Мили за милей мы вынуждены медленно продвигаться по грязному шоссе, как только можем, по нашей дороге, ведущей через плоскую и довольно болотистую область широких волнистых полей пшеницы. Мы снимаем скуку путешествия, поочередно насвистывая «Yankee Doodle» (Янки Дудл, песня времён войны за независимость), которая Игали очень приглянулась, впервые он услышал, как её играет цыганская группа в винном ресторане в Сексарде три дня назад, и венгерский национальный гимн - этот последний, конечно, падает на долю развлечений Игали. Побывав в колледже в Париже, Игали также может исполнить знаменитый гимн Марсельеза, и, чтобы не отставать, я одобряю его словами «Боже, храни королеву» и «Британия правит волнами», оба из которых он считает очень хорошими. мелодии — которые на первый взгляд, казалось, ударяют его по венгерскому уху, однако, они довольно торжественны. В середине утра мы делаем небольшую остановку в грубой придорожной таверне для перекуса - толстый, узкий кусок сала, белого с солью, и пинта красного вина, выбор моего собеседника. Но я заменяю сало ломтиком черного хлеба, к большому удивлению Игали. Здесь собрались несколько славонских пастухов в своих больших, плохо облегающих овчинных одеждах с длинной шерстью, обращенной внутрь, которая, очевидно, служит им одинаково, чтобы ограждать летом от жары и зимой от холода.
Один из крестьян, с идеями, которые, может быть, навеяны вином, и, возможно, он излишне возбужден всеобщим восхищением нашими велосипедами, извлекает изодранный в клочья документ и умоляет нас дать ему автографы, что само по себе доказывает, что он не без уровень интеллекта, который едва ли можно найти у овчарки в овечьей шкуре из Славонии.
Игали жестко приказывает мужчине «убираться вон» и делает неосторожный удар по предложенному документу. но не вижу никакого вреда в просьбе, и, кроме того, будучи, возможно, от природы более внимателным к другим, я подчиняюсь. Когда он читает своим товарищам вслух: «Соединенные Штаты, Америка», они все весьма благоговейно снимают шляпы и кладут коричневые руки на свои сердца, потому что, я полагаю, они осознают мою готовность исполненить простую просьбу в сравнении с грубым отпором Игали, который, по сути, без сомнения, достаточно естественный - различие между землей принца и крестьянина и землей, где «свобода, равенство и братство» не является бессмысленным девизом — земля о которой каждый угнетенный крестьянин слышал и превозносил.
Вскоре после этого инцидента мы проходим сливовый сад, когда, к нашему особому удовольствию, пара работающих там крестьян начинает петь вслух, и с явным энтузиазмом, какой-то национальной мелодией, и, поскольку они не замечают нашего присутствия, я предложил, присесть за удобным кустом, и в течение нескольких минут мы слушали столь же хороший дуэт, какой я слышал много дней. Но ситуация становится слишком нелепой для Игали, и это в конечном итоге приводит его к взрыву смеха, который заставляет сцену внезапно завершиться. Поднимаясь в полный рост, мы, несомненно, отдаем должное певцам, позволяя им увидеть, как мы садимся и едем к их родным деревня, что в нескольких сотнях ярдов. Сегодня мы проезжаем через деревни, где велосипед никогда не видели - это находится за пределами путешествий Игали - и все население в массовом порядке, продавцы, владельцы и покупатели в магазинах бесцеремонно бросают все и бегут на улицы. Действительно все спешат туда или обратно, все граждане - мужья спешат из амбаров в жилище, чтобы сообщить своим женам и семьям, матери бегут звать своих детей, дети к своим родителям, и все стремятся привлечь внимание своих сестер, кузенов и тетушек, до тех пор, пока мы не исчезаем на расстоянии, когда уже было бы слишком поздно.
