– Прямо как в прежние времена, – усмехнулся, глядя на него, Нагарэ.

– От старых привычек сложно избавиться, знаешь ли. – Кубояма убрал записную книжку во внутренний карман и шагнул на улицу. Тут вдруг откуда-то выбежал полосатый кот.

– Ты чего это, Хирунэ? Его бояться не надо.

– Ты что, завел кота? Вроде бы раньше его здесь не было.

– Уже лет пять как с нами живет. Днем только и делает, что спит, вот мы и назвали его Хирунэ[21], – объяснила Коиси. – А вообще, ему несладко у нас приходится. Папа вечно его мучает.

– Мучаю – скажешь тоже! Я всего-то говорю, что, мол, в заведении, куда люди приходят поесть, котов держать не следует.

Нагарэ тихонько посвистел, но Хирунэ, развалившийся на противоположной стороне дороги, делал вид, будто ничего вокруг не замечает.

– Ну что ж, полагаюсь на тебя! – с этими словами Кубояма зашагал по тротуару на запад.

– Выходит, опять тяжелый случай? – Нагарэ, проводив взглядом удаляющуюся фигуру Кубоямы, повернулся к Коиси, стоявшей рядом.

– Не то чтобы тяжелый. Дядюшка Кубояма точно знает, что за блюдо он ищет, но при этом считает, что воспроизвести его невозможно. – Коиси открыла раздвижную дверь.

– И что это за блюдо? – Вернувшись в помещение, Нагарэ устроился на стуле.

– Удон в горшочках. – Коиси устроилась напротив него.

– Из какого ресторана?

– Его готовила покойная супруга дядюшки.

Коиси открыла свой блокнот.

– Ох, ну тогда, без сомнения, задача перед нами непростая! Тиэко не просто умела хорошо готовить. В ее блюда всегда входил один необыкновенный ингредиент – воспоминания о былом, что меняло все дело. – Нагарэ перелистал страницы блокнота.

– Я вот думаю, а не приготовить ли нам самый обычный удон в горшочках? Раз уж дядюшка все равно уверен, что того самого вкуса достичь не удастся.

– Тиэко была коренная жительница Киото, так что я примерно представляю, какими приправами она пользовалась. Жила недалеко от Тэрамати… – Нагарэ в задумчивости скрестил руки на груди.

– Ты хорошо ее знал?

– Не то чтобы знал, но вот стряпню ее пробовать приходилось.

– Тогда все упрощается.

– Вот только что-то я не помню, чтобы она когда-то угощала нас этим самым удоном. – Нагарэ внимательно просматривал записи Коиси.

– Небось завидуешь, что дядюшка нашел себе такую молоденькую?

– Что за глупости! Я ведь всегда тебе говорил, что Кикуко – моя единственная любовь. – Нагарэ поднял взгляд на дочь. – И к тому же, кажется, эта его Нами – типичная добродушная простушка из Гуммы[22].

– Да, дядюшка сказал, что она из Такасаки, так что все возможно.

– Такасаки, значит. – Нагарэ в раздумье склонил голову.

– Что ж, в любом случае настала пора заняться удоном в горшочках. Может, попробуем приготовить сегодня вечером?

– И не только сегодня. Думаю, это займет какое-то время, – ответил Нагарэ, не отрываясь от блокнота.

В Киото часто говорят, что самое холодное время наступает после праздника Сэцубун[23]. Кубояма на себе ощутил правдивость этого наблюдения, шагая в сумерках на восток по улице Сёмэн-доори.

Где-то вдалеке трубил продавец тофу, зазывавший покупателей. Мимо торопливо шагали домой школьники со старомодными рюкзаками за спиной. Перед глазами словно проплывали образы давно ушедшей эпохи. Сумерки сгущались, а тени стали совсем длинными, когда Кубояма оказался наконец перед закусочной «Камогава».

Будто узнав его, полосатый кот Хирунэ потерся о ноги Кубоямы.

– Конечно, я-то тебе не Нагарэ с его шуточками, – улыбнулся Кубояма, наклоняясь, чтобы погладить кота.

Тот в ответ коротко мяукнул.

– Вы сегодня рано, дядюшка! Заходите скорее! И не холодно вам? – Коиси, слегка ссутулившись, выглянула в приоткрытую дверь.

