Потом мы бегали в лес, хоть тётка нас за это, конечно же, ругала, но вот только орла нашего мы больше не видели.Не проходило и дня, чтобы мы чего-нибудь не напроказничали. Между Оля́ и Образцово был лес. Все его называли «Оли́нский лес». В прежние годы там водились зайцы, орлы, тушканчики и прочая мелкая живность. Нам нравилось туда убегать – деревья казались выше и толще, чем росли в селе, и их было много. Настоящий лес в наших степях! Мы взбирались на деревья, ловили из норок тушканчиков (нальешь в норку воды и смотришь – из какой другой норки он выскочит), подбирали всякую всячину, залазили в гнезда и таскали яйца. Зачем? Мы многое делали, сами не зная зачем. Таким образом познавали мир, свершали поступки за которые потом несли наказания. Однажды во время очередной прогулки в лесу, мы увидели птенца. Он сидел на земле, открывал клюв и издавал неведомые нам звуки. Птенец был удивительно крупный и неказистый. Мы не вернули его в гнездо, а решили забрать с собой. Местом складирования наших всех находок и трофеев был двор брата, все и всегда тащили к нему. Рядом с их домом был двор его вторых бабушки и дедушки (по отцу) и сами дома располагались таким образом, что между ними был маленький проулочек. Этот проулочек брат закрыл со всех сторон и получился его личный сарайчик. Вот там мы, в основном, и прятали честно добытое. Туда же решили и птенца поместить. Мы давали ему зёрна, хлеб, каши и супы, даже червяков для него копали – ничего не ест. Дали свежую рыбу – съел, дали кусок сырого мяса – съел! Наконец, мы все же нашли чем его кормить. Его родители держали еще коров, помимо прочей живности, и в холодильнике всегда было сырое мясо. Мы потихоньку таскали ему то мясо, то бегали удить рыбу. Домочадцы, конечно, слышали, что в сарайчике кто-то все время копошится, да и мы постоянно туда ныряли. – Кто у вас там? – спрашивали по очереди они. – Птичка, – так же по очереди отвечали мы. Время шло, птичка росла, и ей требовалось все больше еды. И тут тётка стала замечать, что из холодильника пропадает мясо. До этого мы отрезали маленькие кусочки, но потом пришлось отрезать уже куски большие. Это и стало началом нашего птицеводческого конца. А птенец уже вырос, стал большой и красивый! Это был орел. Мы не говорили, что подобрали орленка, нам бы навтыкали и заставили отнести назад, поэтому мы всем отвечали просто: – Птичка. В итоге тётя Галя сопоставила появление птенца, пропажу мяса и наше рьяное рыболовство. – А ну-ка покажите, что у вас там за птичка, – она закинула на плечо столовое полотенце, которым только что вытирала руки, и уперла руки в бока. Мы поняли – это фиаско, тяжело вздохнули и пошли к сарайчику. Тётка сзади, как конвоир. Сережка отворил дверь, зашел внутрь и вынес оттуда птичку. – Боже ты мой! – всплеснула она руками. – Да это же орел! Ладно, голуби, на худой конец, ворона или воробей, но орел!? Тут ее изумление сменилось на какое-то другое выражение, она сузила глаза и елейным голосом спросила: – Где взяли? Ой, надают сейчас, ведь точно надают! Мало того, что орла припёрли, мало того, что мясо воровали, так еще и в лес бегали, а от села до леса километров пять – семь, наверно, будет! Мы стоим, сопим и косимся друг на друга. – Где птицу взяли, а? – продолжала неубедительно ласково тётка. – Ну! – тональность в голосе сменилась. – В лесу, – буркнули мы хором. – В каком лесу? – В Оли́нском, – мы предусмотрительно сделали шаг назад, подальше от полотенца на ее плече, потому что знали, как умело она могла с ним обращаться и не по назначению – хлестнет в секунду, если не успеешь заранее ретироваться. Она тяжело вздохнула и вдруг спокойно сказала: – Отпустите птицу. Странно, даже полотенцем не шлепнула. Может, вспомнила, какую пользу мы принесли в прошлый раз, когда утку домой притащили? Мы стояли и закрывали собой орла. Не хотелось нам с ним расставаться, он прожил у нас где-то месяц и мы привязались к нему. – Отпустите, он не утка и не курица, ему лес нужен, – настаивала она. Мы вздохнули, еще раз погладили его, брат снял с его ноги веревку и отпустил его. Орел взлетел высоко в небо, сделал пару кругов над двором и улетел в сторону леса, словно знал, что он оттуда. А мы стояли, задрав головы, и смотрели, как он улетает. Стало грустно, очень грустно и тётя Галя не стала нас дальше ругать. Видя нашу детскую неподдельную печаль, сделала для нас «петушки», карамель на палочке, помните такую?. Карамели мы наелись досыта и грусть – тоска наша к концу дня улеглась.

