– Ювелир из Гранствилла нижайше просит вашей аудиенции, миледи. – Ответила Мария с легким поклоном. Алиса порывисто встала:
– Мой алмазный гарнитур! – Воскликнула с воодушевлением, и девушки поспешили в приемную.
Алиса была права: Соломон принес готовый гарнитур из розовых алмазов и драконьего золота. Помимо этого, хитрый еврей захватил значительную часть лучших своих новинок, и девушки с головой погрузились в созерцание, примерку, обсуждение и прочие восхитительные занятия. И разумеется, Авророчке нужно было что-то новое и восхитительное, способное разбить сердце любого мужчины вообще, и одного конкретного молодого эрла – в частности. Так же требовались немедленно новые украшения для осенних шляпок и сумочек, новые застежки на модные плащи, новая обувь, для которой тоже требовались украшения из золота и поделочных камней, – в общем, дел у девушек из свиты герцогини Ивеллонской было выше крыши. А еще обязательные обеды и ужины с королевой и дамами ее двора, которые составили серьезную конкуренцию гранствиллским красавицам и вовсю отбивали у них ухажеров из числа рыцарей его высочества… Новость о том, что королева, возможно, отправится в свой осенний вояж раньше, чем собиралась, и отбудет из Хефлинуэлла вместе с новобрачными, то есть, через три дня, была принята на «ура!».
– Не может быть. – Усомнилась Аврора.
– Таки да. – Возразил Соломон, услужливый, всезнающий и дьявольски умный еврей, который когда-то сделал ставку не на официальную хозяйку Хефлинуэлла Габриэллу, а на безвестную невесту младшего Хлоринга – и не прогадал. Алиса и Гэбриэл особенно ценили его за то, что тот был вежлив и услужлив с Алисой еще тогда, когда мало, кто принимал ее всерьез. Другие мастера предпочли тогда Габриэллу и ее двор – и теперь локти кусали от зависти. Гэйб Хлоринг оказался не только богатым, но и щедрым клиентом, и не жалел ничего, когда речь заходила о его возлюбленной. В Гранствилле не было сплетницы, которая не обсуждала бы обновки и украшения Алисы, и не было ювелира, меховщика, портного или шляпника, который не мечтал бы пробраться к ней и взять от нее заказ. Ей присылали готовые вещи в подарок так же, почти каждый день – то платье, то украшение, то обувь, то шляпку, перчатки или сумочку, то еще что-нибудь, в надежде, что Алисе понравится так, что она сделает большой заказ. Иногда это даже срабатывало, хотя не часто – те, кто уже был допущен к этому делу, следили, как коршуны, чтобы конкуренты и близко к новоиспеченной герцогине Ивеллонской не приблизились. Подарки перехватывали и уничтожали, посланцев отлавливали и били, в общем, Алиса и Гэбриэл и понятия не имели, какие страсти кипели вокруг них среди тех, кого они привычно почти не замечали.
И Соломон был самым умным и предприимчивым из всех. Именно он подрядил всех своих родственников, которые занимались кто обувью, кто галантереей, кто тканями и шитьем, к обслуживанию Южного Сада. Помимо собственно украшений, он поставлял герцогине и ее девушкам свежие новости, всегда достоверные, сведения о новейших модных тенденциях, предоставлял любимицам Алисы кредиты, и даже себя в качестве посыльного между тайными влюбленными или жилетки, в которую девушки нет-нет, да изливали какую-нибудь свою девичью печаль. Утечек же от Соломона не было никогда и никуда – это в свое время тщательно проверил Марчелло по просьбе Гарета. В общем, Соломон был для девушек из Южного Сада куда больше, чем просто торговец драгоценностями.
– Не может быть! – Повторила Аврора. – Она почти не гостила.
– Сведения верные, – возразил Соломон. – Мне сказал это Франтик, ему сказала жена, а жене сказала Розочка, которая делала маникюр даме Шелли, любимой фаворитке ее величества. Ее величество покинет нас уже на этой неделе.
– Да-ма Шел-ли! – С непередаваемым выражением скривилась Аврора. У дамы Шелли были самые красивые, по мнению дам ее величества, волосы.
– Значит, они нас покинут? – Невинно переспросила Алиса, рассматривая сеточку на волосы с маленькими розовыми жемчужинами. – О, как это жалко! – И они с Авророй, переглянувшись, прыснули. Соломон еле заметно и очень тонко улыбнулся. Девушки ему нравились.
