Даже похожий на дьявола Бэнкэй был так благодарен за благодеяние, что безудержно зарыдал.

И вот Дзёкай сказал: «Даже когда Ёсицунэ пребывал в одиночестве, мне было неспокойно. Теперь же он вместе с этим страшным Бэнкэем поставил под сомнение мою власть. Эти люди достигли вершин военного искусства, они умеют спрятаться в траве, напускают туман, растворяются в дымке, с ними не справиться. Так и Фань Куай^[291] и Чжан Лян^[292], пока своей судьбы не исчерпали, ничего с ними было не сделать. В то время когда наш дом находился в расцвете, даже если бы дети убитого Ёситомо что-то затеяли, это было бы словно комариный укус. Но теперь — совсем другое дело. Тот, кто убьёт этих двоих и покажет их мне, может просить поместья и земли».

Прослышав о таком обещании, многие, желая получить владения, ночами кружили по столице, надеясь встретить молодого набелённого юношу с высоким монахом и убить их.

Ондзоси узнал об этом: «Ужасно, если из-за меня погибнут невинные люди, которых станут оплакивать. К тому же дом Тайра сейчас в самом расцвете. Отправимся пока в Осю. Когда станет известно, что нас нет в столице, зверства утихнут. Что скажешь, Бэнкэй?»

— Согласен! Раз так, пущу-ка я слух, что вас уже нет в столице.

Он отправился в хижину знакомого монаха. Как и договаривались, Бэнкэй забрал у него меч и доспехи. Бэнкэй надел свою любимую рубаху-хитатарэ тёмно-синего цвета, обильно украшенную декоративными тесёмками, надел чёрный доспех, красного цвета рясу, оранжевое оплечье, маленькую шапочку-токин натянул до бровей, натянул тёмно-синие гетры и плетёные туфли, заткнул за пояс меч в три сяку и шесть сунов, повесил длинный меч, больше четырёх сяку, кинжал в девять сунов пять бунов заткнул за пояс с правой стороны, на восьмигранную палку, «алмазный посох» из апельсинового дерева, с которого сжигают кору, а потом обстругивают, он прикрепил клинок, ручку с многочисленными металлическими накладками обмотал струной для кото, и держал её в правой руке, и так он кружил по столице, громогласно провозглашая: «Ондзоси и Бэнкэй отправляются по делам в Осю. Здесь что, нет людей Тайра? Лучше убейте меня, чем невинных людей. Награду получите!»

Кружа по городу, он повторял и повторял эти слова.

— Этот Бэнкэй только и ищет, с кем бы ему сразиться. Хотелось бы получить землю и поместье, да только жизнь дороже. Ну и страшный же он! — все попрятались кто где, так никто против Бэнкэя и не вышел.

Могучий Бэнкэй вместе с Ондзоси отправился в Осю. Узнав об этом, Хидэхира очень обрадовался. Они собрали войско, Бэнкэй встал впереди, к ним присоединились Таданобу и Цугинобу^[293]. Во главе десяти тысяч воинов они вскоре пришли в столицу. За три года Тайра были побеждены, и наступил век Минамото. Куро Ёсицунэ говорил, что Бэнкэй — его военная хитрость. Удивительные события.

МАЛЕНЬКИЙ МУЖЧИНА

Маленький мужчина ^[294]

Давным-давно в уезде Куромото провинции Ямасиро^[295] жил мужчина ростом в один сяку, в плечах же он был восемь сунов. Как-то раз этот мужчина подумал так: «Что толку оставаться в этакой глуши! Отправлюсь в столицу. Ведь я разбираюсь в прекрасном, вот и наймусь к кому-нибудь на службу, а там, может, мне пожалуют провинцию или уезд, и стану я жить на свете, процветая…» Подумал, да тут же и отправился в столицу, один.

Оказавшись в столице, он остановился на перекрёстке. Туда или сюда? Если громко спросить: «Скажите…» — то люди засмеются: «Что там ещё за тварь такая, голос росту совсем не идёт!» Будет стыдно. Ну а если говорить тихо, то подумают, что он ребёнок. Некоторое время он колебался, решая, как ему быть. И решил, что нужно твёрдо заявить, что он мужчина. И вот он произнёс как можно громче: «Скажите…»

Из дома вышла женщина и посмотрела вокруг.

