– Мой нынешний друг Владимир живет с мамой. И ко мне приезжает иногда, дня на три. У него хозяйства нет. Только мама и кот. Он ушел из своей семьи, развелся с женой и живет с мамой. Я его уважаю. Он очень умелый и практичный. И я стараюсь ему подражать, стараюсь изо всех сил карабкаться, чтобы он меня не тыкал носом в прорехи на моем хозяйстве. Я во всем против него как-то. послабее. Но бывают и мои маленькие победы. Сейчас расскажу. У нас остался цемент, и мы заколотили раствор. И он начал накидывать его на сарай, для тепла. И делает эту накидку мастерком. Я ему: «Зачем мастерком-то? На тебе ковшик…» Он: «А я не умею ковшом работать». А я ковш взяла – раз-раз! – и накидала. Он очень удивился: «Глянь, ты ковшиком можешь работать. А я не могу…» Я про себя думаю: «Слава богу, – хоть одно я умею делать, что ты не можешь!» (Счастливо смеется.) Так что его внимательность и дотошливость меня постоянно подстегивают. Он иногда говорит, одобрительно: «Вот, молодец! – начинаешь поднимать хозяйство. Почище стало, поубраннее. Смотришь за всем…» Он и соседей достал! Он, например, может сходить к ним и обрезать им деревья. «У вас, мол, неправильно деревья обрезаны…». Так что насчет помощи он горазд. Может бросить все и пойти к соседям. И они к нему через это неплохо относятся. А у меня отношения с соседями в последнее время изменились. Тут история интересная. Когда я была одна, соседи меня жалели. Ну, они видят же, как я стараюсь, как я тянусь, карабкаюсь по жизни. Потом появился друг. Ну, попервоначалу отношения были прежними, привычными. Но потом я стала замечать, что эти отношения становятся все более натянутыми. Неприятными. Все не так! Все им не по нраву! И мы с ними, грешным делом, начали подругиваться. Не в том смысле, что ругаться по-настоящему, на всю улицу и матом, а подругиваться. «Мол, что ж ты – не так посадила, не так за птицей ухаживаешь, не так чистоту наводишь…» Пенять мне начали за почти все мои действия. Надо сказать, что такие разговоры не в диковинку и раньше. Но как-то более нежно они звучали. А друг появился, и мне начали пенять. Начали ворчать да замечать соринку в глазу. Ну, понятно, – они вскользь, но завидуют, что ко мне такой умелый и самостоятельный мужчина прибился. А вот сейчас, когда друг стал реже ко мне ездить, соседи меня опять полюбили: «Ой, Люба! Да что ж ты все время работаешь?! Да пошла бы ты, отдохнула. А то ж ты все время на грядке. Да ты ж скоро упадешь…» (Смеется.) И не только словами меня жалеют. Промышлять помогают. Вот, на семечки меня берут. Иной раз скажут: «Мы тебя на поле позвать хотели, но тебя дома не було…» В общем, соседи слегка подобрели ко мне. Вот так. А дружить с кем-нибудь особо – так у меня на это элементарно времени нету. Дома, дома и дома! Я иной раз себе говорю: «Какая ж ты противная стала. Ты ж такая не была! Ты была полегче, подобрее. Ну, чего ж ты такая стала?» Недавно одна женщина мне говорит: «Заметь, Люба, все трудоголики злые. А все алкаши – добрые…» Я спрашиваю: «Почему?» – «Да потому, что алкаш ничего не делает. Он выпил, и ему хорошо. А трудоголик – работает-работает, работает-работает. Оглянется, а работы опять прибавилось. Вот отсюда и злость берется». Ну, конечно, – жить сейчас полегче стало. Я хозяйство подтянула, и Лена пошла учиться в колледж. А с сыном Лешей отношения сложные – из-за того, что он меня ревнует к другу. Я поначалу даже дышать боялася при нем. А он иногда пройдет по станице и не поздоровается со мной. Отношения наши испортились из-за моего нового друга. Леша сильно заревновал меня к нему. Почему? Да потому, что друг начал его и Женьку, да и Лену напрягать и поругивать. Для того чтобы они больше по дому занимались и мне помогали. Бывало, командует: «Как же это вы так по хозяйству засрались?! Вы же мужики! А ну-ка, вот тут надо сделать и тут. Давай-давай!..» Но, видно, что это его жесткое учение не пропало даром. Леша сейчас живет у тещи, у мамы девочки, с которой дружит. Это – когда в станицу приезжает. А так он живет в Краснодаре, с этой девочкой, на квартире. И вот он приезжает, приходит ко мне и хвастает, какой он хороший навес в дому у тещи соорудил, как он ловко в беседку свет провел! Он, Леша, не раз слышал, как мой друг меня учит: «Купи хорошее, хоть дорого, но купи, и сделай раз! Чтобы это было красиво. Пусть это и дорого, но хорошо. Чтобы ты лет пять-десять не заглядывала туда. А не так, чтобы как-нибудь и потом поломалось…» И вот Леша мне показывает свой труд – и провод, и выключатель, и розетку – и говорит: «Мама, лучше я один раз сделаю, но хорошо, пускай и дорого, чем сто раз дешево и плохо!» Я про себя улыбаюсь – чую, откуда этот ветер дует. Мне мой друг сделал во дворе скважину с насосом. Я теперь поливаю весь огород. И Леша недавно говорит: «Мам, я тоже сделаю теще скважину, что ж она руками поливает…» Он, как придет ко мне, глянет на мою землю – у меня все цветет, все чисто, все зелено. Пошел, нашел друзей, сами вручную скважину пробурили купили насос, прокачали глину и муляку. А потом воду пустили в огород, развели по трубам. Хорошо! В последнее время Леша видит, что Володя не приезжает. Так он постоянно приходит, помогает мне по хозяйству. Вот, дымарь сделал. Хочет электричество в курятник провести – по утрам темно там, плохо управляться. В общем – наглею!.. (Смеется.)
