Только что перед нами предстал органически свойственный рассказчице, буквально круговой обзор разнообразных обстоятельств повседневной станичной жизни. Люба видит все – от погруженной в раздумья школьной директрисы и озорника Пети до своего крохотного внука и президента России Медведева с премьером Путиным. Такого рода феноменологический размах указывает на фундаментальное качество дискурсов, в частности, крестьянской повседневности. Мир в них фактологически разнообразен, но не разнороден. Взятый в дискурсивной проекции, этот мир принципиально однороден, поскольку в нем нет второстепенного, окольного, пустякового. Нет в нем и абсолютно центрального, определяющего, приоритетного. Этот мир не нуждается в придирчивой, переворачивающей разборке и дискурсивно явлен как он есть, сплошняком – «как выпало». И вот что примечательно – многие нарративы, выговариваемые «голосами снизу», поразительно напоминают по своей выстроенности достаточно обширный корпус художественных текстов второй половины XX века, который жанрово был обозначен литературоведами как вещизм (или шозизм, от фр. chose – вещь), как «поток вещей». Один из видных представителей этого направления, Ален Роб-Грийе, писал: «Мир не является ни значимым, ни абсурдным. Он просто есть». Литература «вещизма» в свое время явилась результатом поисков новых жанровых форм, в частности нового романа (антиромана). Этим была занята, в частности, французская интеллектуально-художественная элита (Мишель Бютор, Натали Саррот, Клод Симон). Бывают «странные сближения» и крайности сходятся. Деревенская домохозяйка и школьная уборщица Любовь Курановская тоже может (пусть факультативно) войти в этот список. Она в нем принципиально не посторонняя. Но в отличие от программной писательской позиции, заставляющей обдуманно изготавливать, производить, составлять текст, наша рассказчица свободно, без задней мысли, простодушно и поэлементно разворачивает перед заинтересованным слушателем дискурс нерассуждающего приятия текущей картины ее мира – хотя и не слишком просторного, но родного, станичного, не однажды пройденного вдоль и поперек.

– Раньше как ходили в гости? Запросто. И на стол ставили, что есть в доме. Всему были рады. А сейчас? Сейчас специально думаешь, что на стол поставить. И ты сама, и те, другие, которые к тебе в гости придут, – думаем, и стараемся, и ожидаем, чтобы стол был шикарный. Неудобно, когда у тебя на столе ничего особого нет. Хотя сама я могу приготовить хороший стол только из своих продуктов! (Смеется.) Вроде люди как-то и не сильно бедные стали, но как-то ужимаются. В расходах, в покупках. Рынок у нас стал такой, что на нем иной раз и не продашь ничего, люди не берут. Стоят продавцы, а к ним не подходят. Да, много поменялось. Я гляжу на людей, удивляюсь. Думаю: ну вот, стали люди побогаче. Казалось бы, расслабиться можно. Погулять в свое удовольствие. Но – наоборот, все как-то замкнулись. Непонятно мне это. Чем богаче живут, тем безрадостней становятся. Скучно им! И потом, вот что стало заметно. Те, кто «поднялся», стал дружить с другими, а прежних друзей позабыли. Кто, наоборот, опустился, тот тоже сменил круг общения. И не потому, что так надо. А потому, что так само собой получилось. Например, взять моих кумовьев. Они по отношению ко мне очень высоко поднялись. Но мы с ними много лет дружим, и они ко мне не поменяли отношения. И мы общаемся. Так вот, мне соседка однажды говорит про них, про кумовьев: «Чего ж им не жить? Она пошла в магазин и накупила, что душа ее хочет! С такими-то деньгами!..» А я отвечаю: «Да, они предприниматели, да, у них есть деньги. Но ты, соседушка, ночами