Мы передвигались в таком же темпе, исключая полуденный перерыв, с шести часов утра и до того времени, когда комары начинают делать жизнь запоздалых путников особенно интересной. Когда мы въехали в Шаренград, мы устроились там в единственном гастхаусе. Наша спальня расположена на первом этаже, и это единственный этаж, которым на самом деле может похвастаться гастхаус, и мы вполне можем либо засыпать, либо не засыпать, уж, как получится. Из общественний комнаты, которая прилегает к нашей, доносится нестройный хор местных пьяниц. Тут Игали вновь оказывается полезным, он настоятельно просит их прекратить и прекратить немедленно. Доброжелательно настроенные крестьяне, несмотря на вино, которое они выпили, перестают петь и становятся тихими и осмотрительными, уважая желания двух незнакомцев с чудесными машинами. Мы теперь завели порядок брать наши велосипеды в спальню с нами по ночам, иначе каждая правая рука во всей деревне была бы занята щипанием «гуммиластика», наших шин и педалей, вращением педалей, ощупыванием спиц, рамы и вилки, критическое изучение и комментирование каждой видимой части механизма. Кроме того, необычный вид такого большого количества «серебра» сильно возбуждает простых жителей. То, что никелированные части велосипеда это именно серебро, они даже не подвергают сомнению и тайно пытаются отодрать немного, чтобы купить себе выходное пальто. По их представлениям, у среднестатистического англичанина велосипед может быть только из чистого серебра. В их языке, видимо, нет слова эквивалинтного нашему «миллионер», но они с успехом использую «инглантер», как наиболее подходящее. Пока мы утром умываемся, нетерпеливые лица смотрят в окна нашей спальни и шопот голосов, обсуждающих нас и наши велосипеды приветствуют наше пробуждение. Они вторгаются в нашу частную жизнь несмотря на бесцеремонное обхождение с ними Игали, всякий раз, когда он с ними пересекается.
Многие жители этой части Славонии являются хорватами - людьми, которые известны своей любовью к нарядам. И, когда, в это солнечное воскресное утро, мы проезжаем по их деревням, толпы крестьянства, собравшиеся вокруг нас во всей красоте своей лучшей одежды, действительно выглядят ярче и живописнее всего того, что до сих пор встречалось. Мужская одежда покрыта плетением и шелковой вышивкой там, где считается красивым, и, по мнению хорватов, это значит почти везде. Девушки и женщины наряжены в самые яркие цвета. Кажется, что те, которые показывают самые яркие оттенки и самые большие контрасты, судя по всему, считают, что они неотразимы. Многие из хорватских крестьян красивые, крепкие парни. В деревнях попадаются очень красивые женщины - женщины с большими, мечтательными глазами и лицами с выражением томности, которая говорит о том, что их владелицы олицетворяют мягкость. Игали более восприимчив к женским чарам, чем я и, естественно, выказывает решительную склонность задерживаться в этих благословенных красотой деревнях дольше, чем это необходимо. И когда одна темноглазая девица за другой собирается вокруг нас, я предпочитаю заниматься мелким ремонтом и чисткой велосипеда.
Если бы на улицах Лондона сел летательный аппарат и оттуда вышел человек, то кокни (лондонец из низов) и то не был бы в таком неподражаемом изумлении, которое мы видим на лицах хорватских селян, когда спешиваемся и входим в их среду.
Этим днем мой велосипед стал поводом к инцеденту, первому после незначительного в Лембахе, в Австрии. Приближается крестьянка с загарелым лицом и маленькая девочка. Они ведут маленьгоко мохнатого пони, запряженного в четырехколесную повозку с корзинкой. Их скромный на вид конь не выдает никаких признаков беспокойства, но как только я собираюсь обогнать его, он резко, внезапно сворачивает направо, почти переворачивая транспортное средство, и без лишних слов бросается вниз со значительной насыпи и несется по полю. Старушка отважно держится за поводья и в конце концов снова выводит беглеца на дорогу, не повредив ничего, кроме кукурузы. Однако он мог бы закончиться гораздо менее удовлетворительно, и этот инцидент иллюстрирует один из возможных источников проблем для велосипедиста, путешествующего в одиночку по странам, где люди не понимают и не могут понять положение велосипедиста. Ситуация, конечно, обострилась бы в деревне, где, не говоря на местном языке, я не мог бы ничего сказать в свою защиту. Эти люди здесь, если не мудры как змеи, по крайней мере безвредны как голуби. Но в случае, если велосипед напугал возницу и вызвал побег с неприятным продолжением в виде сломанных конечностей или травмированной лошади, они едва ли знали, что делать в связи с вышеизложенным, поскольку у них не было бы прецедента для решения вопроса, и, в отсутствие какого-либо разумного правила, они могут прийти к выводу, что нужно отомстить велосипеду. В таком случае, правомерно ли было бы использовать свой пистолет для защиты велосипеда?
