максим бросил на спинку стула кожаную куртку. Он успел привести себя в порядок, принять душ и побриться. Выглядел не как только что находившийся при смерти аллергик с анафилактическим шоком, а как собравшийся на фотосессию гламурный властитель мира – начищенные ботинки, твидовые узкие брюки в широкую клетку, коричневая, почти шоколадного цвета рубашка, бессменные запонки на широких манжетах, бессменное кольцо на мизинце с таинственной гравировкой.

Я не была сильна в моде и не читала все подряд глянцевые журналы, как Светка, но даже мне было ясно, что его красные перчатки для вождения и красная кожаная куртка – способ подать сигнал. А какой сигнал ассоциируется с красным? Остановись, опасность, стоп.

Вот только кому он посылает их?

Максим выдернул булавку из фотографии, что была приколота на пробковую доску.

– Я встретил тебя впервые на том пикнике, когда наши родители пересеклись в Солнечногорске.

– Все, что было до пикника, я не помню. Третий класс пропустила. Что-то всплывает в памяти: как бабушка у нас жила, как психовала мама, как молчал отец. Но они не рассказывают правду. А ты помнишь что-нибудь? Почему тот день?

Я подошла к Максиму, ткнув пальцем в нас с ним на снимке:

– Вот ты, Алла и я. С нами еще кто-то был, но видишь – мама обрезала тут зигзагом. Кто стоял? Знаешь кто?

Максим пожал плечами:

– В тот день было много народу. Куча детей. Мы играли и бесились. Мало ли кто влез в объектив. Прости, Кирыч, ничего особенного я не помню, – приколол он снимок обратно к доске, побыстрее от него отворачиваясь.

– А неособенное? Максим, – коснулась я его ладони, – пожалуйста, что угодно. Расскажи. Даже если это бред.

– Ну, если бред… Я помню, там отмечали день рождения. Ростовые ряженые куклы пугали нас своим размером. Взрывалось конфетти. Торт помню. Шоколадный, по теме из комикса. Нам тоже дали попробовать, не разбирая, кто из детей гость, а кто тусит на халяву. Предков помню. У матери, – обернулся он на снимок, – на губах была яркая алая помада. Ну что? Достаточно?

– Хоть что-то. Спасибо.

– Обращайся.

Я заметила, что он выдохнул с облегчением, обрадовавшись, что наш разговор о пикнике окончен.

– Поедем в ресторан? Я отвезу. Отец не терпит опозданий, а мать послала Яну в хранилище ее побрякушек. Значит, от их общества нам не отвертеться.

– Максим, ты же… ты только-только очухался от состояния «бревно»! Какой ресторан?

– Бревном я никогда ни на ком не валяюсь, – коснулся он моего локтя. – Волшебные жижи Алки ставят на ноги даже трупы. Я в норме, Кира. Чувствую себя превосходно. Вот, – протянул он алкотестер с белым одноразовым колпачком. – Проверь. Специально прихватил, чтобы ты убедилась. Я трезв и адекватен.

Он поднес черный пластиковый прибор к моим губам. Чтобы скорее закончить с этим, я дунула в трубку. Раздался звуковой сигнал, и на экране высветились цифры ноль целых две сотых.

Макс улыбнулся, сменил колпачок и дунул сам. Мощность его выдоха достигла и меня, окутывая ананасовым флером. Тест показал ноль целых одну сотую.

– Меньше, чем у тебя, Кирыч. А все, что меньше шестнадцати сотых, означает трезвость.

– Встань, проверю дедовским способом, – должна была я убедиться по старинке, что он в состоянии вести машину. – Закрой глаза. Вытяни руки и коснись носа указательным пальцем сначала левой, потом правой рукой.

Я стояла напротив, диктуя, что ему делать.

– Теперь покрутись вокруг своей оси. Подпрыгни. Десять раз. Эй, не заваливайся! Последний тест.

– Уверена? – запыхался он.

– Лови! – отбила я рукой в его сторону надувной воздушный шарик с пола, которыми была украшена комната. – Не давай ему упасть. Отбивать можно только кончиками пальцев.

– Легкотня! – принялся он подкидывать шарик, как волейбольный.

– Кончиками пальцев ног, – язвительно прищурилась я.

Шарик приземлился ему на лоб.

– Пальцами ног?! Кирыч, ты сама-то так сможешь? – сделал он подачу шарика в мою сторону.

Конечно, я могла. Это же элемент креативной тренировки на растяжку в гимнастике, чтобы детям было веселее. Вытянув ногу в вертикальном шпагате, я отбила первый раз. Упав руками на пол, в мостике отбила второй. Держась за его плечо, сделала переворот солнцем, отбивая левой, потом правой.

– Кира! – рассмеялся он, думая, что я упаду, и подхватил меня под лопатками.

По инерции он опустил меня на кровать и оказался совсем близко. Мы оба запыхались, врезаясь друг в друга частыми выдохами. Что бы сказала Светка, если бы я поцеловала Максима Воронцова спустя сутки после знакомства? Если бы поцеловала парня первой?

Оставалось подняться на лопатки, и я коснулась бы его губ.

Его чуть раскосые глаза смотрели на меня не моргая, губы дрогнули и приоткрылись. Я знала, он тоже был готов: глаза метнулись к моим губам… Но что-то изменилось. Резко. В мгновение.

Я моргнула, и это уже был не Максим.

Страх. Вот что сменило его страсть. Он смотрел на меня… в ужасе, почти в панике.

Что не так? Сопля в ноздре? Петрушка между зубов? Нет… мало… Никакой петрушки и сопли не хватит, чтобы напугать кого-то вот так! Он резко отпрянул и отвернулся, подскакивая с кровати.

– Нужно ехать. Жду внизу.

Когда я спустилась (почистив зубы и высморкав нос), Максим курил вейп, облокотившись о капот своего красного джипа. Пассажирская дверца была открыта. Максим помахал рукой. Его лицо расслабилось. Маска ужаса исчезла, как будто ее никогда не было.