– Понаблюдайте за ответами Маргарет. "Железо" последовало за "украсть" так же быстро, как "кошка" последовала за "собакой". "Серебро", о котором женщина в первую очередь думает в связи с кражей со взломом, было первой ассоциацией, возникшей у нее с "вором". Я сразу увидел ее невиновность и продолжил допрос, чтобы избежать более формального допроса остальных. Я проскрежетал стулом по полу, чтобы потревожить ее нервы, и втянул вас в проверку.

– Первые два ваших испытания. Доктор Джослин, показал, что вы не имели никакого отношения к векселям. Дата, когда половина из них подошла к сроку погашения, ничего для вас не значила. "Октябрь" предполагал только чтение и "четырнадцатый" позволил вам просто связать следующий день с совершенно неожиданным для вас числом. Я заменил вас на мистера Брэнауэра. Я объяснил эту замену как получение результатов от людей с низкой психической устойчивостью. Я не упоминал об этом как о еще более верном результате, когда испытуемый полностью контролирует свои способности, даже подозрителен и пытается не выдать себя. Мистер Брэнауэр явно думал, что сможет оградить себя от того, чтобы выдать мне что-либо. Теперь обратите внимание на его ответы.

– Двадцать пятое, день, когда должны были прийти большинство векселей, значил так много, что потребовалось вдвое больше времени, прежде чем он смог прогнать свою первую подозрительную ассоциацию, просто сказав "двадцать шестое". Я уже говорил вам, что подозревал, что его жена, по крайней мере, знала о чем-то неправильном. Ему потребовалось в два раза больше необходимого времени, чтобы произнести "Кора" после упоминания "жена". Он выдал первую ассоциацию, но хроноскоп безжалостно зафиксировал, что ему нужно все обдумать. "Рана" затем вызвала замечательную ассоциацию "нет" в конце четырех и шести десятых секунды. Раны не было, но что-то сделало так, что ему пришлось все обдумать, чтобы понять, не подозрительно ли это. Когда я впервые увидел нож для писем на столе доктора Лори, я подумал, что если человек пытается представить это как самоубийство, он, по крайней мере, должен был подумать о том, чтобы использовать кинжал перед газом. Теперь обратите внимание на следующий тест, "Харрисон". Любой невинный человек, не переусердствовав, сразу же ответил бы на имя Харрисона первой ассоциацией возникшей в мозге. Мистер Бранауэр, конечно, подумал о нем первым и мог бы ответить за две секунды. Чтобы выбросить это из головы и подумать о президенте Харрисоне так, чтобы вызвать, казалось бы, "невинную" ассоциацию "Кливленд", ему потребовалось более пяти секунд. Затем я попытался найти связь этого Харрисона, предположительно с миссис Брэноуэр. Я пытался сделать это дважды. Второе испытание, "брат", заставило его задуматься еще раз практически на пять секунд, прежде чем он смог решить, что "сестра" – это нейтральное слово. Поскольку первые слова "удар" вызвали "ветер" только через две секунды, а "удар" так же быстро вызвал "схватки", я знал, что он не мог нанести удар доктору Лори и мои последние слова действительно показали, что Лори, вероятно, рухнул перед ним. И с меня хватит.

Доктор Джослин быстрыми шагами расхаживала по комнате.

– Это так просто. Брановер, университет в большом долгу перед вашим отцом. Вскрытие убедительно покажет, что доктор Лори умер от сердечной недостаточности. Остальные факты являются личными для нас самих. Вы можете вернуть эти деньги. О их отсутствии я расскажу только доверенным лицам. В то же время я представлю им ваше заявление об уходе из Правления.

Он повернулся к Транту.

– Но эта секретность, молодой человек, лишит вас известности, которую вы могли бы приобрести благодаря действительно замечательному методу, который вы использовали в этом расследовании.

