После ночёвки в Ангола я покатил к Баффало следующим утром, ловя первое знакомство с этим важным «морским портом Великих Озёр», где, пятнадцать миль через бухту, фургонная дорога почти слизана прибойными волнами. И въезжая в город по неудобной дощатой дороге, съехавши с которой я едва не был опрокинутсамой хамоватой и равнодушной женщиной в мире. Рыночная торговка направлялась домой со своим пустым возом. Она сочла, что я имею столько же прав находиться на дороге, сколько имело бы пустое место, и меня следует выжать между возом и канавой. Она держала свой длинный тугой кнут так, что тот злостно «лупил» меня по лицу, сбила мой шлем прочь в грязную канаву и чуть было не опрокинула меня следом за ним. Женщина – блондинка с малиновым лицом – невозмутимо медленно двигалась вперёд, даже не соблаговолив повернуть голову. Оставив велосипед у «Ишама» - который безвозмездно делает легкий ремонт – я предпринял мимолётную поездку по железной дороге, чтобы увидеть Ниагарский водопад, а воротился в тот же вечер, чтобы вкусить удовольствие от гостеприимства общительного члена велосипедного клуба Баффало. Сидя на веранде в его резиденции, на Делавэр Авеню, тем вечером симфония клубного свистка текла всякий раз, как раскалённый шар велосипедного фонарика появлялся в темноте, таким образом в одном месте собралось несколько членов клуба, наши сердца были пленены обаянием улыбки – «улыбки» Баффало. Я спешу пояснить, тут и в помине нет «улыбки» Скалистых Гор – они даже рядом не стоят. Этот клубный свисток велосипедного клуба Баффало сравним по тональности с тем, как свистит полиция в Вашингтон Округ Колумбия. И велосипедисты Баффало, которые были удостоены чести национальной лигой, взяли "клубную музыку" с собой, и случайно встретились в столице с блюстителями порядка. Маленькая, но шаловливая группа из их числа на верхушке монумента Вашингтону дудели своими свистками на товарища, проходящего улицу внизу, когда тучный полисмен, ошибочно принявший гудок за сигнал коллеги «копа» поспешил взобраться на монумент высотой пятьсот футов или около того. Когда он поднялся, сопя и задыхаясь, на верхушку и понял свою ошибку – со слов велосипедистов – так отвратительно применил правильный английский язык, что атмосфера стала подавленной, а горький осадок от этого остался некоторое время после.
Покинув город Баффало на следующее утро я пересёк городок Батавия, где у велосипедистов есть прекраснейший выставочный зал. Кроме этого, будучи весёлыми радостными и искренними парнями, они чрезвычайно тонко разбираются в искусстве. Милейшие маленькие японские антикварные вещички и безделушки украшают стены и столы.
Я остановился на ночь в ЛеБой, а следующим утром в компании с президентом и капитаном одноимённого с городом клуба я посетил государственный рыбопитомник в Мамфорд, затем покатил через долину Дженеси, найдя неплохие, хотя несколько кряжистые и,близ Канандаигуа, каменистые дороги по долине. Наводя справки пролучшую дорогу до Женевы, я послушал совета воспользоваться единственной превосходной дорогой, ведущей мимо исправительной тюрьмы. Я заблудился и вполне заслужил этого. Пока я брёл наугад на восток по темноте, по счастливой случайности мне встретился ездок в повозке, кем я был направлен в фермерский дом своей матери поблизости, с указанием к этой потрясающей леди предоставить место для меня.
В девять утра я быстро достиг Женевы, замечательно расположенного на серебристом озере Сенека городка, проехав государственную агропромышленную ферму, продолжил вверх до реки Сенека, пересёк Уотерлу и водопад Сенека до Кайуга, и катил оттуда до Оберн и Сканителс, где я тяжело вздохнул от мысли, что покину последнее – я не могу сказать красивейшее, так как все одинаково красивые – из этой восхитительной цепи озёр, которые превращают данную часть штата Нью-Йорк в обширный и великолепный летний курорт.
«Внизу романтическая узкая горная долина в швейцарском стиле, где множество лесных закоулков и журчащих ручейков приглашают любого погрузиться в царство фей и эльфов» - такое вступление вполне описывает мой путь от Марселлус следующим утром.
