– Ничто мне не мешает начать прямо сейчас, придать ее мыслям новое направление, потому что пророчества Сары и наставления Джейн и так уже превратили бедняжку в загнанного зверька.

Он порылся в одном из сундуков, стоявших в углу, вытащил оттуда шелковую подушку с изящной вышивкой и замысловатого вида чашку из резного темного дерева.

– Для начала сойдет, – решил он, взбивая подушку и протирая чашку. – Не надо приниматься за дело слишком энергично – можно Розу напугать. Стану приваживать ее мягко, ненавязчиво, пока не завоюю ее доверие, – а уж потом она будет готова на все.

Как раз в этот момент из столовой вышла Фиби с черным хлебом на тарелке – горячие сухарики Розе на ужин не полагались.

– Дай-ка я тебя слегка разгружу, – сказал доктор Алек и, взяв с тарелки изрядный ломоть, отправился в кабинет, оставив Фиби ломать голову, чего это он такой голодный.

Она бы ломала голову еще сильнее, если бы увидела, как он налепил из хлеба аккуратных облаток и сложил их в симпатичную шкатулочку из слоновой кости, предварительно вытряхнув из нее какие-то другие снадобья.

– Ну вот! Хотят, чтобы она принимала лекарства, пропишу ей это, безвредное. Так я смогу поступать по-своему, не вызывая никаких скандалов, а соль шутки выложу после того, как мой эксперимент увенчается успехом, – пробормотал он, готовя свои пилюльки и сильно в этот момент напоминая мальчишку-озорника.

Роза негромко наигрывала на фисгармонии, стоявшей в зале второго этажа, – оттуда музыку могла слышать бабушка Мира; по ходу всего разговора с пожилыми дамами дядя Алек вслушивался в нетвердую детскую игру и думал про другую Розу, которая когда-то играла для него.

Когда часы пробили восемь, он окликнул племянницу:

– Девочке моей пора спать, а то она не встанет спозаранку – а у меня на завтра столько замечательных планов! Пойдем покажу, что я тебе нашел для начала.

Роза тут же подбежала к дяде и с радостным вниманием стала его слушать, он же внушительно произнес:

– Скитаясь по всему белому свету, я набрел на множество отличных лекарств, а поскольку они еще и на вкус хороши, полагаю, тебе стоит их попробовать. Вот это – подушка с целительными травами, которую мне подарила в Индии одна мудрая старушка. Она набита шафраном, маком и другими успокаивающими растениями; так что клади на нее головку, спи спокойно без всяких снов – а утром просыпайся без головной боли.

– Что, правда? Как от нее дивно пахнет! – И Роза охотно приняла от дяди милую подушечку и осталась стоять, вдыхая несильный, но приятный аромат; доктор же тем временем описывал второе лекарство:

– Вот чашка, про которую я тебе рассказывал. Говорят, что свои целебные свойства она проявляет только в том случае, если ты наполняешь ее самостоятельно; придется тебе научиться доить корову. Я покажу как.

– Боюсь, у меня ничего не получится, – ответила Роза, но все же посмотрела на чашечку с большой приязнью, потому что на ручке ее выплясывал забавный чертенок, готовый с размаху плюхнуться вниз, в белое море.

– А тебе не кажется, Алек, что ей нужно что-то посущественнее молока? Я буду очень переживать, если она не выпьет на ночь ничего укрепляющего, – сказала бабушка Биби, которой этот новый способ лечения явно показался подозрительным, – она больше доверяла старомодным снадобьям, чем всем магическим чашкам и маковым подушкам Востока.

– Мадам, если вы так считаете, я, разумеется, дам ей пилюли. Состав незамысловатый, их можно принимать в больших количествах без всякого вреда. Известно ли вам, что гашиш экстрагируют из конопли? Так вот, это вытяжка из ржи и кукурузы, ею много пользовались в старые времена, надеюсь, что она вновь вернется в обращение.

– Надо же, какая невидаль! – изумилась бабушка Биби, надевая очки, чтобы внимательнее разглядеть пилюли, причем на лице ее читался столь уважительный интерес, что доктор Алек едва не утратил свою серьезность.

– Одну из них примешь утром, а теперь спокойной ночи, моя душа, – сказал он и с ласковым поцелуем отправил свою пациентку восвояси.

