Три утюга Всё больше счастья – меньше воли… С утра я сам себе налью… Потом пойду к блондинке Оле — Сказать, что я её люблю! Представь, пойду во мгле кромешной! Представь, на улице пурга! …Она работает в кафешке С прозванием «Три утюга». Я сяду за свободный столик, И сразу Оля загрустит, Вздохнёт и скажет: «Алкоголик… Припёрся, господи прости!» Она меня терпеть не может. И с каждым разом терпит меньше. И с каждым разом смотрит строже… Как просто всё у них – у женщин. А я посыплю солью пиво. Как хорошо, что я один! Жизнь удивительно красива!.. Три утюга!.. Любовь!.. Камин!.. Три утюга… Она… И песни… Жаль только, песни не мои, И будет вечер интересней, Чем остальные мои дни. И тут нисходит вдохновенье — Хоть песни пой, хоть спать ложись, И остановлено мгновенье На всю оставшуюся жизнь! Висят сосульками бокалы, Есть толстый, но пустой кувшин, Есть даже проблеск идеала В огне, когда зажгут камин. И что-то хочется из бардов, И жаль того, что нет свечей. А где-то в тайной бильярдной Играют двое – а зачем?.. Всё больше счастья – меньше воли, Хоть спать ложись, хоть песни пой, Тут раздражённо скажет Оля, Что мне пора идти домой. Представь себе – в разгар застолья!.. Вот так некстати, вечно рано, Ведь счастья много больше воли, Как Оли – больше, чем Татьяны. «Ну да, – скажу, – ну да, конечно… До скорого… три утюга!..» Представь – пойду во мгле кромешной! Представь – зима!.. Темно!.. Пурга!.. Тебе смешно, а мне не очень: Камин потух, кошель иссяк! А сердце – плачет и не хочет Идти домой от железяк. Безбожный день Не хочу быть для Бога рабом. Не желаю любить от испуга. Я хочу, чтоб входил Он в мой дом Поболтать о небесном, как с другом. Он зашёл… Разделили на два Мой батон, сразу Чайник на плитку… И нанизывали слова, Словно бисер, На мысли нитку. И, задумавшись о красоте Первозданной и смысле искусства, Я спросил: «Ну, как там, на кресте?» Он ответил: «Не будем о грустном…» А затем прочитал Пару строк Простодушных, Из русских поэтов… Я воскликнул: «Да Ты одинок!..» Он лишь чуть Улыбнулся на это. Одиночество Бога!.. Ого!.. Это вам не картошка с грибами! Я как мог пожалел дух Его, И обнял, и утешил словами. Мол, чего Ты, дружище, не хнычь, Всё проходит, и вечность не время… Ты с иконы глядишь, словно сыч, А по жизни гораздо добрее. Все мы любим Тебя, Боже мой! Всяк по-своему, кто как умеет. Посмотри на цветок полевой: И цветёт, и доволен, и зреет. Чаепитие было, Как пир! И, глубины ума Раскрывая, Я спросил: «А зачем Тебе мир?» Он, подумав, ответил: «Не знаю… Ты бы это… спросил у Отца. Он творил, так Ему и виднее. Я ж играю: со зрячим – слепца, С умным – глупого, с глупым – умнею. Так с больными Бываю врачом, А с врачом — Безнадёжно болящим. Если просят — Подставлю плечо, А не просят — Свобода пропащим. Я не добрый, не злой, и вообще, Я ведь только зову за собою… А пойдём-ка мы лучше в “Ковчег”, Уподобившись древнему Ною». «А чего? И пойдём! Добрый знак: Обойти, Оглядеть грани света. Из “Ковчега”, конечно, в кабак, А потом – хватит сил — И в “Манхэттен”. И в “Ковчеге”, уже доходя До сознания автопилота, Я сказал: «Уважаю Тебя!..» Он смутился: «Да ладно, чего там… Все Иуды! И-у-ды вы все!» — Вдруг сказал И добавил в печали: «Эх, две тысячи лет На кресте…» «Да Ты что! – вскрикнул я. — Тебя ж сняли!» «Ах, ну да, – вспомнил Он, – Я воскрес Вот такой же весеннею ночью…» Я спросил: «Далеко до Небес?» «До чего? До Небес? Нет, не очень. Да чего Небеса!.. Будем жить! Будем жить и любить в настоящем. И пора бы уже покурить!..» Я Ему: «Да ведь Ты ж некурящий!» И светил нам Горящий камин… Также Оля — Официантка… Все подумали, Что я один, У него, мол, Безбожная пьянка. Оля, что-то решая своё, Стала выглядеть как теорема. «Во! Беременной сделай её!» Он с улыбкой: «Какие проблемы?..» И, барахтая Ложкой в лапше, Вдруг воскликнул О мне уж известном: «Хорошо… Хорошо на душе!» Я добавил: «Как в Царстве Небесном!..» И всё время хотелось забыть: Фарисейство, иудство, распятье… Встряла Оля, мол, хватит вам пить. Я задумался: как это хватит? И покаялся, Грешник, во всём. В том, что было, И в том, что будет… И сказал: «Аллилуйа Споём!» «Не поймут, — Он сказал, — И осудят». Да, осудят. Но все ведь живём По Его, по Божественной воле. И, вздохнув, мы обратно бредём: Я к себе – Он, я думаю, к Оле. Оглянусь оценить Его путь, Оглянусь – и скажу сокровенно: «Ты бы это… зашёл как-нибудь…» Он кивнёт, мол, зайду… непременно. |