Оли́нский лес манил нас к себе постоянно.

Однажды, мне было лет шесть, я разобиделась на маму и решила уйти из дома к отцу, в Оля́.

Решила идти через этот самый лес, но за лесом был ерик, о котором мы о нем не знали, потому как далеко в глубь леса никогда не ходили – побаивались все таки.

Дул прохладный ветерок. На мне была майка, как обычно, шорты и душегрейка (это такая короткая жакетка из фланели без рукавов, её надевают зимой поверх бюстгальтера, а сверху платье, чтоб теплее было и грудь не застудить), обмотанная вокруг меня раз в пять, а из-за того, что рукавов у нее не было, я внутри этой жакетки обняла себя за плечи, съёжилась и настырно шагала вперед.

Раздумывая о том, как жизнь ко мне сурова и не справедлива в мои целые аж шесть лет, я перешагнула через яркую узкую пеструю ленточку, лежавшую ровно поперек дороги, и прошла еще несколько шагов.

«Что это за ленточка такая красивая на дороге посреди степи?» вдруг мелькнула у меня мысль в голове.

Я вернулась. Но ленточки уже не было. Повертела головой в разные стороны. Её нигде не было видно, ни в небе, если ее поднял ветер, ни на земле.

«Странно» подумала, постояла еще минуту, и все же решила вернуться домой. От греха подальше. А то мало ли что за яркие ленточки тут валяются.

***

Досталось нам на орехи от тётки. Как обычно.В другой раз, мы поперлись в лес на велосипеде с братом и с моим соседом, а оттуда притащили тележку, на которой лодки возят. Волга между нашими селами делает изгиб в виде буквы Z (верхняя черточка – Оля́, верхний уголок – лес, нижняя черточка – Образцово. От нижней черточки до верхней километров пять – семь будет). Мужики приехали на машине на берег реки и привезли с собой тележку, на которой была шлюпка с мотором. Одни дядьки сели в шлюпку и уплыли, а другие уехали на машине, а тележку, они же не знали, что скоро сюда придем мы, оставили на берегу. Конечно, мы не могли пройти мимо такого трофейного экспоната! Брат с соседом по очереди крутили педали велосипеда, один едет, другой бежит рядом, за который мы и прицепили находку, а я должна была толкать ее сзади, но пока они не видели, я запрыгивала на нее и болтала ногами. У соседа в заднем кармане трико лежали каржиные (вороньи) яйца. Но он про них совсем забыл. Его мамка напомнила потом дома этими перепачканными штанами про яйца. И прямо по хребту напомнила. В это время вездесущий дед брата, увидал нас с бугра и поспешил домой. – Галина, там наши охломоны со стороны оли́нского леса идут, и, кажись, какую-то тележку прут! – отчитался он снохе. Мы доперли тележку до села, поднялись на крутой бугор, спустились с бугра, дотащили ее до калитки, а у калитки нас уже ждал его отец, сидя в заведённом ГАЗоне. Он нас не ругал, молча привязал тележку к машине и повез обратно.

