Наступало утро. В коридорах раздавались шаги студентов, проходящих в лекционные залы.

– Кто заполнил этот вексель? – Трант взял бумагу и внезапно задал этот вопрос.

– Харрисон. Таков был порядок. Подпись принадлежит Лори, и вексель обычный. О, не может быть никаких сомнений, Рейланд!

– Нет, нет! – возразил старик. – Джеймс Лори не был вором!

– А как еще это могло случиться? Наконечники, снятые из горелок, замочная скважина, заткнутая бумагой, ставни, которые никогда не закрывались в течение десяти лет, заперты изнутри, дверь заперта! Сожженные векселя, единственный из которых осталась подписанной его собственной рукой! Вы забыли, что завтра вечером состоится заседание попечителей, и тогда ему пришлось бы предварительно привести в порядок свои книги? Мы должны смотреть правде в глаза, Рейланд: самоубийство – на его счету не хватает ста тысяч долларов!

– Лютер! – Старый профессор повернулся, протягивая руки к своему молодому ассистенту. – Ты тоже в это веришь? Это не так! О, мой мальчик, как раз перед этим ужасным событием ты рассказывал мне о новом методе, который можно использовать для оправдания невиновных и доказательства вины. Я подумал, что это бахвальство. Я насмехался над твоими идеями. Но если твои слова были правдой, теперь докажи их. Сними этот позор с этого невинного человека.

Молодой человек подскочил к своему другу, когда тот пошатнулся.

– Доктор Рейланд, я оправдаю его! – страстно пообещал он. – Я докажу, клянусь, что доктор Лори не только не был вором, но… он даже не был самоубийцей!

– Что это за безумие, Трант, – нетерпеливо спросил президент, – когда факты так очевидны перед нами?

– Так просто, доктор Джослин? Да, – ответил молодой человек, – действительно, очевиден тот факт, что до того, как бумаги были сожжены, до того, как был включен газ или наконечники были извлечены из прибора, до того, как дверь захлопнулась и пружинный замок запер ее снаружи, доктор Лори был мертв и лежал на этой кушетке!

– Что? Что… что, Трант? – воскликнули Рейланд и президент вместе. Но молодой человек смотрел только на президента.

– Вы сами, сэр, прежде чем мы рассказали вам, как мы его нашли, видели, что доктор Лори не упал сам, а был уложен на кушетку. Он не такой уж и легкий, кто-то чуть не уронил его на кушетку, так как ее угол процарапал штукатурку на стене. Единственная не сгоревшая записка лежала под его телом, откуда она вряд ли могла бы исчезнуть, если бы бумаги были сожжены вначале, где она могла бы и была несомненно, но ее не заметили, если тело уже лежало там. Газ не будет травиться во время горения, поэтому наконечники, вероятно, были сняты позже. Вас, должно быть, поразило, насколько все это театрально, что кто-то продумал обстановку, что кто-то обустроил эту комнату и, оставив Лоури мертвым, ушел, закрыв пружинный замок.

– Лютер! – Доктор Рейланд встал, вытянув руки перед собой. – Вы обвиняетесь в убийстве!

– Подождите! – Доктор Джослин стоял у окна, и его глаза заметили быстро приближающийся лимузин, который, сверкая на солнце зеркальными стеклами, въезжал на подъездную дорожку. Когда он замедлил ход перед входом, президент повернулся к присутствующим в зале.

– Мы двое, – сказал он, – были ближайшими друзьями Лори – кроме нас, у него был еще только один друг. Когда вы позвонили мне сегодня утром, я позвонил Брэнауэру, просто попросив его немедленно встретиться со мной в офисе казначея. Он сейчас придет. Спустись вниз и подготовь его, Трант. С ним его жена. Она не должна подниматься.

Трант поспешил вниз без комментариев. Через окно машины он мог видеть профиль женщины, а за ним широкое, властное лицо мужчины с бородой песочного цвета, разделенной на пробор и причесанной на иностранный манер. Брэнауэр был президентом Попечительского совета университета, на этом посту он сменил своего отца. По меньшей мере полдюжины окружающих зданий были возведены старшим Брэнауэром, и практически все его состояние было завещано университету.

– Ну, Трант, в чем дело? – спросил попечитель. Он открыл дверцу лимузина и готовился спуститься.

– Мистер Брэнауэр, – ответил Трант, – доктор Лори был найден сегодня утром мертвым в своем кабинете.

