Новелла о сменщике Грише Волошине тотчас воссоздает ту экспедиционную атмосферу осени 1990 года, когда мы с коллегами по Шанинскому проекту начали записывать крестьянские семейные истории, разъехавшись по российским деревням. Дело в том, что при первом знакомстве с нашими информантами, когда те еще не подозревали, в какую длинную по времени социологическую процедуру они будут втянуты и насколько разносторонним окажется наш исследовательский интерес, – они обычно торопились выложить перед человеком из города разного рода интересные случаи, байки, курьезные происшествия и т. п. Видимо, здесь сказывался их опыт общения с приезжими горожанами – грибниками, охотниками, покупателями домашних продуктов, ремонтниками бытовой техники и другими персонажами, которые нередко просились на кратковременный постой в хозяйские избы. Здесь-то обычно и разворачивались примечательные по оживленности и коммуникативной бойкости мизансцены, которые непременно взлетали к разговорам, свободным от повседневной риторической монотонности. Разговорам веселым, бойким, колоритным. До таких, обычно застольных или происходящих на деревенской завалинке, сцен особенно охочи языковеды, диалектологи и фольклористы. Дискурс изобретательной лихости и непридуманной, самодельной находчивости как нельзя более уместен в такого рода ситуациях. Рассказывающий «жизненные случаи» человек выглядит здесь обычно как агент особенной – можно назвать ее софийной – ловкости и удальства. Почему София? Ведь прямой перевод Σοφία – «мастерство», «знание», «мудрость». Сошлемся в очередной раз на авторитет Владимир Бибихина, который разъяснил существо софийности так: «Исходный смысл Софии, еще слышный в ее определении как добротности техники [Аристотель, Этика Никомахова, VI? 1141а 9] (ссылка В. Бибихина. – В.В.), – это ловкость, умелая хватка, хитрость»^[45]. И тут же Владимир Бибихин как нарочно высвечивает сущность шутовства Гриши Волошина, враз поднявшего на ноги всю буровую бригаду: «Захват мира не временное помрачение людей, забывших стыд, приличия и собственные долгосрочные интересы, а стихия человеческого существа…»^[46]. Вот так античная «София» демонстрирует под крышей кубанского гаража свой живой, веселый нрав и мгновенный «хищный глазомер» (О. Мандельштам). Она разворачивается здесь своими цепляющими, буквально «с лета» захватывающими мирскую ситуацию умениями. И вот именно эти ее качества сильно индуцируют отдельные разновидности дискурсивных практик в различных кластерах общества. Дискурс такой грациозной речевой акробатики восхищает и надолго запоминается. Но как непохожи бывают эти, вылетевшие из одного и того же «софийного» гнезда, речевые пируэты! В то время как в крестьянских (и вообще – в проникнутых органической упрощенностью, низовых, элементарных) мирах подобного рода дискурсы выглядят как незамысловатые, порой грубые зубоскальства, как лукавства и ситуативные недоразумения, – поводы для общего добродушного, облегчающего смеха, то в кругах образованно-утонченной, отборной публики они слишком часто оказываются несвободными от тонко спроектированной двусмысленности, ядовитых намеков, эпатажа и других, как правило, прикровенных свойств. И в этом тоже их софийное качество, но уже не столько хитровато-неуклюжая речевая грациозность, своеобразное «дикое совершенство» (А. Пушкин), сколько изощренное глумление, издевательство, презрительность – та самая «крупная соль светской злости», которая мгновенно схвачена Александром Сергеевичем в «Онегине». Рассказ о «тараканьей ловушке» примечателен еще и тем, что выразительно демонстрирует не слишком мудреный дискурсивный инструментарий шутливого, незлобивого и вполне простительного мистифицирования, которое так или иначе восходит к архетипам фольклорного шутовства и ярмарочного гаерства.