спишь, а она глаз не смыкает, у телефона сидит, пока он едет в станицу, груженый бензином или соляркой. Ведь не дай бог, если что случится на дороге!» Я говорю: «Ты спишь, а они до сих пор свиноматок держат, быками занимаются. До сих пор! Так что ж ты завидуешь?! Не спи! Заводи свиней, быков. И крутись! И богатей!» И вот она завидует – у них все есть! Так работай и ты! Не начинай за многое хвататься. Начинай со своего хозяйства, чтобы себя вдоволь прокормить. Смотришь: лишнее появилось, продать можно. А она сама не работает, а на людей завидует. Я, например, не завидую. Я не могу ничего продать со своего хозяйства. Но получилось так, что я картошки в прошлом году продала со своего огорода триста килограммов. Это много для меня. Я, вообще-то, не привыкла продавать. Но пытаюсь. Я масла продавала в прошлом году, я яйца всю зиму продаю. Скупщикам приезжим. Зимой яйца идут по тридцать рублей, а сейчас, по осени, – двадцать пять рублей десяток. У нас тут кризиса экономического меньше в том плане, что у нас всех очень много своего. Я имею в виду огород, живность – свое хозяйство. Я, конечно, вкладываю труд свой. Но у меня полный подвал закаток. Консервов. Потом, у всех почти по станице есть земельные паи. А это и зерно, и масло, и сахар, и мука. У нас свой инкубатор. Если у тебя нет денег, ты идешь, берешь в долг цыплят, гусят. Они растут, а ты постепенно долг возвращаешь. Яйцо свое. Я так думаю – кто не ленится, тот выкрутится. Даже если не брать такое хозяйство, как у меня, сто курей, а, скажем, двадцать. Любая старушка может два десятка курочек держать на яичко, а петушка – чтобы зарезать. Цыплята в этом году стоили сто пятьдесят рублей за десяток. Люди наши берут потребительские кредиты – чтобы купить музыкальную аппаратуру, купить культиваторы, землю рыхлить. Тогда за пахоту платить не надо. Моторчики всякие покупают, чтобы качать воду, чтобы обрезать. Так что берут мелкие кредиты, которые вернуть можно. А крупные кредиты брать боятся – не потянут их люди. Я вот на свадебный подарок кредит брала и по тысяче шестьсот рублей выплачивала. Очень это для меня тяжело! Еле выплатила. А подарок был такой: холодильник с морозильной камерой и микроволновая печь. А свадебные расходы – это само собой. Я сама и самогонку варила, и продукты на стол брала из хозяйства, и готовила. Но остальное? Я сказала Жене и невесте: сами платите за свадьбу. Хватит с меня и того, что я семнадцать тысяч кредита взяла вам на подарок. Так что крутитесь! И вот когда я своим пацанам отказала во всем, они начали крутиться. Смотрю: один за семью взялся, работает, помогает. Другой работу активно ищет. В Краснодар уехал, цепляется там за заработки. Это чтобы у меня не просить и свою мужскую гордость соблюдать. И как-то легче жизнь пошла. Психологически. Я всегда ощущала себя, что мне как-то постоянно неудобно перед детьми. Как-то стыдно. Вроде я все время должна им что-то давать. У них же денег нет. А что потом мне с долгами придется расплачиваться, тянуться – это второй вопрос. Иногда прихожу к ним, а они шикуют, когда получают деньги за работу. А я злюсь на это расточительство. А потом я сказала себе: Люба, не давай им денег. Сумку собери из того, что вырастила сама на грядке. Но насчет денег – окороти себя. А если им срочно деньги нужны, я им в долг даю, на определенный срок. И велю им точно вовремя рассчитываться. Но я сама на это дело чаще всего деньги одалживаю, перезанимаю. Чаще всего у своей кумы. Она меня всегда выручает. Без всяких процентов. Тут как бывает? Вот она приносит денег, дает. Я: «Кума, тебе точно не надо самой?» Она: «Ты возьми. Вдруг ты не выкрутишься?» Я