«В общем – наглею!» Что скрывается за этой вроде бы проброшенной попутно, проходной, но вряд ли случайной констатацией Любы? Неплохо зная этого человека, я понимаю, что здесь слегка, в полушутливой форме пробивается на поверхность беседы дискурс расчетливой соразмеренности собственных трудовых усилий с аналогичными вкладами близких людей – друга, сыновей, соседей. Причем «расчетливость» фигурирует в данном случае не в ее типичной для русского словоупотребления негативной коннотированности, а скорее, как трезвая, рациональная взвешенность. Как нейтральная рассчитанность. Как обдуманная стратегия устойчивого, по возможности свободного от рисков, продолжения неумолимо укорачивающейся жизни. По-женски покорно приняв к сведению и исполнению организационно-технологические экивоки ее друга, с радостью осознавая крепнущую экономическую почву под ногами (забота Леши, скважина в огороде, цветущая земля), Люба дискурсивно инвентаризирует и любовно перебирает эти крохотные, по сути, эфемерные блага и, не полностью веря в полосу своих жизненных удач, с оттенком суеверной осторожности, подытоживает: «В общем – наглею!»
– «У нас в станице стало скучно. Все сейчас заняты своим делом, – лишь бы выжить, лишь бы не упасть в бедность и в страданья. Люди этого уже вдоволь хлебнули и понимают, что времена идут тяжкие. В центр почти не ходишь. А что ходить, коли денег нету. Чего в этом разе зря идти? Только позориться. Даже те, которые держат магазины, те, которые торгуют, и те не сильно шикуют, как мне кажется. И люди гораздо больше именно своим хозяйством занимаются – быков держат, свиней. Сейчас стало больше живности в станице. Даже по запаху ощущается – в станице скота прибавилось. Огороды за станицей люди побросали – невыгодно, сил много на них уходит. Животными в основном занялись. Вот у нас тут недалеко частная собственная ферма. Все сделано чисто, аккуратно. И не скажу, что роскошные сараи. Просто каркас обтянули толем и пластиком и держат здоровенных быков. Сена много во дворе заготовлено. Ну, что еще?.. Мой друг Вова научил меня торговать. Я ведь раньше никогда не торговала – так, если с соседями обменяешься чем-нибудь. А у моего друга была возможность привозить с молокозавода творожную массу. Ну, ту, из которой сырки делают. Но эта масса вроде как паста. Она без добавок, которые ее делают сладкой, ароматной. Просто паста, в больших пластиковых мешках-контейнерах. Килограммов по восемь-десять. И он эти мешки как-то с молокозавода утягивал. Вот, он мне говорит: «Люба, у меня денег нет, чтобы тебе дать. А вот тебе пять-шесть мешков творожной массы. Занимайся! Ищи клиентов!» Я сперва и не знала, с чего начинать. Кому предложить? Как ее продать? А теперь у меня целая клиентура, и все они ждут очередного завоза. Друг мой последний раз привез 55 килограммов. Я сразу пять кило себе на еду оставила. А остальные мешки я в школе за 40 минут продала, а потом в больницу забежала, и у меня остаток массы за пять минут расхватали. И еще бы брали, но у меня все закончилось. Берут и по четыре, и по десять килограммов. Но цену я сильно не завышаю, не наживаюсь на людях. Если обычный творог на рынке стоит 90 рублей за килограмм, то паста творожная – а она вкуснее, чем творог, хотя и без сахара – уходит у меня по 80. И эти три тысячи, которые я за массу выручила, фактически моя вторая зарплата. И я ее заработала буквально за один час. И еще. У него, как я говорила, такая манера – он никогда почти не давал нам денег. Он мне цемента привозил, двери покупал, лампочки, провода, арматуру всякую. На стол привезет, покушать и попить. А денег не давал. Принципиально. И это не случайно. Когда он еще со своей женой жил, та как-то попросила у него миллион, заплатить репетитору дочки. Это было еще в середине 1990-х, когда миллионы были в ходу. Ну, дал денег и уехал в рейс. Когда приехал, спросил: «Ну, как репетитор?» Жена: «Да никак – дочка отказалась заниматься!» И миллиона того нэмае – жена шмоток, обновок понакупила. И миллиона нету, и девочку не выучила. И с этих пор он денег не дает. Бывает, стоим в магазине, смотрим. Он спрашивает: «Ну, чего тебе купить?» А я и не знаю, что мне хочется. Он привозит много еды – не кусочек, а кусок. Когда уезжает, у меня в холодильнике полно всего. Постепенно он денег нам стал давать, но адресно. Или Лене, или Леше. На обучение, на компьютер, на одежду. И я всегда передавала эти деньги детям. Я ни копейки оттуда не потянула! Я вот думаю иногда: подмял он меня. Сделал зависимой и покорной. Думаю, отнял он у меня собственное мнение? Наверное, да! Но нет худа без добра. Я при нем научилась меньше давать в долг. Меньше сама стала залезать в долги. Научилась тратить по назначению. Научилась рассчитывать и прикидывать на будущее. И я в последнее время всегда и во всем отчетность ему даю. Я, мол, сделала и то, и то, и то. Он приедет и, может быть, не заметит всего, что я сделала. Но я уверена, – жила бы я одна, я бы этого ничего не сделала. Не сообразила бы. И еще – чтобы его порадовать и чтобы заслужить его похвалу и одобрение, я делаю и то, и другое, и третье! В общем, стимул есть у меня!..