– Мертвым? Этим утром? – мутная серость проступила под румянцем на щеках Брэнауэра. – Я собирался навестить его, еще до того, как получил известие от Джослин. В чем была причина смерти?

– Комната была наполнена газом.

– Удушье!

– Несчастный случай? – спросила женщина, наклоняясь вперед. Даже когда она побледнела от ужаса, вызванного этой новостью, Трант поймал себя на том, что удивляется ее красоте. Каждая черта ее лица была такой совершенной, такой безупречной, а манеры такими милыми и полными очарования, что при первом близком взгляде на нее Трант обнаружил, что понимает и одобряет брак Брэнауэра. Она была неизвестной американской девушкой, которую Брэнауэр встретил в Париже и привез обратно, чтобы она правила обществом в этом гордом университетском пригороде, где друзьям и коллегам его отца пришлось принять ее и… критиковать.

– Доктор Лори задохнулся, – повторила она, – случайно, мистер Трант?

– Мы… надеемся на это, миссис Брэнауэр.

– Нет никаких улик, указывающих на преступника?

– Ну, если это был несчастный случай, миссис Брэнауэр, то преступника не может быть.

– Кора! – воскликнул Брэнауэр.

– Как глупо с моей стороны! – Она мило покраснела. – Но прелестная дочь доктора Лори, какой шок для нее!

Брэнауэр тронул Транта за руку. После первого личного потрясения он сразу же вновь стал попечителем – попечителем университета, казначей которого лежал мертвым в своем кабинете как раз в тот момент, когда его счета должны были быть представлены Совету директоров. Он поспешно отпустил жену.

– А теперь, Трант, давай поднимемся наверх.

Президент Джослин машинально встретил пожатие Брэнауэра и почти кратко ознакомил президента попечительского совета с фактами в том виде, в каком он их обнаружил.

– Не хватает ста тысяч долларов, Джослин? Это самоубийство? – президент попечительского совета был возмущен этим обвинением.

– Я не вижу другого решения, – ответил президент, – хотя мистер Трант…

– И я мог бы оправдать его!

Лицо попечителя побелело, когда он посмотрел вниз на мужчину на кушетке.

– О, Лори, почему я откладывал встречу с тобой до последнего момента?

Он повернулся, роясь в кармане в поисках письма.

– Он прислал в эту субботу, – жалобно признался он. – Я должен был сразу же прийти к нему, но я никак не мог заподозрить такого.

Джослин прочитала письмо с выражением растущей убежденности на лице. Оно было написано четкой рукой мертвого казначея.

– Это объясняет все, – решительно сказал он и перечитал письмо вслух:

"Дорогой Брэнауэр! Я молю вас, поскольку у вас есть жалость к человеку, за плечами которого шестьдесят лет честной жизни, столкнувшемуся с бесчестьем и позором, прийти ко мне как можно скорее. Прошу вас, не откладывайте это позже понедельника, умоляю вас.

Джеймс Айджори."

Доктор Рейланд закрыл лицо руками, а Джослин повернулся к Транту. На лице молодого человека было выражение глубокого недоумения.

– Когда вы это прочли, мистер Брэнауэр? – наконец спросил Трант.

– Он написал это в субботу утром. Его доставили ко мне домой в субботу днем. Но я уехал на машине со своей женой. Я не получил его, пока не вернулся поздно вечером в воскресенье.

– Тогда вы не могли прийти намного раньше.

– Нет! И все же я мог бы что-нибудь предпринять, если бы подозревал, что за этим письмом скрывается не просто позор, но самоубийство.

– Позор, возможно, но не самоубийство, мистер Брэнауэр! – резко прервал его Трант.

– Что?

– Взгляните на его лицо. Оно белое и с четким профилем. Если бы он задохнулся, то посинел бы и распух. Прежде чем включили газ, он был мертв, убит…

– Убит? Кем?

– Человеком, который был в этой комнате прошлой ночью! Человеком, который сжег эти бумаги, заткнул замочную скважину, включил газ, устроил остальные эти театральные представления и ушел, оставив доктора Лори вором и самоубийцей, чтобы… защитить себя! Двое мужчин имели доступ к университетским фондам, вели эти записи! Один лежит перед нами и человек, который был в этой комнате прошлой ночью, я бы сказал, был другим, – он взглянул на часы, – человеком, который в девять часов еще не появился в своем офисе!