Когда она доела, не отводя взгляда тихо, так чтоб слышал только он, почти одними губами прошептала:

– Было очень приятно. Я читала ваши письма. Вам не хватает цвета. Лучше бы вы рисовали слова.

– Радуга – твое письмо? Твой ответ?

Девушка утвердительно кивнула.

На следующее утро, он сидел на корточках и неумело, нелепо и криво мелками рисовал для нее домик у моря, а ещё клумбу с цветами. Антон знал, что пройдет дождь и ничего не останется, но сегодня он снова увидит её улыбку и значит, старается он сейчас не зря. Санитары стояли в сторонке, они понимали что ситуация выходит из-под их контроля. Они-то прекрасно знали, что это вполне нормальный юноша, и что здесь он находится совсем по другим причинам, нежели другие. Но сейчас, Антон вел себя как форменный сумасшедший, и они боялись сказать об этом его отцу, который как мог, финансировал их учреждение.

В то утро она стояла у окна и смотрела, как он рисует для нее домик у моря и клумбу с цветами. Ей хотелось плакать и смеяться. Для нее это было чудом.

Солнышко была нормальной девушкой (насколько это возможно среди журналистов). Просто на работе получила задание написать статью о сумасшедшем доме, провести расследование в дорогой клинике. Санитары не знали, что девушка работает под прикрытием. И вот она встретила Антона. Он ей сразу понравился, он не мог не понравится. Чех казался ей нормальным, но рассказать правду о себе она не могла.

Она продолжала играть до конца, изображая из себя бедную несчастную девушку, у которой за плечами горы слез, страданий, и вселенская тоска в глазах. Потом Антон решил с ней познакомиться, она разыграла спектакль. Тогда он начал писать ей письма. Тут до нее дошло, что парнишка всё-таки не зря попал сюда, раз пытается тут завести роман, да и сами письма наводили на эту мысль. Нормальный человек не мог быть так легко открыться другому. Ей было тяжело, она не отвечала на его письма. Солнышко спрашивала санитаров, что с ним, чем он болен, но те уклончиво бормотали что-то невнятное и просили забыть про него.

Антон перестал писать. На душе стало пусто и одиноко. Она поняла, что теперь всё стало неважно, что она не хочет потерять этого чокнутого парнишку. Ирен нашла выход – нарисовала для него радугу. А когда он подсел к ней в тот день в столовой, у нее перехватило дыхание и только через пять минут она смогла говорить и то так тихо, что он еле разобрал её слова. На следующий день парнишка нарисовал ей этот домик и клумбу. Для нее это было чудом. Ведь это правда чудо, когда для тебя рисуют любовь.

С самого утра Ирен стояла у окна и плакала, потому что сегодня она возвращалась в реальную жизнь, где не будет улыбки и насмешливого взгляда больного мальчика с чудесным именем Антон. Она сдаст свою статью, и продолжить жить, как и жила до встречи с ним. Модные вечеринки, туфельки, платьишки, походы в кафе и кино. Как прежде.

Она уехала. Он выписался месяц спустя. Они так и не узнали, что оба принадлежат к одному миру, что могли бы быть вместе, что могли хотя бы попытаться быть вместе. Их жизнь вновь стала такой, какой была до их встречи. Только Солнышко, начала писать более проникновенные статьи, а Антон взялся за ум и восстановился в университете. Они не были одни, встречались и расставались, но не влюблялись. Оба случалась были счастливы, но им обоим чего-то не хватало. Чех пробовал ее искать, Ирен пробивала через знакомых. Жизнь не давала второго шанса, судьба молчала, а ангелы-хранители видимо были заняты чем-то более важным, чем любовь их подопечных.

Наконец-то наступила очередная весна. Они одинокие бродили по улочкам, видели влюбленные лица и отводили глаза. История их любви была такой, что рассказать и поделиться с кем-то было горько и нелепо.

Однажды выгуливая племяшку в городском парке, Ирен учила её рисовать на асфальте. Да сама так увлеклась, что нарисовала Солнце, Небо, Черепашку, Рыжего котенка.

Когда она дорисовывала домик у моря, то замерла услышав знакомый голос:

– В этом сером небе не хватает только радуги, не правда ли, Солнышко?