А Танька долго нас стороной обходила.У нас дома жила кошка – Танька, трехцветная умница – мышеловка и спокойная мать троих котят. Им был уже месяц, они носились по всему дому, путались под ногами, лазили по кроватям. Мы с братом Сережкой играли у нас дома с котятами, а потом они, замученные нашими играми и заботой, спали в своей коробке. За окном падал снег. В печке потрескивали дрова. Мама готовила ужин, дед сидел на кухне и слушал радио. Дома было тепло и вкусно пахло из кухни. А мы валялись на полу, на ковре, лениво болтали и думали: чем бы еще до ужина заняться? Решили поиграть в «альчики». Вы знаете, что это за игра? Тому, кто не знает, объясню. Осенью забивали откормленных свиней и заготавливали на зиму мясо. Замораживали кусками, делали колбасы, крутили фарши, готовили зельцы, варили тушенку и много, много чего еще. Но обязательно первые дни, после забоя, наслаждались жареными кусками свежего мяса, с прослойками жира, и с чесноком. В кипящем сале обжаривался картофель с луком, потом это все укладывалось в одну сковороду, накрывалось крышкой и томилось. Вкуснятина! Аромат шел по всему дому! А еще огурчики, помидорчики, капустка соленые. Еще обязательным блюдом шел холодец. И вот, когда мясо разваривалось, мама сливала бульон через марлю в миски и разбирала мясо на кусочки. Среди костей были эти самые «альчики». Это округлые косточки в суставах. Она обмывала их и отдавала мне, и в придачу еще пару мослов. Это игра наподобие игры в кегли. Так же расставляешь костяшки в линию на расстоянии друг от друга, отходишь и кидаешь в них мосол. Кто больше «альчиков» собьет, тот и выиграл. Наигрались в «альчики», Сережка победил, поиграли с красным заводным железным роботом. Опять развалились на полу перед телевизором. – Ма-ам! Ну, скоро ужин? Есть охота! – крикнула я ей из комнаты. -Сейчас, сейчас! – у нее всегда после «сейчас» еще полчаса проходило. – Маринка! – крикнула мама из кухни. – Пусти Таньку. Танька выбегала на улицу, а когда возвращалась, подходила к окну на кухне и мяукала, просилась. Я побежала, открыла ей дверь. Она зашла, потрясла лапами, встрепенулась всем телом, стряхивая снег с шерсти и запрыгнула в коробку к котятам. Те проснулись, замяукали и полезли к мамкинам соскам, смешно расталкивая друг друга. Мы сидели рядом и наблюдали за ними. – Интересно, а какое у нее молоко? – спросила я так, между прочим. – Не знай,– пожал плечами брат. – Не, ну, у коровы знаю, у козы знаю. А у кошки вот – какое? И тут нам в голову обоим пришла одна и та же мысль. Мы посмотрели друг на друга. – Давай попробуем, – предложил Сережка. – Давай, – поддержала я. Котята уже опять спали, довольные и сытые. Я достала Таньку из коробки. Положила ее на пол, повернула на бок. – Давай ты первый, а я подержу лапы, чтобы не оцарапала, – сказала я. Сережка разгладил в стороны шерсть вокруг одного соска и прижался губами. – Тьфу, – отплюнул он шерстинки и опять прижался к соску. Танька бешено вращала глазами и пыталась вырваться, но держала я ее крепко и она от бессилия стучала хвостом об пол. Брат там что-то чмокал, чмокал. – Ну, что? – в нетерпении спросила я. – Да ничего нет, – он пожал плечами. – Дай я теперь, ты не умеешь, держи Таньку! Смотри как надо! Теперь брат держал кошку, а я пристроилась к тому же соску, что и брат. Аккуратно губами почмокала сосок. Ничего. Еще раз. Опять ничего. Если бы Танька могла говорить, она сказала бы нам что о нас думает, но вместо этого она нервно утробно мяукала. – Маринка! – опять донеслось с кухни. – Что Танька орет? Мы отпустили кошку, она опрометью бросилась под кровать и, мне показалось,  лапой покрутила у виска. – Ничего! – крикнула я в ответ. Мы посмотрели с Сережкой друг на друга. На щеках и губах у нас залипли шерстинки. Мы вытирали лица друг друга и тихо хихикали. А потом был вкусный сытный ужин. А потом я долго извинялась перед Танькой.