С выбором мест возник небольшой спор. Анна Петровна настаивала на первом классе, Митя, сопоставив цены, предпочёл бы третий. В итоге сошлись на втором. Самарину проездных, оплаченных полицией, не хватило – пришлось добавить из собственных средств.

Разместились в жёлтом вагоне, на мягких диванах. В холодное время года пригородные, они же дачные поезда, ходят полупустыми. И в этот раз желающих поехать в Северное Подмосковье оказалось мало. Носильщик поставил большую Сонину сумку рядом на сиденье, пожелав счастливого пути. Здание Ярославского вокзала за мутноватым стеклом дёрнулось и медленно поплыло назад.

Ехать предстояло недолго – около двух часов. День в Абрамцеве, и к ночи можно вернуться домой. «И зачем девушки всегда берут столько вещей, даже в короткую поездку?» – удивился про себя Митя.

– Гостинцев собрали для тёти Саши, – объяснила Соня, словно прочитав его мысли. – А ещё Варя успела положить кое-что для нас. – И девушка достала из сумки аппетитно пахнущий свёрток. – Мм… Ещё горячие! Есть с картошкой и с яблоками. Будете?

– Спасибо, не откажусь.

Пирожок был восхитителен – идеальное соотношение теста и начинки.

– Про расследование расскажете?

– После такого «подкупа» придётся, – рассмеялся Дмитрий. – С вашими подсказками нам удалось наконец объединить три дела в одно, это очень упростило работу. Но с поисками преступника пока далеко не продвинулись. Зато мы теперь понимаем, что наш убийца – человек не бедный и с художественным вкусом.

– Эстет, значит?

– В полиции ему дали кодовое имя «Визионер». Но это между нами, хорошо?

Дмитрий поделился ещё несколькими подробностями расследования. Некоторое время ехали молча. Мимо прополз очередной полустанок с памятной стелой в честь какого-то сражения.

– А вы были на войне? – внезапно спросила Соня.

– Был, – нахмурился Самарин. – Но я бы предпочёл не говорить об этом.

– Вас там ранили? – сочувственно поинтересовалась девушка. – Ваш шрам… Он оттуда, да?

– Шрам? – Митя коснулся левой брови. – Нет, что вы. Я ещё в детстве его приобрёл. Смешная история.

Это сейчас, по прошествии лет, история представлялась весёлой. В момент, когда шило в руке алтарника Стёпки чуть не проткнуло левый глаз, двенадцатилетнему Мите было совсем не смешно.

«А-а-а! Диавол! Диавольский глаз твой выколю! Бес в тебе сидит! Убью беса!» – орал Стёпка, размахивая шилом. По правде говоря, из них двоих бесноватым Митя считал самого алтарника, своего одноклассника. Дёрганый он какой-то, припадочный, вечно дразнит и подначивает.

«Не держи на него зла, Митрий, – приговаривал отец, перевязывая рассечённую бровь. – Прости ему грех. Не со злобы он, а лишь от глупости. “Зри не оком, но сердцем и разумом”. Так святой Тирус говорил. А твой глаз зелёный оттого, что матушка тебе по смерти частичку себя отдала, храни Диос её душу».

Матушку сыщик никогда не видел – она умерла, рожая Митю. А через год после той истории с глазом ушёл и священник-отец – заразился чёрной оспой, когда помогал заболевшим прихожанам.

Стёпка после этого взялся за старое с удвоенной силой. Уже без шила, правда, но кулаками и при поддержке пары приятелей. И что с того? У Мити тоже кулаки имеются, и пользоваться ими он быстро научился. Отец любил повторять слова: «На зло отвечай добром, на удар по щеке подставь другую». Прости, папа. Если ударили по щеке – надо бить в ответ. Пусть не самая добросердечная заповедь, но действенная.

Митя и сам не заметил, что, рассказав про шрам, давно уже переключился на воспоминания из детства. Соня слушала очень внимательно, подперев щёку ладошкой. Пирожки давно были съедены.

– Мне так жаль ваших родителей. Ваш отец, наверное, был очень хороший человек.