– Ну как тебе? – Марго ерзала в кресле, волнуясь как оценит подруга.

– Эх, Марго, Марго… – вздохнула Аня, которая всегда умела находить слабые стороны. – Твои герои, как и ты, настоящие кофеманы. Где ты в видела, чтобы больные в психбольнице спокойно распивали чай или кофе? Особенно ночью, пять или сколько там у него было чашек?

– Да ну тебя, это же вымысел, – Марго не хотела ничего менять в своем рассказе. – Тем более клиника очень дорогая, там особые условия.

– Если только дорогая, – ухмыльнулась Анька.

– Тебе не понравилось? – Марго загрустила и готова была порвать листы, на которых ещё не высохли чернила от принтера.

– Понравилось, глупая, – Анька была рада, что у подруги получилось что-то стоящее. Но вот получится ли у неё показать себя на конкурсе с лучшей стороны.

Самое неприятное, что одним из жленов жюри был Андрей. Анька понимала, что возможность получить почётное место у нее появится, только если её работа будет так хороша, что едкие замечание бывшего возлюбленного не повлияют на мнение остальных. Ей хотелось, чтобы ему пришлось признать, что она не просто начинающий художник, а заслуживает похвалы. Но это были всего лишь мечты.

– Чем же ты тогда так недовольна? – поинтересовалась Марго, отложив листы в сторону и обняв колени руками.

– Да так, всегда мечтала увидеть тебя блондинкой, – пошутить оказалось проще, чем сказать, как всё есть на самом деле. – Что теперь собираешься делать? – она была готова говорить о чем угодно, только не о собственных трудностях.

– Думаю разослать работы. Как думаешь, сейчас кто-нибудь ещё проверяет почту? – Марго давно уже выписала электронный адрес каждой газеты и журнала, куда собиралась отправить свои рассказы.

– Сейчас же двадцать первый век, конечно должны. А ты уже решила куда именно? – Анька, конечно, хотелось, чтобы Марго печатали в известном журнале, но в споре они это не оговаривали, и даже газета с небольшим тиражом должна считаться победой.

Сама Марго не могла понять, что ей нравится больше. С одной стороны глянец манил своим блеском, но он не был похож на книгу. В детстве она любила свежие газеты, у них был особый запах. Когда папа приносил их домой, она открывала их примерно на середине и как можно сильнее, вдыхала аромат. Казалось, именно так ты чувствуешь каждую букву, каждое слово. Марго перелистывала их и говорила так серьезно, что в будущем одной из фамилий авторов будет ее собственная. Родители загадочно улыбались, но никогда не пытались убедить ее в обратном. Они считали, что это детские фантазии, что-то вроде мечты стать космонавтом, или президентом. Значит пройдут со временем.

Когда же Марго попыталась поступить на журфак мама была против. Ирина Викторовна считала, что это не то, чем должна заниматься ее единственная дочь, а вот иностранные языки ценятся везде. Когда Марго провалила вступительные, родители были только рады и даже не скрывали этого.

– Ты говорила, что у тебя засохла гуашь. Мне кажется, пора уже прогуляться и купить новую, – предложила Марго.

– У меня с собой нет денег, – Аня лукавила, в кошельке лежала сумма, на которую легко можно было бы купить все цвета радуги и хороший набор кисточек.

– Я дам тебе взаймы, – Марго сделала вид, что поверила, – Всё, скорее допивай свой чай, и пойдем. Кстати, два года назад я там видела симпатичного продавца. Как ты думаешь, он работает там до сих пор?

К сожалению, симпатичного продавца, на месте не оказалось, зато подруги нашли всё что и искали, и даже больше. У Аньки теперь было столько красок, что ими можно разукрасить всю серую жизнь. И для вдохновения прикупили ещё две красивые книги, одну про творчество Дали, а вторую про Айвазовского.

Анька любила этот магазинчик на окраине города. Здесь никогда не было шумной толпы, ни кричащих капризных детей, ни хихикающих подростков. Можно было выбирать внимательно и долго. Продавцы были увлечены своим делом и могли часами рассказывать, как правильно пользоваться красками, чтобы их не засушить, или чем отличается абстракционизм от авангардизма.