– Если сделать из волос такой вот шар, – Алиса показала руками, какой, – и покрыть этой сеточкой, будет шикарно… Из твоих волос получится, Авророчка, из моих – еще нет.
– Но сколько…
– Ай, брось! – Алиса коснулась пальчиками рукава подруги. – Я возьму, и не спорь. И вот эту эгретку… И еще… – Она внезапно замолчала. Феечке давно было некомфортно, словно какое-то надоедливое существо пробегало мелкими цепкими лапками по плечу или руке то и дело. Она непроизвольно ежилась, не обращая внимания, но вдруг осознала, что это вовсе не муха или букашка.
Алиса говорила когда-то Гэбриэлу: ей страшно было открываться для своей истинной сущности, становиться настоящей, стопроцентной лавви. Феечке нравилась ее теперешняя жизнь, нравились подруги, наряды, Хефлинуэлл, и даже благотворительность и другие обязанности леди. Алиса боялась, что все это утратит для нее всю прелесть и всю радость после того, как она окончательно инициируется. Поэтому она наслаждалась своим «здесь и сейчас», наглухо закрывшись от своей истинной сущности. Но та порой давала о себе знать. Смутными предчувствиями, тревогой, видением того, что обычным людям и даже эльфам видеть было не дано. И это был как раз тот самый случай: Алиса почувствовала какое-то скверное присутствие, какую-то порчу, червоточину. Что-то было… Феечка прикрыла глаза, в которых замерцали золотые искры, сосредоточилась, на какие-то мгновения перестав слышать подруг, зато отчетливо услышав другие звуки. Звучали растения, звучали предметы. Звучали каменные стены и деревянная мебель. Звучали тела людей вокруг. Перед закрытыми глазами Алисы расцвели радужные контуры живых и неживых объектов. И еле уловимый звук, от которого мурашки побежали по коже, мгновенно ощетинившейся мельчайшими волосками от ощущения опасности, слабой, но отчетливой и страшной. Феечка, не открывая глаз, обернулась на звук и увидела маленькое черное зернышко в кучке радужных силуэтов, – ее дам и служанок. Не рассуждая, не колеблясь, лавви ударила, уничтожая опасность, стирая ее в пыль, бесследно. И лишь очнувшись и открыв глаза, вдруг поняла, что не определила, кто из ее девушек принес в ее сад это зло. Феечке стало не по себе. Кто-то из этих милых, оживленных, очаровательных девушек был предателем и врагом.
– И ты даже примерно не поняла? – Гэбриэл хмурился.
– Нет. – С сожалением ответила Алиса. – Я не подумала. Я ощутила зло, увидела его и уничтожила. Это произошло так… быстро, и словно бы само. Я не думала в этот момент. Это была словно бы не я… не совсем я.
– И что это было? Колдунство какое-то?
– Нет. – Уверенно ответила Алиса. – Это была какая-то вещь. Может быть даже, – феечка слегка оживилась от этой мысли, – девушка даже и не знала, что это такое.
– Тогда она сейчас вовсю болтает об этом. – Заметил Гэбриэл. – Типа, ах-ах, девочки, представляете, у меня было такое вот колечко, и оно куда-то пропало, не видели случайно?
– Правда! – Алиса взглянула на своего супруга влюбленными глазами. Как Гэбриэл любил этот ее взгляд! Ее дивные глаза при этом излучали такую нежность, что от нее даже начинало предательски пощипывать в носу. Чего бы он ни отдал и не сделал за этот ее взгляд! Эта нежность, эта вера в него, которая не иссякала даже не смотря на все их ссоры, и сковывала, и обязывала, и вдохновляла, и давала силы и решимость. Гарет считал, что любовь делает мужчину слабым. «Делает. – Соглашался Гэбриэл. – Но при этом такие силы и решимость дает, что тебе пока и во сне не снились». Он считал, что никогда не забудет, что именно вывело его когда-то с Красной Скалы – не ненависть, не жажда свободы и даже не жажда мести. Его вывело жгучее желание спасти Алису, любовь к ней. Феечка была его возлюбленной, его талисманом, его жизнью. А ссоры… ну, что ж. Совершенства не бывает!