Как только она скрылась из глаз, он запустил в волосы обе пятерни и воскликнул с комической смесью тревоги и озорства:

– Уж поверь мне, тетушка: как подумаю о том, какое я на себя взвалил бремя, мне сразу хочется сбежать и не возвращаться до самого Розиного восемнадцатилетия!

Когда на следующее утро Роза вышла с чашкой в руке из своей спальни, первым делом она увидела дядю Алека: он стоял на пороге комнаты напротив и, похоже, внимательно ее осматривал. Услышав шаги племянницы, он обернулся и запел:

– Ты зачем, голубушка, утром во саду?

– Я свою коровушку подоить иду, – откликнулась Роза, помахав чашкой, после чего они дружно и складно допели куплет.

А больше они ничего сказать не успели, потому что из комнаты дальше по коридору высунулась голова в ночном чепце столь крупном и нарядном, что он напоминал капустный кочан; раздался изумленный возглас:

– Господи всемогущий, что вы делаете в такую рань?

– Прочищаем трахею перед грядущим днем, мадам. Скажите, тетушка, могу я занять эту комнату? – поинтересовался доктор Алек, отвешивая моряцкий поклон.

– Занимай любую, кроме той, где живет сестра.

– Благодарствую. А могу я обшарить чердаки и закоулки и обставить ее на свой вкус?

– Мальчик мой, ты можешь даже перевернуть дом вверх тормашками, главное – поживи в нем подольше.

– Великодушное предложение. Поживу, мадам; вот он, мой маленький якорь, так что на сей раз я еще успею вам надоесть.

– Ну уж нет! Надень пальтишко, Роза. Следи, чтобы она не переутомилась, Алек. Да, сестра, иду!

И кочан капусты стремительно исчез.

Первый урок доения дался им нелегко, но несколько раз сильно перепугавшись и бесчисленное количество раз не добившись толку, Роза все-таки сумела наполнить чашку, пока Бен держал Зорьку за хвост, чтобы она им не размахивала, а доктор Алек не давал ей таращиться на новую молочницу, которой и то и другое сильно мешало.

– Похоже, ты замерзла, хотя и много смеялась. Пробегись-ка по саду, чтобы щечки разрумянились, – сказал доктор, когда они вышли из коровника.

– Дядя, я уже слишком большая, чтобы бегать; мисс Властер говорит, что девочкам старше десяти лет такое не пристало, – чопорно отозвалась Роза.

– Позволю себе поспорить со всякими мадам Ворчустер и Ругастер; как твой врач, приказываю тебе бегать. Вперед! – распорядился дядя Алек и взмахнул рукой, да так, что Роза припустила со всех ног.

Чтобы порадовать дядю, она долго носилась между клумбами, а потом вернулась к нему на крылечко и плюхнулась на ступеньку, пытаясь отдышаться, – щеки алели так же ярко, как и косынка у нее на плечах.

– Умница моя; смотрю, ножки твои не утратили резвости, хотя ты и старше десяти. Вот только пояс у тебя застегнут слишком туго, ослабь его – вздохнешь вольготнее и не будешь так пыхтеть.

– Вовсе не туго, дядя; мне совсем нетрудно дышать, – начала было Роза, пытаясь говорить внятно.

В ответ дядя приподнял ее и расстегнул пряжку новенького пояска, которым она очень гордилась. В тот же миг пояс разошелся сразу на несколько дюймов, не в силах сдержать невольный вздох облегчения, явственно противоречивший Розиным словам.

– Ах, а я и не замечала, что туго! Ничего такого не чувствовала. Ну естественно, он расходится, когда я вот так вот пыхчу, но ведь такого и не бывает – я почти никогда не бегаю, – пояснила Роза, смущенная этим разоблачением.

– Я вижу, что легкие свои ты наполняешь воздухом лишь вполовину, поэтому и носишь эту дурацкую затяжку, не замечая. И кому пришло в голову заковывать нежную молодую талию в кожу и сталь, когда на деле ей нужно расти и расти? – произнес доктор Алек, рассматривая пояс с величайшим неодобрением, а потом переставил пряжку сразу на несколько дырочек, к тайному отчаянию Розы, потому что она очень гордилась своей тонкой талией и частенько радовалась тому, что она не такая корова, как Лули Миллер, бывшая ее одноклассница, постоянно пытавшаяся спрятать пышные формы.