– Замечательный, мне его не хватает до сих пор. Хотя, знаете, мне повезло в жизни встретить хороших людей. Наш глава церкви, отец Фёдор, например. После папиной смерти он позволил мне жить в церковном доме, ходить в школу, кормил, одевал. Он и посоветовал потом учиться дальше и пойти на госслужбу. Нашёл протекцию в полиции, когда понял, что представителя церкви из меня не выйдет.

– А почему он так решил?

– Это было очевидно. Я всё детство провёл при храме и за это время не разуверился, но сильно разочаровался в церкви. Истинно верующих, благочестивых служителей там не так много, как должно было быть. При этом хватает стяжателей, лицемеров, тщеславных людей. После истории со шрамом пошли слухи про «дьявольский глаз», на меня косо смотрели. Внешность для священника у меня оказалась не самая подходящая. Я понял, что не смогу быть в этой среде. И отец Фёдор, как мне показалось, при всей своей доброте был рад от меня избавиться. Даже деньгами ссудил – мол, батюшка мой средства на учёбу оставил. Я, дурак, только через много лет понял, что не оставлял он никаких денег.

– А мне нравится, что у вас глаза разные. Правда-правда! Это так необычно. И ничего дьявольского в этом нет. Мне кажется, вам всё равно повезло. Такая захватывающая судьба. Не без горести, конечно, но всё равно увлекательная жизнь. Не то что моя…

– Подъезжаем к Абрамцево! Стоянка поезда одна минута! – зычным голосом оповестил о прибытии проводник.

Небольшая, в деревенском стиле, с розовой крышей, усадьба Абрамцево и вправду почти утонула в снегах по самые окна первого этажа.

– Сонечка! Как я рада! Не ждала до лета увидеть, а тут такая нечаянная оказия! – Женщина лет сорока крепко обняла и расцеловала Соню и лишь потом обратила внимание на её спутника. Дмитрий представился.

– Тётя Саша, вы не подумайте, он хороший, хоть и из полиции, – затараторила Соня. – Я ему помогаю с очень важным делом, и ему правда очень-очень надо с вами поговорить. Мы ловим преступника, это ужасный человек. А Дмитрий Александрович его обязательно поймает, если вы ему расскажете.

– Соня, Соня… Угомонись, душа моя. Если так нужно – всё расскажу. Но сначала обед. Надеюсь, вы голодные?

Когда наконец унесли пустые тарелки, Митя, не спускавший глаз с картины в течение последнего часа, попросил разрешения рассмотреть её поближе.

Полотно разительно контрастировало с окружающей обстановкой, но при этом, как ни странно, не казалось чем-то инородным. Интерьеры усадьбы напоминали чёрно-белую фотокарточку – мебель в чехлах, тусклые цвета, приглушённые оттенки. При этом дом не смотрелся заброшенным – казалось, он просто спал до наступления лета.

И оно уже просачивалось сюда с этой большой картины на стене. Там был жаркий август, солнце грело дом через большие окна, играло бликами на мебели. И пахло луговыми травами и персиками. И девочка, присевшая за стол, лукаво улыбалась и готова была в любой момент вскочить и побежать дальше по своим девчачьим делам.

– Очень красиво, – произнёс Дмитрий.

– Веруша… – Лицо женщины на миг просветлело. Она сама удивительно подходила этому дому – с поблёкшими глазами и строгой причёской, в чёрном платье, украшенном лишь серебряным кулоном на цепочке. – Честно говоря, не знаю, Дмитрий Александрович, чем могу вам помочь. Картина написана более тридцати лет назад и с тех пор тут и находится. Она и до смерти отца редко выезжала на выставки, а после и подавно.

– Что тогда произошло? Я немного навёл справки. Ваш отец, оказывается, был богатым предпринимателем, известным меценатом.

– Он был великим человеком. Увлечённым, смелым, прогрессивным. И авантюристом немного. Это его и подвело. Отца обвинили в злоупотреблениях и бросили в тюрьму. У него было много проектов, зачастую он спонсировал одно строительство за счёт прибыли от других предприятий. Что здесь преступного? Обвинители посчитали иначе. Прошёл суд. У нас был хороший адвокат, он сумел доказать, что отец невиновен. Но это уже не помогло.