— Кто здесь? Где вы?

Она никого не увидела, и только какое-то маленькое существо шевелилось в высокой траве рядом. «Это ещё кто?!» — подумала женщина и пригляделась повнимательнее. Там был человечек.

— Ах, какой милый! Вот он, оказывается, какой, маленький мужчина! — воскликнула она.

Собралась толпа молодых горожан, они галдели, смеялись, шептались: вот ведь какой маленький…

Мужчина же с горечью думал, что причина его маленького роста в грехах прежних жизней, какая досада — появиться на свет в этом мире таким крошечным! С тоской думая об этом, он сочинил стихотворение.

За какие грехи

Прежних жизней

Плачу я тем,

Что появился на свет

Ростом в один сяку.

Сложив так, страдающий и смиренный, он стоял на месте.

— Ну и малыш!

— Да, и вправду, странный какой!

— Впервые такого вижу. Гадость.

— И мне впервые такое странное существо доводится видеть. Удивительно.

— Ну и ну!

— Эй, идите сюда! Поглядите-ка на малыша!

Мужчина ничего не добился и отправился дальше.

— Можно ли здесь переночевать?

Вышла хозяйка:

— Что угодно? — спросила она, но никого не увидела.

Заподозрив, что здесь что-то не так, она поглядела по сторонам и наконец заметила, что кто-то прячется в редкой траве.

— Вот чудо-то! Ты человек? — спросила она.

— Точно так.

— Откуда ты?

— Я из уезда Куромото, что в этой провинции, зовусь Внештатным управителем. Я думал, что в столице всем хорошо, вот и пришёл сюда, ищу какую-нибудь службу, — ответил он.

Выслушав его, хозяйка сказала: «Если так, оставайся. Ты мог бы сделаться городским шутом. Но если ты хочешь настоящей службы, я готова поручить тебе раз в день собирать для меня сосновые иглы на горе Киёмидзу^[296]».

Малыш сказал:

— Слушаюсь.

А про себя подумал: «Я такой жалкий, вот она и поручила мне такое никчёмное дело — сосновые иглы собирать. Как горько! За службу при дворе мне могли бы пожаловать какую-нибудь провинцию или уезд, и тогда весь мой род стал бы процветать».

Но хоть считал мужчина своё занятие никчёмным, но ничего поделать не мог. Он выполнял всё, как было договорено, каждый день молясь в храме Киёмидзу. Шум водопада навевал грустные мысли, горный ветер щемил сердце. Собирая сосновые иглы, он всё думал, какой же он жалкий, и его рукава увлажнялись слезами. Маленький мужчина скучал по родным местам, тосковал.

— Ой, какой маленький!

— Да, вот он — мир страданий. Спаси нас, великий будда Амида!

— Такого увидишь — точно пожалеешь.

— Глядите-глядите, маленький какой!

— И вправду страшный.

— Неужто это человек?!

Однажды, утомившись, он задремал, а, подняв голову, взглянул в сторону моста Тодороги, ведущего к храму Киёмидзу. Было восемнадцатое число, в храме — праздник, так что возвращавшихся из храма людей — и знатных, и простых — не сосчитать. Была среди них и одна высокородная дама. Остановив взгляд на её неземной красоте, малыш подумал, как она прекрасна — сердце не вместит, словами не скажешь. С ней не сравнятся ни древние красавицы Ян Гуйфэй или Сотоори-химэ, ни даже Небесные феи. Её парадное платье — голубое на алой подкладке — было надето поверх двенадцатислойного одеяния. Сказать, что она несравненно хороша — слишком мало. Свита окружала её. Бросив на неё лишь один взгляд, малыш потерял покой. Он теперь напоминал цветок вьюнка Асагао — Утреннего лика, который закрывает свои лепестки, не дождавшись полудня; он стал подобен свече на ветру. Его сердце могло растаять легче, чем исчезает утренняя роса, он не знал — сон это или явь. Не в силах сдержаться, малыш сочинил так.