– Это не имеет значения, – ответил Трант, – если вы дадите мне короткий отпуск в университете. Как я уже упоминал вчера доктору Рейланду, прокурор Чикаго был убит две недели назад. Шестнадцать человек, один из них, несомненно, виновен, задержаны, но преступника среди них опознать невозможно. Я хочу снова попробовать научную психологию. Если мне это удастся, я уйду в отставку и продолжу расследование преступлений – по-новому!

Капитан полиции Кроули, рыжеволосый, бдительный и храбрый, явился в полицейский участок Норт-Сайда на час позже обычного и в очень плохом настроении. Он вызывающе посмотрел на ряд патрульных, репортеров и назойливых людей, без единого слова оттолкнул локтем своего дежурного сержанта и ворвался в свой личный кабинет. Обычная стопка утренних газет, обрушивающихся на него язвительными колонками на первой полосе, покрывала его стол. Он просмотрел их, крякнув, затем смахнул их на пол и позволил себе тяжело опуститься на стул.

– Он должен быть виноватым! – огромный кулак отчаянно ударил по столешнице. – Это должен быть он! – решительно повторил хриплый голос.

Он договорил последнее слово, когда дверь распахнулась, только для того, чтобы произнести его более решительно, когда капитан узнал дежурного сержанта.

– Канлан? – рискнул предположить дежурный сержант. – Ребята сказали мне, что он снова у вас в участке на Харрисон-стрит.

– Да, он у нас.

– Вы еще ничего из него не вытянули?

– Нет, ничего… пока!

– Но вы думаете, что это он?

– Кто сказал что-нибудь о размышлении? – Кроули взглянул и увидел, что дверь закрыта. – Я сказал, что это должен быть он! И это должно быть, так или иначе, верно!

За месяц до этого Рэндольф Бронсон, городской прокурор, из-за чьего безнаказанного убийства Кроули попал под огонь критики, осмелился попытаться поймать и отправить в тюрьму шестнадцать человек, которые составляли самую печально известную и опасную игорную шайку в городе. Стало ясно, что некоторые из шестнадцати не остановятся ни перед чем, чтобы убрать прокурора с дороги. Поэтому начальник полиции поручил Кроули особо следить за безопасностью Бронсона в участке Норт-Сайд, где работал молодой прокурор. Но Кроули потерпел неудачу, потому что в течение двенадцати дней после предупреждения, однажды рано утром, Бронсон был найден мертвым в квартале от своего пансиона убитым. Кроули не смог найти ключ ни к одному из шестнадцати. Он смело и с уверенностью арестовал их всех сразу, но после жесточайшей "третьей степени" был вынужден их отпустить. Теперь, в отчаянии, он снова арестовал Канлана.

– Конечно, – сказал дежурный сержант, – Канлан или кто-то еще скорее всего причастен к этому, независимо от того, сам он это сделал или нет. Но если вы еще не получили информацию о Канлане, может быть, вы захотите поговорить с парнем, который ждет в приемной.

– Кто он? Что он знает?

– Его зовут Трант, он говорит, что окончил университет. И он говорит, что может вычислить нашего человека.

– Кто он – студент?

– Он говорит, что какой-то перфессор.

– Профессор! – Кроули встал вполоборота.

– Не такого рода, Эд. – дежурный сержант согнул одну руку и похлопал себя по бицепсу. – У него этого предостаточно, и у него тоже есть волосы, – сержант взглянул на рыжую голову Кроули, – такие же рыжие, как и у тебя, кэп.

– Пригласи его сюда.

Кроули быстро взглянул на Транта, когда тот вошел. Он увидел молодого человека с волосами, действительно такими же густыми и рыжими, как у него и с фигурой, для его более среднего роста, такой же мускулистой, как у любого полицейского. Он увидел, что серо-голубые глаза молодого человека не совсем совпадали – правый был заметно более голубым, чем другой, а под ним был маленький розовый шрам, который заметно краснел при малейшем румянце на лице.