беру. Потом отдаю и тут же звоню: «Кума, ты еще не растратила деньги, которые я тебе вернула?» – «Пока нет». – «Хорошо, я сейчас опять за ними приду – невыкрутка у меня!» (Смеется.) Но я, конечно, стараюсь долги отдать сразу, чтобы они на мне не висели. Ведь и к тому, что на тебе долг висит, тоже привыкнуть можно. А эта привычка, я считаю, – шаг к финансовой смерти. Вернее, к психологической. Я еще ни разу на долгах не висела. И нигде не висела. (Заливисто хохочет.) У нас раньше на многих домах висели таблички: «Почетный человек, заслуженный…» А в этом году только четыре дома объявили такими. И из них я лично два дома знаю. Что это за дома? Маленькие, ничего особенного в них нет, только порядок. А могли бы назвать дома, которые кирпичные, которые с клумбами. Но не назвали. Я так думаю, что дали за то, что человек именно работает возле своего двора. Не за то давали, что человек может выстроить, а за то, что возле дома порядок, аккуратность, клумбочки. В общем, следы заботы и работы видны всякому. А всяким крутым, богатым – тем не давали. Сейчас вроде бы и ничего, сносно стали мы жить. В последнее время. Но для молодежи никакой перспективы не просматривается. Вот я одна, а их у меня трое. Что я им могу дать? Раньше – сложилася родня кучкой, хатку какую-то молодым стелюпали, и живут молодые. Или, скажем, кто-то помог, ссуду взяли в колхозе и справились. А сейчас? Какую ссуду надо взять, если хата стоит у нас миллион! Это какая же зарплата должна быть у сына, у Жени, чтобы свою хату поставить. А цены на жилье? Я бы не сказала, что они дюже упали. Оно ж, видишь, край у нас богатый и народ из России к нам тянется. Паи земельные, раньше их только задешево можно было сдать. А сейчас неплохо – не меньше ста тысяч рублей пай стоит. У Лены есть кусок пая, половина. От покойного отца. И она, когда поменьше была, говорила: мама, сколько он стоит? Давай его продадим». Я ей: «Я тебе так продам, что ты будешь лететь отсюда без остановки, кувырком!» Деньги – это вода. Р-раз – и их нету. А пай – это корма, масло, сахар. И все это сначала мне, твоей матери, потом тебе, твоим детям, твоим внукам. Что такое пай? Это маленький кусочек земли. Его нет смысла обрабатывать, его нет смысла брать в аренду самому. Но бригада, где у тебя этот пай числится, тебе за него обязательно что-то выделит. А у некоторых этих паев знаешь сколько много?! По наследству досталось, давали на всех, кто работал в колхозе на тот момент, когда паями наделяли. А бывает и так, что человек до сих пор работает в колхозе, а пая у него нет. Почему? Да просто не попал в тот год, когда паи раздавали. Вот мне ж на Ваню пай не давали. И тут одна женщина мне позвонила: иди, мол, оформляй Ванин пай. Я ей: «Да ведь не дают же!..» Она: «Не разговаривай, иди и оформляй!» Я, правда, оформляла его месяца полтора. Потому что нужных документов на него не было. Но все-таки сделали. И мы Ванин пай с Леной поделили. Я – как жена, а Лена – как дочь и наследница. Поэтому у нас два пая – мой и Ванин, с Леной пополам. Но все это идет в одну ж семью. Так что Лена может взять документы и продать свою долю пая. А я ей: «Только попробуй!..» Но у нее сейчас с мозгами все в порядке стало. Она его не продаст. Но все время интересуется: «Сколько земля моя стоит?» И даже если она в будущем не будет работать в хозяйстве, даже если она в город жить уедет – приехала, получила долю и уехала. Не нужна ей натура? Пожалуйста, сдала, получила денежный эквивалент – и свободна. Вот Вовки Курановского, первого моего мужа, покойного, до сих пор паевая земля не оформлена, и его пай болтается где-то. Кому-то прибыль приносит.