– Не простудится он у вас на улице? – спросил Кубояма, указывая на Хирунэ.

– Кошки простудой не болеют. А если отец его увидит – непременно ворчать будет.

– Коиси, никаких котов в помещении! – донесся с кухни громкий голос Нагарэ.

– Вот видите. – Коиси подмигнула Кубояме.

– Получается, вы каждый год вдвоем… – начал Кубояма, снимая пальто.

– Вдвоем что? – Коиси, наливая чай, подняла на него взгляд.

– Бобы в Сэцубун разбрасываете. Нагарэ небось кидает и кричит: «Черти вон, счастье в дом!», а ты, Коиси, идешь за ним следом и повторяешь: «Верно, верно». Блюдете, значит, местные традиции?

– А вы откуда знаете? – удивилась Коиси.

– Да у вас вон несколько бобов в щелях у порога застряло. – Кубояма внимательно оглядывал пол вокруг себя.

– Что ж, от старых привычек избавиться нелегко. – Из кухни высунулся Нагарэ в своем белом одеянии.

– Рановато я сегодня, да? Уж простите, не мог больше ждать. С возрастом стал ужасно нетерпелив.

– Понимаю, еще и я со своими предупреждениями, мол, ни в коем случае не обедай перед приходом. – Нагарэ, устроившийся у стойки, склонил голову.

– Я все сделал, как ты и сказал. Позавтракал с утра пораньше в кафе, как обычно, да и только. – Кубояма демонстративно залпом осушил чашку, словно пытался заглушить в животе страшный голод.

– Еще минут десять, – объявил Нагарэ.

– Ну как у вас с Нами? Все хорошо? – спросила Коиси, протирая стол.

Она расстелила синюю салфетку, затем положила деревянные палочки на подставку, вырезанную в форме листочка хиираги[24]. На середину стола Коиси поставила небольшую керамическую мисочку, а справа от нее положила зеленовато-голубую фарфоровую ложку.

– На прошлой неделе Нами уволилась с работы. Окончательно решила переезжать в Такасаки. Начальник очень сокрушался по этому поводу. – Кубояма достал со стойки с прессой одну из газет.

– Вы, дядюшка, наверное, дома совсем не едите?

– Да, в обед и вечером или иду куда-нибудь или покупаю готовую еду в круглосуточном магазине. И честно говоря, мне это все изрядно надоело. – Кубояма положил развернутую газету на стол и улыбнулся.

– Ну вы уж потерпите еще чуть-чуть. Вот уедете скоро в Такасаки, и начнется у вас райская жизнь! – Глаза у Коиси хитро заблестели.

– Райская, как же. В таком возрасте – и вдруг тестя заиметь!

– Ну, жизнь-то не всегда сахар, бывает, и пострадать приходится. Так уж она устроена, – заметил Нагарэ, положив слева от салфетки соломенную поставку под горячее.

– О, я вижу, представление вот-вот начнется! – Сложив газету, Кубояма пересел на складной стул.

– Газету можешь оставить. Словно в старые добрые времена – ты ведь никогда не отрывался от чтения, даже во время еды, – сказал Нагарэ, отворачиваясь.

– И как только ты все помнишь? – подмигнул Кубояма.

– Я ведь по себе знаю, что от старых привычек избавиться нелегко. – Нагарэ вновь повернулся к приятелю и тихонько захохотал.

– Вы разговариваете, словно в кино каком-нибудь! Про двух старых сыщиков, которые давным-давно в молодости дружили и вот опять встретились. – Коиси глядела попеременно то на отца, то на Кубояму.

– Ну, уж про старых ты загнула! – обиженно цокнул Кубояма.

– Коиси, подойдешь на минутку? – Нагарэ, шагнув к кухне, поманил дочь рукой.

– Похоже, последние штрихи поручат все-таки мне, – хмыкнула Коиси.

– Всецело на тебя полагаюсь! – крикнул ей вслед Кубояма.

На кухне Нагарэ, кажется, давал Коиси какие-то указания. Кубояма же, как и предложил ему приятель, вновь развернул газету и принялся за чтение. Впрочем, в смысл он особо не вдумывался, а, скорее, просто пробегал страницы глазами. Наконец с кухни донесся восхитительный аромат бульона, и Кубояма непроизвольно втянул носом воздух, принюхиваясь.