Виктор Иванович Дмитриенко, начальник цеха

Когда я поступил на работу, Виктор Иванович работал автоэлектриком. А потом заочно закончил институт, автодорожный. Это было в начале 1970-х годов. Я тогда уже числился техником, но у меня еще своей буровой установки не было. Меня кидали куда надо подменным. И я часто временно робыв на дежурке. На «хозяйке». Так машина называется, разъездная. И хозяин «хозяйки» – это самый видный человек в гараже! Кто работает на ней – на походке, на дежурке, на «хозяйке», – самый уважаемый человек в коллективе. За водкой ехать – на «хозяйке». Что-нибудь сварил для дома в гараже, – это ж не вынесешь через проходную. Везешь спокойно на «хозяйке». Ее не досматривают никогда. Или кто-нибудь подходит, молит: «Мишель, вывези!» Ага, что-нибудь спер, видать! Ну, вывожу. Я ходил тогда с высоко поднятым носом! У меня всегда пойло в избытке. Если я спать лег в обед, – чтобы меня кто-то разбудил?! Что ты! Не дай бог! Не дай бог разозлить меня! Или – иду до дежурного механика и говорю ему: «Меня старший механик просил, чтоб я приехал к нему, саманы перевезти…» А меня никто не просил! Но – старший механик, начальство! Я выезжаю, и Виктор Иванович тоже, и его гвардия, и мы прем на лиман, волок тягать! Наловим рыбы, я беру уклуночек (чуть поменьше полмешка. – В.В.) и утром везу старшему механику. Он: «Что, уже на рыбалке были?» – «Да…» И когда его спрашивают, просил ли он Голуба помочь ему с саманами, он отвечает: «Конечно, просил…» А куда ж ему деваться – у него ж полмешка сазанив на леднике сплять! И когда Виктор Иванович Дмитриенко стал на 4-м курсе начальником автоколонны, то он, хорошо зная все мои похождения и способности в этом деле, – кому он будет доверять, спрашивается? Кому, как не мне?! Вот так мы и начали с ним работать. Были мы с ним друзья? Нет. Просто я был у него доверенное лицо. Я с ним никогда не дружил, никакого панибратства между нами не было, но он мне доверял, а я ему тоже службу служил исправно. И имел с этого выгоды, конечно! Представь себе, – посылает он нас в Оренбург, своим ходом. Коммунисты – Коршунов Вася, Дудко, член партбюро гаража – все едут вместе со мной, а он и каже: «Старшим группы я назначаю Голуба!» Всё! Едем! И сколько бы мы ни ездили, мне как-то везло, что-ли. Ни единого ЧП! Ни одной царапины, ни одного нарушения. Ну, были всякие мелочи. Ну, под знак проедем, гаишник читает лекцию всей колонне. А так – нет. А бывало, другие едут, а вслед за ними из гостиниц письма летят, – то недоплатили, то полотенце пропало, то мебель исковеркали, то драку учинили, то девчат привезли каких-то. Со мной такого ни разу не было. И он меня за это ценил. Когда я заболел, меня перевели сначала «на легкий труд». А где у нас на работе этот легкий труд?! Шиномонтажный участок? Вулканизационный? Куда меня девать?! Виктор Иванович идет до главного инженера и предлагает ему эксперимент – вводит должность механика по ремонту. В штатном расписании такой должности нет. Но они имели право такую должность ввести. И они для меня вводят ее. Работы – никакой! Ходить и поглядывать, как ремонт идет. Да молодежи подсказывать, как и что. Потом на планерке объявляет о том, что я вступаю в должность механика по ремонту. Хотя там были люди с техникумом, с институтом! Но никто не возразил, все понимали мое состояние. И это меня сильно в то время поддержало. И морально и материально. Вот такой человек Виктор Иванович Дмитриенко. Наиболее выгоден был для меня Дмитриенко. Это факт! Ну, представь себе: за двадцать пять лет работы я поменял семь буровых установок. Он мне новые давал. И в конце еще одну новую установку дал, на базе «Татры», а я уже в больницу лег. И не пришел на работу. И не я, а Гриша Волошин работает сейчас на ней. А «Татра» – это ж вездеход, это мощнейшая тачка!..

Николай Михайлович Клеткин, старший механик

Николай работал в тракторной колонне. Она занималась перетягиванием буровых, скреперными работами и так далее. Николай работал у тракторов слесарем. Учился заочно, в институте. Пришел он к нам в 1987 году, механиком, после окончания института. Ну, мы и до этого его знали. Как сломается трактор на буровой, он к нам приезжал его ремонтировать. А потом, когда он стал механиком, мы ни в чем буквально не нуждалися. И к нам он часто обращался с Гришей: «Пошли в склад!» – «А шо?» – «Да помогите разобраться, где в складе «кразовские», а где «мазовские» тормозные колодки?» Ну, мы пойдем, покажем. Молча, никому не слова. А потом я стал его заместителем. Он же старшим механиком был. А я на легком труду был механиком по ремонту. Мы с ним прошли техосмотр, на «отлично». Он получил премию большую, за то, что провел техосмотр «в сжатые сроки и без потерь». А я ничего не получил, потому что моя должность была на тот момент «экспериментальная». Но потом пришел главный инженер и сказал: «Разрешаю Михаилу Голубу выписывать детали в складе. Так что его роспись на складе считать действительной!» Больше нигде – ни на путевке, нигде. Только в складе!.. Ну, прошли техосмотр, а потом я опять на буровую. Теперь про эти самые разные сделки. К Николаю Клеткину часто прибегали люди с других гаражей района. «Михалыч, устрой запчасть!» А наш гараж всегда был самый зажиточный, самый богатый изо всех других. Прибегают к Клеткину: «Михалыч, – надо!» Он ко мне. Дает разрешение, и мы делаем это дело. Потом, вечером, он меня заводит в свой кабинет. Достает водку, тарелочку с закуской. «Это нам благодарность за подшипник на ступицу…» Другой раз прибегают ко мне хлопцы из приволянского гаража: «Миша, надо “кразовский” генератор, на “Кировца”. Мы везде обегали, – нэмае…» Я – Николаю Клеткину. «Михалыч, надо! Дают 300 килограммов комбикорма. А у тебя ж уточки есть, их кормить треба». – «Да?! Хорошо! Ну, ты вези генератор в Привольную, а мешки пусть они мне до дому завезут, тихонько, ночью…» И все! В Каневской мне с этого ничего не перепадало. Мне здесь, в Привольной перепадало. Я приезжаю в бригаду, говорю бригадиру: «Иваныч, ты бы мне хоть пять-десять мешков семечек дал…» – «За шо это?!» Я отвечаю: «Ладно, блин! Ты еще ко мне приедешь!» – «Ишь ты, – злопамятливый какой! Ладно, иди до весовщицы, скажи, она тебе даст пару мешкив…» Ну, а там, где пару, там и десять пар. Лишь бы только разрешил. Я сам с весовщицей столкуюсь. А она под моей маркой и себе семечек отвезет. Вот так-то! А почему, думаешь, мне в любой бригаде сейчас и сварку дадут, и «петушка» пригонят?! Да вот поэтому! Правда, старые механики уходят, сейчас к власти молодежь приходит, – она меня с этой стороны не знает. Смена поколений происходит, и уж запросто не обратишься к людям.