И снова, приближаясь истоку Камиллус из узкой долины, я слышу звук церковных колоколов. После безколокольной целины Запада мне кажется, что их голоса теперь, среди красивых уголков, приветствуют меня необычно часто за последнее время. Прибыв в Камиллус, я спросил название искрящегося маленького ручья, что пляшет вдоль этой сказочной долины, подобно играющему ребёнку, впитывая лучи солнца и кокетливо отражая их в ликах почтенных дубов, которые склонились над ним, будто любящие опекуны, дабы уберечь от зла. Мои уши ожидали услышать мелодичные индейские названия – «веселящиеся воды» - как минимум, но подобно тому как постоянная еженедельная стирка беспощадно накладывается поверх юношеской мечты о любви, так и непоэтичное нелогичное название свалилось на мои жаждущие поэзии уши - «Найн-Майл Крик» - Девятимильный ручей...
По хорошим дорогам катил я до Сиракьюс, и оттуда путь мой шёл вниз по каналу Эри, иными словами предстояла езда вдоль бечёвочной дороги канала, фургонным дорогам и просто между путями Нью-Йоркской центральной железной дороги. По сути –самый большой недостаток мирному катанию – это вьючный мул и его возмутительная непростительная враждебность к велосипеду и жуткие вопли, провоцирующие тем самым брань лодочника. Иногда полное ведро этих адских ругательств выливалось на меня, иногда доставалось безобидному велосипеду или нам обоим сразу, однако львиная доля доставалась строптивому мулу, который и являлся единственным виновником этого скандала. Мул впадает в панику, но на самом деле не оттого что испытывает страх, а потому что норовит повернуть назад или поссорить своих врагов – лодочников, погонщика и велосипедиста, самозванца на своей эксклюзивной территории – бечёвочной дороге Эри. Упряжка мулов станет притворяться испуганными, идти вразброд, рваться из поводьев погонщика и давать дёру вниз по бечёвочной дороге в таком порыве, что кажется – только каменная стена способна остановить их. На самом деле они вовремя останавливаются, когда чувствуют, что канат сдёрнет их в канал. Считается, что мул не будет бежать в смятении, как это допускает его темпераментный родственник – лошадь, так как ни разу не позволял окружающим обстоятельствам затуманить себе разум до опасных пределов благодаря инстинкту самосохранения. У мулов на канале Эри первая миссия жизни – разжигать вражду и сеять раздор между лодочником и велосипедистами; а вторая – работать и жевать сено,поддерживающее его в хорошей форме.
От городка Ром начиналась знаменитая и живописная долина Мохок – край, куда я с большим неиерпением желал попасть, будучи наслышан о его естественной красоте и интересных фактах из его истории. «Это цветущий сад мирового размаха. Туристы, объехавшие всю Европу и побывавшие везде, рассказывают, что на Земле нет ничего похожего на умиротворяюще красивый пейзаж долины Мохок» - с энтузиазмом отмечал пожилой джентльмен в очках, с которым я случайно встретился на вершинах к востоку от Херкимер. На первое утверждение я не стал возражать, проехав через дюжину «цветущих садов мирового размаха» за эту поездку через Америку. Но, также не отрицаю то, что с этого обзорного пункта долина Мохок, сказочно красива. Я думаю, в данном месте как раз и произошёл случай, когда поэту пришло вдохновение сочинить красивую песню, которая одинаково звучала среди спокойных домов в долине, а также и у траппера, и охотника в палатке в далёком Йеллоустоун. «Прекрасна та долина, где плавно бежит Мохок по своёму ясному лучистому руслу к морю». Долина – одна из естественных магистралей торговли. В Литтл Фоллс, она сжимается до теснины между холмов так, что практически любой может перебросить камень через шесть путей железной дороги, канал Эри и реку Мохок.
Потратив один час на разглядывание привлекательного здания Капитолия в Олбани, я пересёк реку Гудзон и продолжил катить на восток промеж двух путей железной дороги Бостона и Олбани, находя такое катание очень даже приятным. С насыпи я с жадностью, пытливо всматривался в долину Гудзона, что уходит к югу как заветная мечта, и пенял на невозможность следования двумя путями сразу.
