Затем Его Превосходительство обещает присутствовать на старте завтрашним утром, прося меня назвать время и место, после чего мы завершаем кофе и сигареты и собираемся уходить.
Затем мы провели исследование караван-сарая мохера, где покупатели, продавцы и экспортеры собираются для ведения бизнеса, и я с некоторым интересом наблюдаю, как корпус полуголых сортировщиков сидит перед большими кучами мохера, разбирая его на несколько классов, готовя к вывозу.
Здесь находится офис мистера Биннса, и нас ждут несколько его деловых знакомых; среди них член знаменитой - прославленной в Малой Азии - семьи Тифтичхоглу, чьи предки так долго занимались мохеровым бизнесом, что само их имя знаменательно для их профессии - буквально «Tifticjee-oghlou», сын мохер-дилера. Смиты, Бейкеры и Хантеры в западном обществе ничуть не более значимы, чем многие выдающиеся имена Востока.
Среди ангорцев выделяется некий мистер Альтентопоглу, буквальное толкование которого «Сын золотого шара», происхождение фамилии которого восточная традиция окружает следующим небольшим интересным анекдотом. Давным-давно он понравился одному из султанов который издал указ по всей империи, обещая подарить золотой шарик тому, кто из всех его подданных докажет, что он самый большой лжец, заранее дав понять, что ни одна «просто невероятная история» не выдержит ни малейшего шанса на победу, так как он сам должен был быть судьей, и ничто кроме истории, которая была просто невозможна, не обеспечит выигрыш.
Естественно, указ вызвал большой резонанс среди подданных великого царства, и сотни отовсюду наплыли со своими историями, чтобы сразить конкурентов, некоторые даже тайно позаимствовали «бессовестную ложь» у персов, которые хорошо известны как люди утаивающие истину лучше уроженцев любого другого конца Азии. Однако, все истории были признаны проницательным монархом, который и сам был сведущ в лукавстве - возможно, самым сведущим из всех, - как то, что могло бы быть правдой при необычных обстоятельствах.
Желанный золотой шар все еще оставался без владельца, когда однажды перед воротами дворца султана появился, требуя аудиенции, старец потрепанного вида, словно из долгого паломничества, и несущий на своих плечах огромный глиняный кувшин. Султан любезно принял престарелого паломника и спросил его, что он может для него сделать.
О, султан, да продлит Аллах твои годы вечно! - воскликнул старик, - ибо ваше Императорское Высочество любим и прославляется во всей империи за многочисленные добродетели, но больше всего за известную любовь к справедливости.
Inshallah! - ответил монарх, с благоговением.
Пусть это порадует Ваше Императорское Величество, - продолжил старик, привлекая внимание монарха к кувшину, - Превосходнейший Отец Вашего Высочества - пусть его кости покоятся с миром!, одолжил у моего отца этот кувшин, полный золотых монет, при условии, что Ваше Величество должно отдать столько же обратно мне.
Абсурд, невозможно! - воскликнул удивленный султан, увидев огромный кувшин. Если эта история правдива, - серьезно продолжил паломник, - заплати долг твоего отца! Если это, как ты говоришь, невозможно, я справедливо выиграл золотой шар. И султан сразу же наградил его призом.
В прохладе вечера мы едем верхом через виноградники и сады с желтыми ягодами в загородную резиденцию мистера Биннса, место, которое раньше принадлежало старому паше, настоящей Синей Бороде, который построил дом и разместил окна своего гарема, в такие тесные решетки, и в таком положении, что не позволяло увидеть из окна даже мимолетный проблеск прохожего на дороге в сотне ярдов от дома.
Он посадил деревья и сады, установил мраморные дорогие фонтаны. Окружил всё стеной, и купил трех красивых молодых жен. Старому турку наивно казалось, что он создал для себя земной рай. Но в то время как любовь смеется над смертными, также - эти три игривых дамы смеялись над решетчатыми окнами и вместе ломали головы как бы получить возможность наблюдать за прохожими через окна гарема.
Им больше нечего было делать, и они целый день ломали головы и строили планы как бы лишить спокойствия и душевного равновесия своего, дурно с ними обращающегося, мужа. Однажды, загорая в саду, он обнаружил, что им удалось отделить часть решетки от окна, и они завели привычку высовывать головы - ужасное открытие.
В праведном гневе от этого вопиющего непослушания, он схватил толстую палку и пытался отыскать в их аппартаментах, искусно вынутую решетку и столкнуться с общим отрицанием того, что он видел своими собственными глазами. Это не помешало ему наказать всех троих. Но, со временем, эти три женщины смогли устроить ему такую жизнь, что она была похожа на что угодно, только не на рай, который он хотел для себя создать. Одновременно, его настигли финансовые проблемы. Он умер, не прожив и года в своем рукотворном раю.
Я думаю, что мораль в этой истории найдет каждый, кто захочет ее проанализировать. Г-н Биннс говорит, что старый мусульманин был также заядлым ненавистником неверных, и что старый пень наверное перевернулся бы в гробу, если бы знал, что семья христиан теперь фактически занимает дом, который он построил, с таким внимательным отношением к исламской идеи материального рая с деревьями и фонтанами и черноглазыми гуриями.
Во вторник, около десяти часов утра, в Ангоре происходит больше волнений, чем в любое другое время. Я бреду по узким улочкам к назначенной отправной точке, которая находится на начале полумильного отрезка прекрасного уровня шоссе, прямо за окраинами города, засыпанными надгробными плитами. Мистер Биннс со мной, и отряд zaptieh занят оживленной работой по защите нас от толпы людей, преследующих нас. Они специально вооружены по этому случаю длинными хлыстами, которыми они безжалостно стелят вокруг себя, видимо, слишком обрадованные возможностью заставить пыль взлететь над плечами этих бравых воинов, поскольку напор толпы вызывает их волнение. Время и место начала провозглашены Вали и стали широко известны, и около трех тысяч человек уже собрались, когда мы прибыли. Среди них видно доброе лицо Сулеймана Эффенди, который в своем качестве мэра рано встал и прибыл с силой zaptiehs для поддержания порядка и с небольшим количеством друзей. Вот, также наш скромный друг - армянский пастор, непреодолимая привлекательность грешного велосипеда временно преодолела его презрение к помпам и тщеславию светских показов.
"Англичане всегда пунктуальны!" говорит Сулейман Эффенди, глядя на часы. Посоветовавшись друг с другом, мы убедились, что пришли точно к минуте. Человек по имени Мустафа, кузнец, который приобрел завидную репутацию благодаря красивым подковам, которые он делает, теперь представляет себя и просит подойти, чтобы исследовать механизм велосипеда. Среди офицеров, стоящих рядом, возникает вопрос: сможет ли Мустафа сделать такой же. Сам Мустафа думает, что может, при условии, что у него всегда будет под рукой моя копия.
«Да, - предлагает практично настроенный Сулейман Эффенди, - да, Мустафа, у тебя может быть достаточно много marifet, чтобы сделать такой же, но когда ты его закончишь, у кого из нас будет достаточно marifet, чтобы ездить на нем?»
«Правда, Эффенди, - торжественно соглашается другой, - мы должны были бы вернуть англичанина, чтобы он поехал на нем для нас, после того, как Мустафа это сделает».
Мэр теперь просит меня проехать по дороге один или два раза, чтобы успокоить шум толпы, пока не прибудет Вали.
Толпа вдоль дороги огромна, и на соседнем холме, откуда открывается вид на действо, стоят несколько повозок с женщинами, женами и родственницами чиновников.
Мэр снисходительно относится к своим людям, позволяя им проходить по проезжей части, просто приказывая zaptih держать мою дорогу сквозь нарастающую толпу свободной.
Находясь на демонстрационном участке, в окончании второго оборота, прибывает Вали в государственном снаряжении и в сопровождении довольно внушительного отряда телохранителей - конных zaptih. Их командир - красивый черкес с военной выправкой в живописном военном костюме Кавказа. Губернатор, сразу же приказывает своим всадникам полностью убрать людей с дороги - приказ, который легче отдать, чем выполнить. После обычного обмена приветствиями я быстро сажусь в седло и катаюсь по очень широкому гладкому шоссе между двумя компактными группами восхищенных туземцев. Волнение накаляется, и люди хлопают в ладоши и одобрительно кричат во время представления, в то время как всадники быстро скачут туда-сюда, чтобы не дать им вторгнуться на дорогу после того, как я проехал, и не мешать взгляду губернатора. После пары кругов, я спешился у кареты Вали. Сердечные прощания, взаимные пожелания удачи со всех сторон, и я уезжаю. Проезжая на скорости около десяти миль в час, среди шумных похвал, по крайней мере, четырех тысяч человек, которые наблюдают за моей удаляющейся фигурой, пока я не исчезну за перегибом холма. В дальнем конце основной толпы разместилась «нерегулярная конница» на лошадях, мулах и ослах. Среди последних я замечаю нашего гениального друга, вчерашнего безрукого юнца, которого я теперь осчастливил кивком признания вчерашнего мимолетного знакомства с ним.
